Неприятно теплый после прохлады пещер ветер разметал его волосы, и Хакмар остановился, подвязывая их кожаным ремешком, как в кузнице.

Из-за горы еще пробивались последние Закатные лучи ушедшего на другую сторону вершин Сумэру солнца. Разрезая уже сгустившиеся Ночные тени, на каменистые предгорья ложились длинные полотнища света, ярко-красного, как… как тот Огонь, что он видел в испытательной пещере. Хакмар торопливо отвел взгляд. Берущий свое холод уже высушил пробивающиеся между камнями стебли травы, и они с сухим треском ломались под подошвами Хакмаровых кожаных бродней [7], иногда больно кололись даже сквозь плотные рабочие портки.

Хакмар все дальше уходил от широкого торгового тракта в предгорье. Наконец он торопливо огляделся по сторонам, прислушался… Здесь, на открытой местности, он всегда чувствовал себя неуверенно. Слишком много пространства. Слишком много воздуха. Слишком много звуков – шелест сухой травы, завывание ветра… Ладно, тянуть нечего. Хакмар торопливо отодвинул в сторону приметный камешек и запустил руку под него. Пальцы торопливо нашарили плотную промасленную кожу – и Хакмар вытащил наружу длинный сверток. Еще огляделся и, зажав сверток под мышкой, побежал вниз по склону.

Земля под ногами постепенно переставала идти под уклон, становясь все ровнее и ровнее. Проступающие сквозь нее макушки каменных валунов становились все реже. Хакмар натянул на обожженные руки тонкие кожаные перчатки и, раздвигая перед собой колючие стебли, пошел через сплошное поле высокой травы. Он настороженно поглядывал вокруг, но ихпоявление, как всегда, пропустил. Бесшумно, будто гонимые ветром клочья тумана, из царящих над предгорьями Сумерек возникли лошади, которых словно несло над травой – словно мерзлые стебли расступались сами. Сзади послышалось негромкое и слегка насмешливое фырканье. Хакмар почувствовал, как теплое дыхание обдало ему шею. Стремительно обернулся… Гладкие конские бока – гнедые, и вороные, и серые – беззвучно скользили вокруг него. Огромные влажные очи разглядывали его задумчиво и в то же время с явным озорством. Шелковистый хвост вдруг коротко хлестнул Хакмара по лицу. Мальчишка стоял, не шевелясь. Он слишком хорошо знал, что не все кони здесь – на самом деле кони, и усесться на одного из них значит смертельно обидеть. Потому он просто ждал. Вдоволь набродившись вокруг него и нафыркавшись, табун расступился. Совсем молодой, еще не ходивший под седлом жеребчик, светло-серый, как сам богатырский Акбузат, конь Урал-батыра, ткнулся бархатистыми губами ему в волосы. Прошелся впритирку, подталкивая… Хакмар оказался рядом с другим жеребцом. Замешкался на мгновение – конь был рыжим, с яркой медно-огненной гривой! Да что это нынче вокруг него, как сказали бы Минька с приятелями, какой-то этюд в багровых тонах!

Конь ободряюще заржал, и, ухватившись за гриву, Хакмар взлетел ему на спину и стиснул коленями гладкие бока. Мягким стелющимся галопом рыжий жеребчик понесся по степи. Табун ринулся вслед за ним.

Страшным усилием Хакмар подавил нарастающую панику. Верхом-то ездить он умел – спасибо маме и деду, но вот гонять без седла ему почти не приходилось. Да еще прямо в середине бегущего табуна. Куда ни глянь, вокруг только конские спины, а ниже – сплошные копыта. Некоторые даже кованые, он точно знал – сам ковал.

Спина неоседланного коня оказалась непривычно бугристой, с выпирающими в самых неожиданных местах костями. И еще скользкой – Хакмар почувствовал, что потихоньку сползает, заваливаясь на правый бок, прямо под мельтешащие внизу копыта. Только не обнимать коня за шею, только не обнимать! Вот уж позорище, в каждой юрте станут хохотать! Лучше уж сверзиться! Он отчаянно вцепился в развевающуюся гриву и сильнее стиснул колени. Почувствовав давление, конь понесся галопом – стелясь над сухой травой, как удирающий от охотника заяц.

