Несколько смущенные, любовники поднялись и отправились готовиться к свадьбе…

Обручение ничуть не изменило поведения Полины. Девушка вела себя так же вызывающе, как прежде, и друзья ее будущего мужа пользовались этим, совершенствуя любовное образование Полины.

Кокетливая, озорная, импульсивная и очаровательная — все мужчины обожали ее. А она, снедаемая настоящей жаждой удовольствий, позволяла ласкать себя всем и каждому…

Поэт Антуан-Венсан Арно, будущий член Французской академии, оставил нам весьма выразительный портрет Полины того времени. Послушаем, что он пишет:

«За обедом меня посадили рядом с Полетт. Она помнила меня по Марселю и вполне мне доверяла, зная, что я близок с ее будущим мужем. Вела она себя со мной, как со старым знакомым. Эта женщина соединяла в себе почти совершенную красоту с весьма сомнительными моральными качествами, она была самым очаровательным, но и самым неразумным существом на свете. Воспитанная хуже любой пансионерки, она без конца болтала обо всем и ни о чем, перебивала самых важных гостей, показывала язык своей невестке, когда та не могла этого видеть, толкала меня коленом, если ей казалось, что я не оказываю ей достаточного внимания. Ее брат бросал на нее время от времени убийственные взгляды — именно так он обычно призывал к порядку провинившихся. Но на Полетт это не производило ровным счетом никакого впечатления — минуту спустя все начиналось сызнова, так что весь авторитет генерала Итальянской армии разбивался о взбалмошность девчонки».

Маленькой девчонки с ослепительной улыбкой, которая превратит свою жизнь в самую неистовую вакханалию.

Венчание состоялось 14 июня 1797 года в часовне в Монтебелло.

Полина была безумно влюблена в своего мужа и так радостно улыбалась после венчания, что добрые граждане предсказывали им безоблачное счастье.

И конечно, как всегда, ошиблись. Обосновавшись в Париже, на улице Виль-л'Эвек, новоиспеченная госпожа Леклерк, восхищенная знакомством со столицей, начала так нежно и пылко посматривать на молодых щеголей, что нетрудно было догадаться о ее аппетитах.

«Она смотрела на них из окна, оценивая любовные таланты, воображая каждого в самой пикантной ситуации, и провожала их глазами несчастной привязанной кошки, видящей, как ускользает от нее мышка-добыча…»

Леклерк, недавно произведенный в генералы, но не лишившийся здравого смысла, довольно быстро заметил, что его молодую супругу терзают похотливые мысли. Так что, когда Директория отправила его председателем генерального штаба в Ренн, он принял некоторые меры предосторожности. Под тем предлогом, что Полине — а ей было к тому моменту семнадцать лет, — необходимо учиться орфографии, он отправил ее в школу госпожи Кампан.

Однако занятия правописанием не могли отвлечь маленькую корсиканку от ее навязчивой идеи.

Впрочем, свора обожателей, следовавшая за ней из одного салона в другой, вряд ли возбуждала в Полине желание предаваться простым радостям начального образования… А вот успех нашей корсиканки в свете — и это надо признать — был весьма заметен. Никто не мог сказать, что встречал женщину красивее, даже весьма злая на язык госпожа д'Абрантес вынуждена была признать это в своих «Мемуарах»: «Многие говорили о ее красоте. Об этом свидетельствуют ее живописные и скульптурные портреты; однако ни одна картина, ни одна статуя не передают совершенства красоты этой удивительной женщины».

Эта красота вызывала, естественно, ревность окружающих. И первой женщиной, достаточно зло продемонстрировавшей это Полине, была Жозефина.

Затаившая злобу Полина стала называть свою невестку не иначе, как «старой кошелкой», и с удовольствием сообщала брату о всех изменах супруги.

Однако то были лишь легкие семейные трения. Еще одна женщина публично и громко выместила на Полине свою ненависть и зависть. Эту женщину звали мадам де Контад.

