Колледж, в котором кипят страсти по поводу очень узкому и локальному, живет тем не менее не в безвоздушном пространстве. Мастерство Сноу раскрывается в том, как умело и без нажима он связывает частное с общим, мелкое и местное с большим и значительным для всех.
Действие происходит в 1937 году. В Испании идет гражданская война.
В Германии наглеет фашизм. В самой Великобритании хозяйничают магнаты промышленности, далеко не враждебные нацистскому режиму. Все, что происходит в мире, не только «доносится» до Кембриджа, но в конечном счете даже определяет решение того локального конфликта, изображению которого посвящен роман.
Пилброу, вернувшийся из Европы накануне выборов, спешит сообщить своим былым единомышленникам принятое им решение. Он будет голосовать за Кроуфорда (а не за Джего), ибо совесть его требует встать на сторону антифашиста, человека радикальных взглядов…
«Наставники» не политический роман, но автор его ни на минуту не забывает о том, что волнует мир в эту зиму 1937 года — последнюю предвоенную зиму, — и симпатии его «на левой стороне».
Не забывает Сноу и о другом: ученые, живущие (в данном романе) одной заботой — правильно выбрать человека, который будет ими управлять, не оторваны вместе с тем ни от политической жизни мира, ни от тех экономических и социальных сил, которые определяют жизнь их страны и их общества.
Не подчеркивая и не акцентируя, Сноу тем не менее непрерывно вводит в свое повествование разнообразные мотивы, позволяющие поставить его героев (и антигероев) в конкретные классовые и исторические рамки реальной жизни. И книга, которая поначалу кажется узкой и ограниченной в диапазоне, при более внимательном и пристальном ее чтении приобретает новый смысл.
Так, весьма важен мотив, который сегодня, по прошествии уже многих лет после написания романа, бросается в глаза с новой силой в обстановке бурного развития научно-технической революции. Как всегда неназойливо, Сноу, однако, еще в 1950 году, когда писался роман (и за 9 лет до его выступления с лекцией о «двух культурах»), показал свое отношение к точным наукам, которым, по его мнению, уделялось недостаточное внимание в крупнейших университетах страны. Один из персонажей романа, сэр Хорас, в изображении Сноу умный и дальновидный представитель делового мира, дает понять ученым колледжа, что его предполагаемый денежный дар колледжу будет зависеть от того, как его используют. Он хочет видеть свои деньги израсходованными на подготовку ученых-естественников, на исследования в области точных наук. Такая постановка вопроса находит сочувствие у физиков Гетлифа и Льюка, у физиолога Кроуфорда — за этими людьми стоит сам Сноу, хотя он и не выдает еще своей позиции в прямых высказываниях Льюиса Элиота.
Роман «Наставники» не назовешь философским. Не скажешь даже, что это книга с философской тенденцией. И все же, повествуя о выборах главы колледжа, то есть развертывая главную тему, автор зачастую по тому или другому поводу делает отступления, рассуждая о жизни и смерти, о значении времени, в ходе которого меняется человек, о стремлении людей к власти и его результатах, о зависти и ее влиянии на мелкие души, которые она охватывает с силой большой страсти.
Заслуживают особого внимания высказывания автора о многом из того, что первоначально изображается им без комментария или почти без такового. Так, когда Браун встает перед фактом «измены» Кристла и Джего с горькой иронией спрашивает его, будет ли он, Браун, по-прежнему доверять своему давнему другу, Элиот-Сноу дает такую оценку ситуации: «Браун улыбнулся грустно, иронично и мудро, этой улыбкой он дал нам почувствовать, что будет доверять Кристлу так же осторожно, как и раньше. Браун неплохо изучил своих друзей и прекрасно знал, что они всего лишь люди, а поэтому от них можно ожидать и предательства, и беззаветной преданности».
