Словно почуяв его мысли, девчонка гордо выпрямилась, перекинула на грудь тонкую косу – безвкусная бляха громко брякнула. Теребя пушистый кончик косы и кокетливо косясь на Хакмара, прощебетала:

– Меня Нямь зовут! Я с обозом приехала.

– Мне совершенно неинтересно, как тебя зовут и на чем ты приехала. Хоть на мэнкве верхом! – отчеканил Хакмар, возвращая горшок. Вот бы сестры да Таньчулпан с Чусовой обхохотались, увидав, что он разговаривает с этой отстойной северной девчонкой! Мальчишка поднялся и пошел вдоль гребня стены к лестницам.

Сзади послышался тихий шепот, и какая-то из местных девчонок быстро проговорила:

– Молодой мастер Хакмар очень гордый – совсем не обращает на наших девушек внимания! Зато красивый какой! – Голосок стал мечтательным. – И умный! И смелый! А на мечах как дерется!

– Не очень-то и хотелось! – в ответ звонко отчеканила Нямь – эта шептать не считала нужным. – Пойду-ка я к тому парню, который наш обоз от мэнквов спас!

Хакмар аж споткнулся на верхней ступеньке. Это кто ж, кроме него – ну и, может, еще воинов крепости, – обоз от мэнквов спасал?

– Вот кто смелый! – продолжала выступать Нямь. – И имя у него очень красивое – он его во сне бормотал, я подслушала. Его зовут Дон…

«Чуд стойбищный!» – мысленно закончил фразу Хакмар, спускаясь по лестницам. Настоящего имени Нямкиного героя он не расслышал, да ему было и неинтересно.

Свиток 26

Повествующий о странных событиях в крепости и ненормальном мальчишке из обоза

Крепость была деловита, как мастеровые пещеры, – отовсюду слышались звуки пилы и стук молотков, прямо посреди утоптанной центральной площади выстроились сани спасенного обоза, тетки в мохнатых одежках уже вешали на рогульки котлы – куховарить. Пока Хакмар шагал через крепостной двор, у него заболели шея и губы – отвечать на поклоны и улыбки. А для девчонок вообще придется палку с гвоздем соорудить – отгонять.

Довольно улыбаясь, Хакмар ввалился в свою кузницу. Ага, тут уже побывали! Возле горна грудой валялись обломанные об мэнквову шкуру топоры, парочка расколовшихся в тонкую щепу копий, переломанные наконечники стрел горстями… Хакмар подцепил один обломок – определить, что это было раньше, не представлялось возможным, но сейчас оно больше всего напоминало скатанный в трубочку блин. И кто-то здесь надеется, что он сможет превратить эту груду изломанного до неузнаваемости барахла обратно в оружие? Он им что – сам Хожир и все его сыновья разом? И вообще, не будет он сейчас починкой заниматься! В конце концов, он своим умом и сообразительностью только что отстоял целую крепость! Ну, может, не он один, но и он заслужил хоть немного радости!

Хакмар полез в дальний, нарочно заваленный всякими ненужными – и очень острыми – обломками угол, раскидал хлам и вытащил на слабый отсвет тлеющего в горне Голубого огня глиняную форму. Он вылепил эту форму сразу же – как только пришел в здешнюю кузницу, дав согласие старому воеводе помочь в битве с мэнквами. Надо подбирать дерево для луков, строгать широкие, под толстенные колья, ложа, сучить веревки на тетиву – а Хакмар любовно лепил фигурки из глины и обжигал их в печи. Надо ковать спусковые механизмы – а Хакмар плавил собранное по всей крепости олово и заливал его в форму. И вот теперь отливка наверняка застыла и он хотел видеть созданный им онгон, вместилище для духов. Получилось или нет? Хакмар взял молоток полегче, решительно выдохнул – не посмотришь, не узнаешь – и тюкнул по фигурке, разбивая глину.

