«Ши-айс», — отшатнувшись, повторила про себя царевна.
Слово отозвалось тревогой и беспокойством.
— Он сказал?! Он что-то сказал?! — запрыгал рядом Ваа. — Уж и Айджиан, и Скат его допрашивали, а всё без толку.
— Что Лайхан тебе привет передает, — выдала испуганно-озабоченная Гвенн, а Ваа густо посинел.
— Что, правда-правда? — и заглянул в глаза чуть ли не моляще.
Гвенн устыдилась. Припомнила всё, что говорила про Ваа Лайхан, и произнесла мягко:
— Она сказала, что ты хоть и вредина, но умён и предан Нису. И за это тебе можно простить то, что ты частенько любишь дразнить прибой.
Ваа сложил передние щупальца умильно, словно ребёнок ручки.
— Ладно, пошли уже к Уголку.
Провёл Гвенн к чёрному коньку с алыми глазами, пофыркивающему за дверью. Задумался, словно говорил мысленно, кивнул и открыл плетёную загородку. Затем достал из кармана мелкие белые палочки, и Гвенн очень осторожно покормила Уголька.
— А чего это Нис тебя притащил, а, верхнушка? — Ваа оседлал перекладину и повис на ней, раскачиваясь. — Ну, кроме того, что ему приятно с тобой куда-то ходить. Чёт занят наш царевич, прям мочи нет.
— Занят, да… — загрустила Гвенн. — Знаешь, он убеждал меня, что ваши коньки древнее наших. А ещё умнее, и что они никогда не приручаются до конца. Да они как коровы — одомашненная скотина!
Уголёк всхрапнул и поднялся на дыбы. Ваа подхватил вскочившую Гвенн и выволок за загородку, а конёк принялся яростно биться в дверь.
— Всё услышал, паразит придонный! — поцокал Ваа. — Сейчас обид буде-е-ет!
— Кто услышал? Что услышал? — поразилась Гвенн.
— Да тебя же. Твои слова. Хо-хо! А то ты не знала! Коньки разумные, просто им с нами говорить не о чем. И не приручаются они, а дружат или умирают в неволе, так что их выпускают по большей части. Подумаешь, не говорят!
Уголёк заржал и так ударил в стену, что слетело повешенное снаружи седло.
— Ты мой красавец! — приласкал его словами осьминог. — Всё понимает. Э… ты точно хочешь ездить именно на нём?
— Точнее не бывает! — рассердилась Гвенн. — Я ездила на самых диких степных кобылицах! И с Угольком справлюсь, чего бы это мне ни стоило!
— Ладненько, жемчужинка скатная, но в следующий раз начнём с другой лошадки. Ты придёшь попозже, повинишься перед ним, может, и подружишься.
Царевна только вздохнула, а Уголёк сердито лягнул загородку, словно говоря, что его дружбу надо ещё постараться заслужить.
Нис всё не возвращался, и Гвенн, пропустив «жемчужинку скатную» и дружбу с коньком мимо ушей, решилась спросить о том, что беспокоило сейчас.
— Что ты знаешь о ши-айс?
По тому, что ей рассказывала Лайхан и что она сама читала в книгах морского царства, ледяные фоморы казались чем-то очень старым. Сведения о них были раскиданы то тут, то там почти неуловимыми намёками, древними сказками.
Ваа поёжился. Подпрыгнул и уселся на сплетённую из широких коричневых водорослей загородку.
— О них не слышали уже тысячу лет. «Не пожелавшие стать равными».
— М-м-м?
— Айджиан дал всем равные права, но ледяные фоморы решили всё забрать себе. После третьего предупреждения он вышвырнул их на полюс и запечатал ледяным панцирем. На границе ещё можно увидеть кое-кого из них, не успевших вовремя убежать, впечатанными в лёд. Временами они находят пути, и тогда гвардия вновь…
— Ты видел, как их выгоняли? — озадачилась Гвенн, посчитала в уме и выдала: — Точно! И Нис тебя нашёл ещё ребенком. Та-а-ак, а как вышло, что ты такой старый?
— Я не старый! — растопырил уши Ваа. — Я вечный!
— И Мигель! Если он помнит, как нашли Ниса, если он… Но голожаберники столько не живут!
— Мигель при Айджиане был всегда. Царь щедро делится силой, и Мигель будет жить, пока живёт морской царь. Я — столько, сколько живёт Нис. Все мои вредные и драчливые родственники, выгнавшие меня из дома, уже умерли. А я живой! Что тут странного?