Мастерство Сноу в изображении динамики человеческих мыслей и чувств в романе «Наставники» поистине изумительно. Писателю удается отыскать важнейшие рычаги поступков и душевных движений своих персонажей и показать их с предельным лаконизмом. Сноу почти никогда не обращается к сложным метафорам, столь типичным для некоторых других писателей, но очень охотно завершает ту или иную тему, тот или иной мотив в своей книге лапидарной и предельно выразительной сентенцией. Так, развернув характеристику Кроуфорда, Сноу замечает: «У него не было блестящих способностей Роя Калверта, и в тесте на интеллектуальное развитие он уступил бы ректору или, например, Винслоу, а интуитивной человеческой проницательности в нем и вовсе никто бы не обнаружил. Но он обладал мощным и напористым практическим умом…»
Когда старый декан умирает, Деспард-Смит проявляет неожиданную силу чувства, суммируя то, что ощущают многие. «Он был очень человечным», — говорит он сдержанно.
Прочитав роман «Наставники», можно забыть перипетии подготовки выборов ректора колледжа, но трудно забыть яркие и глубокие человеческие характеры, созданные талантом писателя.
Готовя к печати главу о Сноу для книги «Английские диалоги», я задумалась над тем, что заставило Сноу многие годы совмещать два на первый взгляд несовместимых вида деятельности — государственную службу и литературное творчество. Характер его книги «Различные люди», соединяющей очерки о людях поистине различных — Эйнштейне и Ллойд Джордже, Резерфорде, Черчилле и многих других, натолкнул меня, думается, на верное решение этой психологической проблемы. Цель, которую преследовал Сноу, согласившись вначале на пост правительственного эксперта по вопросам вооружения, а позднее заместителя министра технологии, была не добиться власти, как говорили иные критики, а получить возможность стоять в центре событий, быть там и с теми, кто «делает погоду», решает вопросы не только культуры и науки, но и жизни страны[9]. Это, думалось и думается мне и сегодня, было для Сноу главным, было ключом к его личности. В дальнейшем формы работы Сноу изменились, но он сохранил и свои огромные связи, и свое влияние на английскую политику.
Не рассчитывая, быть может, на пост премьера — а меньшее его едва ли интересовало, — Сноу всегда стремился к «влиянию». Пути к «влиянию» (influence) не те, что ведут к «власти» (power). Занимая ту или другую должность, открывающую двери в правительственные круги и дома людей, играющих важную роль на сцене современной истории, Сноу получал обширную информацию и возможность влиять — иногда прямо, но чаще косвенно — на людей и их решения. Сноу — государственного деятеля, и притом деятеля больших масштабов, влекли коридоры власти. Привлекали они и Сноу-писателя: без доступа в них и всего с этим связанного он не мог бы писать так и то, как и что он писал в 60-х годах.
Роман «Коридоры власти» (1964) — один из наиболее содержательных романов Сноу, книга, вполне справедливо названная английской критикой романом политическим. Бесспорно являясь таковой, книга Сноу сохраняет тем не менее тот глубокий психологизм, которым насыщены все романы писателя и который делает ее выдающимся произведением подлинного реализма.
На страницах «Коридоров власти» можно найти прямое подтверждение моей мысли о том, для чего их автору необходимо было проникновение в правящие круги и участие в их деятельности. Размышления Льюиса Элиота, признания главного героя романа, видного государственного деятеля Роджера Куэйфа, наконец, рассуждения Сноу (в данном случае опять же Л. Элиота) о статистах истории — в них читающий роман найдет мысли Сноу о том, кто должен стоять у власти и делать политику. Для автора «Коридоров» главные актеры на исторической сцене — это именно те, кто стоит у власти.
Роман рисует Великобританию в трудный период ее истории (1955–1958 гг.). Это время Суэцкой авантюры, годы бурных событий в Европе и сложной дипломатической игры правителей Англии. Основной конфликт романа вымышленный, но за этим вымыслом кроется реальная борьба, идущая в правящих кругах страны, и те большие проблемы, которые стоят на повестке дня.