Они все были здесь – на спине Абарги, великой рыбы с тринадцатью плавниками. Сам Черный Хожир – строитель первой кузницы и создатель кузнечного искусства – в трехрогой стальной короне. И семь его сыновей: мечущие искры Сар хара и Бок шара, возжигающий горн Нухур хара хара, носитель молота Худэрэ, владеющие волшебными знаниями Абтай и Альгандаа, и напоследок веселый Аляа, тот, кто учит своих любимцев использовать кузнечное ремесло для создания красоты и радости. Все с клещами, молотами и котлами в руках. У ног их стояла крохотная наковальня.

Хакмар блаженно вздохнул. Они, все восемь, были такими… такими… ну cool!

Хакмар глубоко вздохнул и почтительно водрузил получившуюся фигурку на полку у горна.

Теперь он точно знал, что был прав, когда тратил бесценное время на вроде бы бесполезное занятие. Он просто хотел показать Черным, что не держит на них зла – за потерянный по их милости дом и за скорую смерть всего в тринадцать Дней. Наверное, они и не хотели ему зла – просто надеялись вернуться в Среднюю землю, не понимая, во что их милость обойдется выбранному ими мальчишке. Вот он напоследок и сделал для них, что мог. Вернул их как умел. И он благодарен им. Не чуд же он, чтоб не понять – ему никогда бы не создать оружие против мэнквов без помощи духов. Не зря у него все так здорово получалось! Хакмар низко поклонился крохотным оловянным кузнецам.

Голубой огонь в горне отчаянно замигал – будто на него вывернули ведро воды, зашипел, опал… И вместо него вверх взвился сполох Рыжего пламени. Затанцевал, мигнул. И исчез, словно его и не было. Хакмар даже не понял толком – было ли это взаправду, или его измученным мозгам того… почудилось. Но на душе почему-то стало легко, даже усталость отступила. Ладно, он все-таки приведет в порядок уцелевшее оружие. А потом – спать.

Продолжая насвистывать, Хакмар раскочегарил горн и принялся выпрямлять погнутый топор. Постепенно посвист перешел в песню:

Закаливать железо мы научились.
У подножия горы Сумэру, у хозяина вселенной,
Как молоко, белым песком
Ковать железо научились…

Хакмар вдруг понял, что на самом деле он никогда раньше не слышал этой песни – откуда же знает слова? Но под нее гораздо легче работалось. Хакмар погрузил заржавевшие от черной крови мэнквов лезвия в горшок со специальным составом. Кузница наполнилась вонючим едким дымом, но Хакмар не обращал на это внимания – в первый раз, что ли? Он продолжал работать молотом и петь:

Научил нас этому искусству
Один из сорока четырех тенгриев
Борон хара тенгрий…

Ему даже показалось, что где-то далеко-далеко его песню подхватили сильные голоса:

– То деяния черных кузнецов, семи сыновей Хожироя!

И в такт пению сзади затопотали шаги. Держа прокованный наконечник копья щипцами, Хакмар повернулся.

Из заполнившего кузницу едкого тумана вынырнул тот самый тощий стойбищный, которого он едва не пристрелил на стене.

– Какого Эрлика ты тут шастаешь! – заорал Хакмар, чувствуя одновременно и злость, и страх. – Подслушиваешь?

Неужели он слышал песню? Песню о проклятых черных кузнецах?

– Я… Я кузнеца ищу, – пролепетал стойбищный и уставился на что-то поверх Хакмаровой головы. Его узкие глазки распахивались все шире, шире… – Злой дух! А-а! Ты – злой дух! Подземный кузнец!

– Ты что такое говоришь! – растерянно пробормотал Хакмар. – Ты откуда знаешь…

Откуда он может знать? Кто он такой?

– Ты не выдумывай! – чувствуя настоящий страх, вскричал Хакмар. – Ты постой! – он попытался ухватить стойбищного за рукав, сам не зная, что собирается сделать – поговорить с ним или без долгих разговоров долбануть молотом по башке.

Но стойбищный просто завизжал, как недорезанный поросенок, и отскочил назад, раскидав составленные у стены металлические чушки.

– Мало того что стойбищный, еще и припадочный? – прыгая над катающимися под ногами чушками, заорал Хакмар.

Но стойбищный уже развернулся и ринулся прочь. У выхода раздались шум и вопли. Когда испуганный Хакмар добежал до двери, за порогом кузницы, в снегу, дергая ногами, лежал пришибленный шаман.