Однажды вечером, на приеме у мадам де Пермон, матери будущей мадам д'Абрантес, она подошла к Полине, стоявшей в окружении обожателей, и воскликнула:

— О, Бог мой, какое несчастье! Вы так прекрасны, мадам, но неужели никто до сих пор не заметил этого недостатка? Господи, какое невезение!

— Но что вы видите, мадам де Контад? — удивленно воскликнул один из гостей.

— То есть как, что я вижу?! Разве вы сами не замечаете эти два огромных уха по бокам очаровательной головки? Да если бы у меня были такие уши, я согласилась бы даже отрезать их! Может быть, мне стоит посоветовать госпоже Леклерк сделать это? Правда, такой совет можно дать только в крайнем случае…

«Мадам де Контад еще не успела закончить, — пишет герцогиня д'Абрантес, — как взгляды всех присутствующих обратились на мадам Леклерк, но на сей раз в них было не восхищение, а только жгучее любопытство и страстное желание увидеть ее уши.

К несчастью, природа действительно никогда еще не приставляла более странных ушей справа и слева от очаровательного лица: это были два кусочка белого тонкого хряща, очень некрасивые. Конечно, хрящи были совсем не так огромны, как утверждала мадам де Контад, но действительно очень уродливы…

Эта сцена заставила мадам Леклерк пролить много слез; ей стало дурно, и она была вынуждена уехать к себе еще до полуночи».

Пережив подобное оскорбление, Полина, не обладавшая достаточным умом, чтобы отомстить язвительной остротой, решила погубить своих недоброжелательниц, «утопив их в собственной злобе» и доказав всесильное влияние своей красоты на всех окружающих мужчин. Для начала она сменила прическу, искусно скрывавшую ее некрасивые уши, и завела сразу трех любовников…

«Этот факт, — пишет Бернар Набонн, — свидетельствовал одновременно о темпераменте молодой восемнадцатилетней матери и о ее полной бесчувственности».

Любовниками Полины стали три генерала, причем все трое были друзьями ее мужа: Бернонвиль, Моро и Макдональд.

Какое-то время ситуация забавляла Полину. «Игра, — свидетельствует все тот же Бернар Набонн, — заключалась в том, чтобы ни один из любовников не догадался, что у него есть соперник, что было довольно трудно сделать, ведь мужчины были близкими друзьями. Полина попыталась поссорить их, рассказав каждому о неблаговидном поступке другого, порочащем мужскую дружбу. Однако замысел ее провалился: друзья объяснились, все поняли и решили одновременно порвать с общей любовницей, хотя Моро только что провел с ней два дня за городом.

Три письма, сообщающие о разрыве, выпало нести Бернонвилю, который, однако, предпочел в последний момент отослать письма товарищей с курьером, а сам объяснился с Полиной лично».

Их свидание прошло совсем не так, как он планировал. Он не успел даже рта раскрыть, чтобы высказать свои претензии, как красавица корсиканка увлекла его на постель, раздела и — одним мановением руки — привела в самое блаженное состояние… Зацелованный, укрощенный, превратившийся в ручного медвежонка, генерал, хотя и был человеком долга, вынужден был вести себя как галантный кавалер.

Разрыв был отложен на несколько дней.

В следующий раз осторожный Бернонвиль отослал Полине письмо…

Конечно, женщина! Госпожа Леклерк!

Говорят, что в порт ее принесли на руках мужчины — словно на носилках!.. Если бы король Пруссии, великий Фридрих был жив, он еще раз проклял бы «юбки». Да, «юбки» часто вредят делу, они и на этот раз навлекли на нашу армию много несчастий».

Именно легкомыслие Полины погубило французские войска на Сан-Доминго…

Лемонье-Делафос (бывший офицер армии Сан-Доминго). Второй поход на Сан-Доминго, а также краткие исторические воспоминания о первой кампании, 1846.

14 декабря 1801 года флагманский корабль «Океан», на котором удобно расположилась чета Леклерков, поднял все паруса и покинул брестский порт.