Во взгляде Джего засветилась издевка.

— Ох уж эти женщины! — воскликнул он. — Вы обе притворяетесь, что любите книги, но вам никогда не избавиться от вашего природного естества. Жутчайшая практичность — вот непременное свойство любой женщины.

Им обеим это понравилось. Им нравилось, когда их объединяли — пожилую разочарованную женщину и пылкую, искреннюю девушку. Да, он сумел угодить им обеим: его обаяние подействовало даже на сварливую миссис Джего, а Джоан улыбнулась ему, как она обыкновенно улыбалась только Рою.

Все еще улыбаясь, девушка посмотрела на миссис Джего, и та, ответив ей такой же приветливой улыбкой, с непритворным участием спросила ее об отце:

— Он мучается?

— К счастью, нет. Только чувствует иногда общее недомогание.

— Слава богу, — проговорила миссис Джего.

Джоан сказала:

— Он очень похудел и ослаб. Мама понимает, что больше нельзя скрывать от него правду.

— Когда же она ему скажет?

— Буквально на днях.

Мы с Джего переглянулись. Мы не поняли, а спросить не решились, подождет ли она до среды.

— Ей, наверно, будет очень тяжело, — проговорила миссис Джего.

— Им обоим было бы сейчас гораздо легче, если бы отец узнал все с самого начала, — сказала Джоан. — И он имел на это право, я уверена. Да-да, я уверена, что от человека нельзя скрывать ничего жизненно важного — мы не такие мудрые, чтобы брать это на себя, вот в чем дело.

— Для молоденькой девушки вы рассуждаете удивительно разумно, — сказал Джего. — Мне в двадцать лет казалось, что я знаю все на свете.

— Ничего не поделаешь, ведь вы мужчина, — проговорила Джоан. Это был реванш за отзыв Джего о женщинах. — А мужчины поздно взрослеют.

— Очень поздно, согласен, — улыбнувшись отозвался Джего. — Но сейчас я уже достаточно взрослый, чтобы понять, насколько правильно вы оцениваете… ошибку леди Мюриэл. Да, она должна была сразу же открыть ему правду.

— Надеюсь, мне никогда не пришлось бы скрывать от тебя правду! — воскликнула миссис Джего.

— А я думаю, что мое бесстрашие ничего не стоит в сравнении с твоим, — заметил ее муж.

— Надеюсь, мне удалось бы сделать именно то, что необходимо, — простодушно улыбаясь, сказала миссис Джего.

Возможно, она всю жизнь будет готовиться к величайшим испытаниям, подумалось мне. Я все еще размышлял об этом, когда Джоан, поспешно распрощавшись, убежала на какую-то вечеринку, и миссис Джего опять почувствовала себя оскорбленной. После ухода Джоан Джего сказал:

— Какая милая и умная девушка. Жаль, что она держится такой букой. Да, удивительно достойная девушка.

— Может быть, ты и прав, — проговорила миссис Джего. — Но она могла бы не показывать, что ей непереносимо скучно, когда ее пытаются развлечь.

— Эта вечеринка наверняка интересует ее только потому, что она надеется встретить там Роя Калверта, — сказал я.

— Дай им бог, чтобы у них все сладилось, — заметил Джего. — Она поможет ему преодолевать его неуравновешенность.

— А я надеюсь, что его не заполучит ни одна женщина! — воскликнула миссис Джего. — Он слишком мил и обаятелен для семейной жизни.

Джего нахмурился, и на минутку она развеселилась. А потом принялась брюзжать. На нас выплеснулось все ее скопившееся за вечер раздражение. Ей невыносимо видеть, восклицала она, снобизм этой так называемой леди, которая считает, что женам наставников незачем бывать в Резиденции.

Ей, разумеется, неудобно было спросить Джоан — но как, на взгляд Джего, сумеет она подготовить Резиденцию к их въезду, когда он станет ректором?

Тут я опять подумал, что она всю жизнь будет готовиться к величайшим свершениям.

— Неужели ты думаешь, — выговаривала она мужу, — что мне удастся наладить нормальную жизнь в Резиденции за каких-нибудь полгода? Я понимаю, что мне там вовсе не место, и хочу только благоустроить твое жилище. Хоть это-то я могу для тебя сделать.