— Для меня всё тут странно. У нас есть только благие ши. Это у неблагих то веточки тебе отвечают, то пеньки разговаривают, то феи…
Больше всего странным для Гвенн был Нис. То ей казалось, она полностью его узнала, упёртого, не желающего подчиняться общепринятым канонам вежливости, то он вновь её поражал. Она должна была признаться самой себе, что и в постельных утехах оказалась вовсе не первой… Мысль о Нисе внезапно превратилась в самого Ниса, подошедшего близко и опять что-то высматривающего в её лице.
— И что? Что она сказала? — тревожно спросила Гвенн.
— Сплетни, — поморщился Нис. — Темстиале готова пособирать их ради меня.
— Какая жертва с её стороны, — поцокал Ваа. — Зная Темстиале… Что она попросила за это? Твоё расположение?
Нис повёл плечом, не собираясь отвечать.
— Если она что-то знает и молчит… — вспыхнула Гвенн. — Если и впрямь есть опасность!..
— Опасность есть всегда, Гвенни. Только куда больше шансов, что сплетню пустил сам Айджиан.
— Он может! — подпрыгнул Ваа.
— Сначала, что царевна — потерянная дочь князя Жёлтого моря.
— О, а это хорошая придумка, — оживилась она.
— Потом, что Гвенн — такая же дочь Айджиана, как я — сын.
— За-ме-ча-тельно! — похлопал щупальцами Ваа.
— Айджиан так сказал? — не поверила Гвенн. — Нет-нет, это он для того…
— Отец на самом деле так думает, Гвенни. Это не сплетни, не слухи — это его слова.
Нис подошёл, даже не подумав посмотреть, есть ли кто рядом, притянул к себе взволнованную Гвенн и погладил её спину.
— Нам пора возвращаться, Гвенни. Придётся тебя в следующий визит убедить, насколько коньки разумные создания.
— Да я верю, Нис, я верю тебе, — прижалась к супругу Гвенн, подняла голову…
В дальнем проходе показалась Темстиале, увидела царевича, целующего жену, развернулась и ринулась прочь…
Гвенн оставила мужа в библиотеке, а сама, измученная сомнениями, прошла до покоев морского царя.
В кабинет её запустили безо всякого ожидания. Царевна привычно окинула взглядом заваленный документами стол и жгучую бело-фиолетовую лампу, предмет её такого же жгучего любопытства.
Ибо точно такая же, только меньшего размера, находилась в покоях Ниса. В один из предыдущих приёмов Гвенн не удержалась и спросила, что связывает эти светильники и откуда они взялись. Извивающийся внутри червяк — источник слепящего света и предмет перешёптывания ши-саа — был создан для того, чтобы вредить. Вредить именно царской крови. Гвенн, при всех её слабых магических способностях, ощущала это невозможно сильно. И хотя весь вред оставался внутри светящегося шара, держать в качестве домашнего светильника то, что было создано во зло правящему роду, казалось царевне по меньшей мере странным.
В тот раз Гвенн, конечно же, об этом спросила.
Но Айджиан нахмурился сильнее обычного и ответил, что это слишком личное. И не успела Гвенн обидеться, добавил, что это личное касается его и Ниса, сумев выразить парой слов сожаление, что не может рассказать всего и что сдержанность его проистекает от того, что он хранит не свою тайну. Гвенн поняла и вопросов больше не задавала.
В этот раз царевна пришла с другим вопросом.
Рогатая голова склонилась чуть вбок, обозначая приветствие.
Гвенн побоялась, что тяжелые полукружья, утолщенные отдельными костяными наростами, перевесят, а Айджиан накренится и потеряет равновесие. Боялась она, конечно, зря: царь двигался чрезвычайно плавно, размеренно, однако Гвенн не покидало ощущение, что и продуманно тоже.
Привычная уже дрожь воды приятно прокатилась по коже — Айджиан служил средоточием магии подводного царства, как кристалл, способный поймать луч света и перенаправить его нужным путём. Вот только неосвещённый кристалл не мог светить сам, а отец Ниса сиял магией постоянно.
— Айджиан, мой царь. Я вас искала, мне… бы хотелось посоветоваться, если будет дозволено и уместно.
Гвенн покраснела от собственной смелости: перед ней восседал самый страшный фомор за последние пятнадцать тысяч лет. Древний бог сидел и смотрел в упор белыми светящимися глазами, ожидая продолжения. Не дождался и вновь кивнул громадными рогами.