– Ва-ва-ва-а-а! – завопил Хакмар, когда сумасшедший ветер ударил ему в лицо, хлеща, будто плетью. Он взлетал над конем, удерживаясь, казалось, на одних только намотанных на запястья прядях гривы, снова плюхался на спину, едва не отшибая себе зад об конский хребет. Если подлая коняка еще хоть чуть-чуть прибавит скорость – его просто унесет и погонит по траве, как кусок высушенной бересты!

«Подлая коняка» скорость прибавлять не стала. Скалясь крупными зубами, из густой травы вынырнул надетый на палку конский череп – и рыжий жеребец вроде бы с испуга взбрыкнул, вскидывая Хакмара, а потом тут же встал на дыбы, молотя в воздухе передними ногами. Конская спина под Хакмаром встала вертикально. Он все-таки не удержался и обхватил жеребца обеими руками за шею.

– На горло-то не дави, задушишь, – хрипло сказал конь.

Хакмар опустил глаза… и обнаружил, что руками и, главное, – коленями сжимает шею парня постарше и покрупнее его самого.

– И вообще, слезь с меня немедленно! – запрокидывая голову, чтобы глянуть в обалдевшую физиономию своего седока, задушевно потребовал тот, кто только что был рыжим конем. – Вам, горным, только дай, сразу на шею садитесь! – и он стряхнул в траву сидящего на его широких плечах Хакмара.

Рядом, держась за животы, хохотали еще с пяток разновозрастных мальчишек. Мимо с топотом пронесся табун, в котором коней стало явно поменьше. Отплевываясь набившейся в нос и рот пылью, Хакмар перекатился на колени…

– Двоюродный брат Алгыр! Но ты же обычно серым оборачиваешься!

– Что я тебе, конь, что ли, одну масть иметь? – продолжая хохотать, выдавил Алгыр. – Ради созерцания твоего лица стоило даже в полосатого черно-белого превратиться!

Хакмар представил, как здоровяк Алгыр превращается в такого стильного жеребчика: черная полосочка, белая, черная, белая… – и тоже захохотал.

– Ладно, – выдавил он. – Увижу такого коня – буду знать, что это ты!

Теперь уже хохотали все. Вытирая брызнувшие из глаз слезы, Алгыр протянул двоюродному брату руку:

– Вставай, брат! Дед тебя давно ждет.

Компания мальчишек миновала натыканные вокруг ауыла шесты с черепами лучших скакунов, что скалились на все стороны света, отгоняя от живых коней серые тени – зубастых волков, да тени невидимые – выползавших из сырой теплой земли духов конских болезней. Посреди ауыла снежным сугробом возвышалась двенадцатикрылая белая юрта [8]бия. Алгыр приподнял закрывающую вход кошму [9]. Придав лицу подобающее почтительное выражение, Хакмар полез внутрь.

– Радость-то какая, внук пришел! – сидящий на сваленных на помосте кошмах старик приветственно распахнул объятия.

Хакмар хотя и с легкой усмешкой, но все же, как положено, сперва склонился к ногам старика. Попробуй – не поклонись, Дней пять потом дед поминать будет, что не уважают. И как только у них здесь, под горой, времени на все эти обычаи хватает? Ну, у них, правда, металл в печи не кипит…

– Совсем, совсем забыл нас, малыш Хакмар! – обхлопывая внука по плечам и близоруко щурясь, бормотал дед. – Скоро в своей горе вовсе разучишься в седле держаться! Видано ли дело: мой внук, сын моей дочери – коня за шею обнимает!

– Так если б в седле, – смущенно проворчал Хакмар. Вот старый конь, сидит у себя в юрте – а все видит!

– То он двоюродного брата на радостях обнимал, не виделись долго, – с усмешкой сказал Алгыров отец, Хакмаров дядя, сидевший, тоже на кошмах, под помостом главы рода. – Что стоишь, садись давай, бауырсак ешь! Ты эти шарики медовые всегда любил, бывало, как маленьким тебя сестра моя из горы к нам приведет – за обе щеки уплетал… – И дядя грустно вздохнул.

Хакмар кинул в рот вываренный в меду шарик теста – любимое в детстве лакомство теперь, без мамы, отдавало горечью. Но деда да дядю обижать нельзя – и он положил в рот еще один.

– Я долго не был, зато пришел с подарком, дедушка, – сказал он. Хакмар подтянул к себе позвякивающий сверток, медленно и торжественно развернул промасленную кожу.