– Нет, нет, нет, – забормотал Эф, как водитель, внезапно увидевший, что в него вот-вот врежется встречный автомобиль.

Это было то же чувство беды, которое не отпускало его все выходные.

Эф попытался мысленно вернуться во вчерашний день: они с Заком в его квартире… едят китайскую еду… играют в видеоигры. Их ждали такие длинные выходные. Как же ему тогда было хорошо! А сейчас – просто какой-то перебор…

– Я хочу сказать, доктор Гудвезер, что не вижу смысла в продолжении наших консультаций, – подвела итог доктор Кемпнер.

Эф повернулся к Норе – та внимательно посмотрела на него и мгновенно поняла, что происходит.

– Вы, конечно, можете объявить мне, что все кончилось, – прошептал Эф в мобильный телефон. – Но на самом деле ничего не кончилось, доктор Кемпнер. И не закончится никогда.

С этим он отключил связь.

Эф отвернулся, зная, что Нора в этот момент особо уважает его чувства и не станет утешать, сострадательно заглядывая в лицо. Он был благодарен ей за это: на глазах выступили слезы, и Эф не хотел, чтобы Нора их увидела.

Первая ночь

Несколько часов спустя в подвальном морге Управления главного судебно-медицинского эксперта на Манхэттене доктор Беннетт заканчивал свои дела после очень долгого рабочего дня. Ему бы валиться с ног от усталости, однако на самом деле он был просто зачарован происходящим. Творилось нечто невероятное. Здесь, прямо в этом зале, переписывались привычные, такие, казалось бы, надежные правила смерти и разложения. Весь этот балаган выходил за пределы устоявшихся медицинских представлений, за пределы самой человеческой биологии… Может быть даже, они вторглись в область Чуда.

Как и планировалось, он приостановил все вскрытия до утра. Наверху продолжалась какая-то другая работа, судебно-медицинские следователи трудились в своих кабинках, но морг находился в полном распоряжении Беннетта. Он заметил кое-что еще во время визита специалистов из ЦКПЗ, кое-что связанное с образцом взятой им «крови» – той самой переливчатой белесой жидкости, которую собрал в банку. Беннетт спрятал ее в одном из кулеров, предназначенных для хранения образцов тканей, поставив за другие банки и пробирки, – как последний, годный еще десерт, скрываемый от чужих глаз в холодильнике общего пользования где-нибудь в больнице.

Беннетт достал банку, свинтил с нее крышку, сел на табуретку у рабочего столика, что стоял рядом с раковиной, поставил сосуд перед собой и уставился на жидкость. Через несколько секунд поверхность белой «крови» – ее объем составлял около ста семидесяти миллилитров – пошла рябью. По телу Беннетта пробежала дрожь. Он сделал глубокий вдох, чтобы взять себя в руки, поразмыслил над тем, что можно сделать дальше, и снял с полки еще одну банку, только пустую. Наполнив ее таким же количеством воды, Беннетт поставил вторую банку рядом с первой. Ему нужно было убедиться, что рябь не вызвана какими-либо вибрациями, например от проехавшего мимо морга грузовика или чего-нибудь еще.

Беннетт смотрел и ждал.

И дождался. Поверхность вязкой белой жидкости пошла рябью – он это увидел! – тогда как поверхность значительно менее плотной воды даже не колыхнулась.

В глубине образца «крови» что-то двигалось.

Беннетт вновь немного подумал. Он вылил воду в раковину, а затем медленно перелил маслянистую «кровь» из первой банки во вторую. Беловатая жидкость, по консистенции напоминающая сироп, текла медленно, но очень четко. Как ни вглядывался Беннетт в струйку, он ничего не увидел. На дне первой банки осталась тонкая пленка белой «крови», однако и в ней Беннетт решительно ничего не углядел.

Он поставил вторую банку на столик и снова уставился на нее в ожидании.

Долго смотреть не пришлось. Поверхность опять пошла рябью. Беннетт едва не подпрыгнул на табуретке.

За его спиной раздался какой-то шум – то ли царапание, то ли шелест. Беннетт резко повернулся. Открытия этого дня сделали его совсем дерганым. Потолочные лампы освещали пустые столы из нержавеющей стали. Все поверхности были чисто вымыты, сливные отверстия тщательно вытерты. Жертвы рейса 753 хранились в запертой холодильной камере, герметичная дверь которой располагалась в противоположной стене.

Наверное, крысы, решил Беннетт. Никакими усилиями не удавалось избавить морг от этих вредителей – уж, казалось, перепробовали все средства. В стенах, наверное, подумал Беннетт. Или под сливными отверстиями. Еще несколько секунд он прислушивался, а затем вернулся к банкам.

Беннетт снова перелил жидкость из сосуда в сосуд, однако на этот раз остановился на полпути. Объемы «крови» в банках были примерно равными. Он поставил оба сосуда под потолочную лампу и стал поглядывать на молочную поверхность и там и там, ожидая увидеть признаки жизни.

Вот! В первой банке. Крохотный плюх – словно малек что-то склевал с поверхности мутного прудика.

Беннетт долго смотрел на вторую банку, пока не удостоверился, что там ничего живого нет, после чего вылил ее содержимое в раковину. Потом повторил опыт, снова разделив белую жидкость между двумя банками.

Вой сирены с улицы заставил его выпрямиться. Машина проехала, и в наступившей тишине он опять услышал звуки. Словно что-то двигалось за его спиной. Беннетт снова резко повернулся, чувствуя себя параноиком и дураком одновременно. Зал был пуст, в морге царили покой и стерильность.

И однако же… что-то ведь издавало эти звуки. Беннетт поднялся с табуретки и замер, слегка поводя головой из стороны в сторону, чтобы определить, где находится источник шума, – так действуют экстрасенсы, угадывающие мысли публики.

«Экстрасенсорика» навела его на стальную дверь холодильной камеры. Беннетт сделал по направлению к ней несколько шагов. Все его органы чувств работали как один точный, тонко настроенный механизм.

Шелест. Шевеление. Звуки вроде бы доносились изнутри. Беннетт провел в морге более чем достаточно времени, чтобы не пугаться мертвецов… и тут он вспомнил про посмертное разрастание тканей, которое наблюдалось в этих трупах. Ясно: беспокойство, порожденное увиденным, заставило его психику включить старые добрые табу, связанные с мертвецами. Все, что касалось его работы, бросало вызов обычным человеческим инстинктам. Вскрытие трупов. Осквернение мертвых. Сдирание лиц с черепов. Иссечение органов и кромсание гениталий. Стоя в пустом зале, Беннетт улыбнулся самому себе. Все-таки внутри он оставался самым обыкновенным, нормальным человеком.

Это все шутки психики. А причина звуков, скорее всего, какой-нибудь сбой охлаждающего вентилятора. В любом случае в холодильной камере был предусмотрен аварийный выключатель – большая красная кнопка, – на тот случай, если кого-нибудь случайно закроют внутри.

Беннетт вернулся к банкам и опять уставился на них, надеясь уловить хоть малейшее движение. Единственное, о чем он жалел, так это о том, что не принес сверху ноутбук, куда мог бы записывать свои мысли и впечатления.

Плюх!

На этот раз Беннетт был начеку. Его сердце едва не выпрыгнуло из груди, но тело осталось неподвижным. По-прежнему – в первой банке.

Беннетт опорожнил вторую банку и в третий раз разделил пополам содержимое первой. Теперь в каждой банке было чуть больше двадцати миллилитров жидкости.

В процессе переливания молочно-белой «крови» Беннетту показалось, что в струйке что-то проскользнуло из первой банки во вторую. Что-то очень тонкое, длиной никак не больше четырех сантиметров… Если действительно проскользнуло… Если ему это не привиделось…

Червь. Шистосома[41]. Паразитарная болезнь? Биология знает немало примеров того, как паразиты перестраивают своих хозяев, чтобы обеспечить самовоспроизводство. Может быть, этим объясняются те странные посмертные изменения, которые он видел в трупах на секционных столах?

Беннетт поднял банку, покачал остатки белой жидкости под светом потолочной лампы. Поднес к глазам, внимательно всмотрелся… Да! Не один, а даже два раза там что-то скользнуло. Что-то извивающееся. Тонкое, как проволока, и белое, как сама жидкость. И это «что-то» двигалось очень быстро.

вернуться

41

Шистосомы – род трематод (плоских червей), паразитирующих в просвете кровеносных сосудов млекопитающих.