Будет очень неловко, если она начнет заводить такие разговоры и при других, думал я, возвращаясь к себе. Более оскорбительного и грубого нарушения общепринятых в нашем колледже норм нельзя было и придумать; я решил, что Браун как глава нашей партии должен узнать об этом немедленно.

— Ну и ведьма! — вспыхнув от возмущения, буркнул он, когда я передал ему речи миссис Джего. На этот раз он был по-настоящему раздражен. Джего обязательно следовало предостеречь — однако с ним было очень трудно говорить об его жене. — Да, все это весьма опасно, — проворчал Браун.

Когда они с Кристлом зашли ко мне после обеда, Браун уже успокоился.

— Мы не станем докучать вам разговорами о выборах, — приветливо сказал он. — Нам просто надо как можно лучше подготовиться к встрече сэра Хораса.

— Вы знаете его вкусы? — спросил меня Кристл.

— В прошлый раз нам показалось, что он гурман, — объяснил мне Браун. — И мы подумали, что вам, может быть, известны какие-нибудь особые его пристрастья.

Они готовились к встрече тщательно и умело — так же тщательно и умело, как вели предвыборную кампанию. Для них не существовало незначительных и маловажных деталей. Однако я ничем не мог им помочь: все, что было известно мне, они уже узнали и учли. Кристл попросил меня пригласить в среду сэра Хораса на завтрак.

— К тому времени мы уже успеем ему надоесть, — сказал он. — Нельзя ему показывать, что мы постоянно его опекаем. — Кристл холодновато улыбнулся. — Но и совсем выпускать его из-под нашей опеки тоже нельзя.

— Винслоу интересовался, — сказал Браун, — по делу ли приедет в колледж сэр Хорас. И если нет, то почему мы хотим рассадить всех не так, как обычно. Он утверждал, что мы переоцениваем влиятельность нашего гостя.

— Винслоу меня поражает, — проговорил Кристл, вложив в эту фразу странно зловещий оттенок. — Ну, а мы, на мой взгляд, очень неплохо подготовились к встрече.

— Остается только пожелать нам, чтобы встреча состоялась, — заметил Браун. — До праздника еще сорок восемь часов, а из Резиденции сообщают не очень-то утешительные вести.

Я повторил им слова Джоан, сказанные ею у Джего.

— Я поверю, что мы встретились с сэром Хорасом, только когда усажу его за праздничный стол, — проговорил Браун.

— Да, все это весьма прискорбно, — сказал Кристл.

Послышался негромкий стук в дверь, и я с удивлением увидел Найтингейла. Мне показалось, что он чем-то встревожен, но его бледное лицо было необычайно решительным. Он поздоровался со мной — чтобы не нарушать элементарных правил вежливости, — спросил, не возражаю ли я против его вторжения, и сразу же обратился к Брауну:

— Я заходил к вам и вчера вечером, и сегодня, да все не мог застать и решил, что вы у кого-нибудь из ваших друзей.

— Как видите, меня не так уж трудно найти, — сказал Браун.

— У вас личный разговор? — спросил я Найтингейла. — Тогда мы с Кристлом можем посидеть в спальне.

— Пожалуй, личный, — ответил Найтингейл. — Но я вполне могу говорить и при вас.

Он сел в кресло, перегнулся через подлокотник к Брауну с Кристлом и спросил:

— Как будут перераспределяться административные должности, если Джего пройдет в ректоры?

Кристл посмотрел ему в глаза, потом перевел взгляд на Брауна и, немного помолчав, ответил:

— Вы знаете то же, что и мы, Найтингейл.

— Знаю, да не всё, — возразил тот.

— Вы знаете то же, что и мы, — повторил Кристл. — Если Джего выберут в ректоры, освободится одна-единственная административная должность — та, которую он занимает сейчас. И вам известно не хуже, чем нам, что кандидата на эту должность выбирает сам ректор.

— Не надо цитировать мне Устав, — сказал Найтингейл, — я и сам могу его прочитать.

— Я просто ответил на ваш вопрос.

— Я знаю Устав, — повторил Найтингейл. — А сейчас мне нужно выяснить, как у вас распределены роли. — Он улыбнулся. Это была улыбка бесконечно наивного человека, которому за каждым событием чудятся хорошо организованные злокозненные махинации.

— Должен вам заметить… — начал Кристл, но Браун, перебив его, торопливо сказал: