— Тварь. Какая же ты ничтожная тварь, Дроун! Я не отдам тебе ключ, потому что у меня его нет!

Пощёчина оглушила, рот наполнился солёной кровью. Дроун рванул платье на груди Гвенн и зашипел от злости.

Гвенн сильнее сжала в руке осколок, рассекая ладонь, добавляя боли и ярости.

— Ты мне нравишься, Гвенн, но это ничего не меняет. Наоборот! Я мог бы сделать всё к обоюдному удовольствию, но вижу, насилие тебе больше по вкусу. Тут мы с тобой похожи. Ты всё равно всё мне расскажешь, и куда дела камень — в первую очередь. Поклонись!

Гвенн скрутило, пригнуло к полу — и она разрешила это сделать. Пошевелилась, поняла, что может двигаться, и замерла вновь.

— Я всё же буду милосерден и спрошу тебя: кого ты выбираешь, меня или Ниса?

— Я выбираю тебя…

Тяжесть, давящая на спину, ослабла.

— Повтори! Ты помнишь, магия и ложь несовместимы!

— Я выбираю тебя… убить!

Со всей злости, что у неё скопилась, со всей ненависти к этому безумцу Гвенн выставила руку вперёд. С ладони сорвался огонь — и ударил в грудь Дроуна. Отразился от чёрного шара.

— Глупая девчонка! Меня невозможно убить!

Гвенн, сжав зубы, продолжала давить и давить что есть мочи. Не хватало ещё тратить силы на пустую болтовню.

Да, убить не выйдет! Она отдавала себя всю, всю магию, что скопилась за это время, вычерпывала будущий резерв, что делать запрещено — но какое сейчас дело Гвенн до запретов?

Оранжевый огонь, не самый сильный из спектра, но властный, обволакивал фигуру Дроуна, словно верёвка, оплетал руки и ноги, пока тот не оказался полностью облитым пламенем. Сейчас её сила закончится, и что тогда?

Гвенн осенила совершенно безумная идея. Она очень осторожно завернула заклинание само в себя, последней петлей захлёстывая рот несостоявшегося владыки. Огненно-красные сполохи пробегали по телу Дроуна, лишая подвижности и силы. Злые глаза следили за Гвенн, а зрачки всё так же были сжаты в точку.

Гвенн очень хотелось похлопать его по щекам и высказать что-нибудь вроде: «Постой в углу, плохой мальчик», но она подавила семейную тягу к эффектным представлениям. Ещё сорвется и всё же попробует его уничтожить.

Царевна сорвала со стены гобелен и накрыла останки Лейсун, похожие на обломки снежного волка, что она лепила во дворе Чёрного замка. Подтолкнула под ткань осколок синего рога, испещрённый изысканной татуировкой, и еле сдержала рыдание. Обернула магию огня другой стороной и заморозила всё, что находилось под гобеленом. Сосредоточилась, медленно и неглубоко дыша, вернула так и норовившее убежать сознание.

Почему злость и ненависть всегда сильнее любви? Вышло бы у неё побороть Дроуна и его чёрный камень, если бы не смерть Лейсун?

Гвенн поднялась, растрепала прическу, расстегнула пуговицы верхнего платья, нацепила улыбку на лицо и вышла наружу, прихлопнув дверь остатками магии.

Четыре шпильки припрятаны в рукаве. Те, над которыми смеялась Лайхан, говоря, что Гвенн опережает по подозрительности самого Айджиана.

— Он отдыхает, — томно доложила царевна двум ши-айс и поправила одежду на груди.

Двое — слева и справа, и ещё двое сторожат совершенно непримечательную дверь, почти незаметную, в дальнем проёме.

— Надо проверить, — странным скрежещущим голосом произнёс один.

— Ай! — подвернула Гвенн ногу и оперлась о плечо ближайшего стражника. — Как же больно! Что это?! — рассчитанно медленным движением собрала длинную синюю юбку, оголив бледно-голубую кожу ноги от низкого сапожка до самого верха бедра. Наклонилась — а разрез был таков, что позволял увидеть соблазнительную грудь. Да она бы сама на себя засмотрелась, если бы не обстоятельства! А ледяные фоморы, несмотря ни на что, тоже были мужчинами. И зазевались на миг.

Рассчитанным движением Гвенн заехала локтем в горло левому, ногой — в нос правому, метнула шпильки с двух рук в конец коридора. Последние две шпильки воткнула в стоящих рядом ши айс, не собираясь быть ни доброй, ни милосердной. Посмотрела на четверых, корчащихся на мозаике пола, и похвалила себя. Затем, не теряя зря времени, связала всех предусмотрительно прихваченной у Дроуна верёвкой, не собираясь полагаться на случай или тратить время на добивание врага. И подошла к еле заметной двери. Дёрнула на себя — безрезультатно. Нет, это же не комната, это — темница, тюрьма, мир теней для живущих под водой.

Толкнула от себя, повторив вслух, что ей разрешён доступ в этот дом. Гвенн толкнула посильнее, и дверь самую малость поддалась. Магии — усилить напор — не осталось совершенно. Царевна упёрлась ногами в противоположную стенку, надавила что есть силы… И поняла, почему дверь не открывалась. Она, как и стены, состояла из каменного массива, переливавшегося тёмно-синими разводами на чёрном фоне. Тёплый камень, словно сконцентрировавший в себе силу притяжения — и абсолютная темень внутри покоев. Гвенн уже расширила проход до той степени, чтобы пройти самой боком, но Нис шире, гораздо шире её! До противоположной стены было уже не достать, и царевна опиралась о косяк, отодвигая дверь понемногу. Выдохлась, стёрла пот со лба, продолжила давить на каменную створку… и внезапно влетела внутрь. Пара мгновений — и слабый свет из коридора выхватил из мглы контуры царевича. Он сидел посреди комнаты со сложенными на груди руками и скрещенными ногами, вот только ни стула, ни чего иного под ним не было.

— Нис! — рванулась к нему Гвенн и перекувыркнулась в воде. Пролетела до дальней стенки, оттолкнулась от неё и вернулась обратно. Супруг не отвечал и не шевелился. Но дышал, правда слабо, и ладонь показалась тёплой на ощупь. Теперь Гвенн вместе с Нисом отлетела к другой стенке. Не отпуская мужа, она дотянулась ногой до створки двери, моля старых богов о том, чтобы они не дали ей захлопнуться. Иначе конец им обоим! Осторожно подтянулась к выходу, где притяжение к полу хоть немного, но действовало. Затем протолкнула Ниса и вылезла сама.

Супруг лежал, сложив руки. Не шевелился.

— Нис! Нис, ты слышишь меня?

Гвенн решила оттащить его подальше от этой комнаты, пока ей самой не стало плохо. Она подхватила мужа со спины под плечи, дотащила до ближайшего поворота, прислонила к стене и поняла, что силы кончились.

— Нис, какой же ты тяжеленный, даже в воде!

Оглянулась на шорох, но никого не увидела.

— Нис, родной, любимый! А это я, Гвенн, — погладила ладонями щёки, чуть не плача.

Он торопился к ней. Он торопился так сильно, что не ополаскивался на суше — язвочки появились на коже. Но супруг показался ещё красивее и ещё роднее. Вот только смотрел и не видел. И явно не слышал Гвенн.

И зрачки, как у Дроуна, были сужены в точку. Гвенн пробрал озноб.

— Нис, это я, я тут! Это я, Гвенни! — торопливо целовала она супруга. — Вернись ко мне, Нис! Я люблю тебя! Ты мне так нужен… Нис! Ты всем очень нужен!

Потрясла изо всех сил, постучала по щекам…

И присела рядом, лишившись всех сил. Обняла широкие закаменевшие плечи, покачала, как ребенка… Как ребенка! Гвенн судорожно вспоминала, что пела Мэренн. Не страшно, что это было для волчицы. Если Нис упал на самое дно памяти, вытащить его сможет лишь призыв матери — матери, которой лишили Ниса, и которой так мало было у неё.

Как скользит в пруду лебёдушка,

Как качается рогозушка,

Как бежит по небу солнышко —

Колыбель тебе качну.

Спи, сыночек, спи, любимый мой,

Набирайся, ладо, силою.

Тени серы тех, что сгинули,

За стеной во мгле шумят.

Собственный голос показался жалобным и тонким. Как бы не заснул ещё сильнее от этаких слов! Нет, там было о море и о возвращении! Нис шевельнул рукой, и Гвенн внезапно вспомнила всё.

…Поклонюсь высоким елям я,

Вереску, луне и клеверу,

Морю, где прибои пенные

В берега круты летят.

Попрошу дорогу новую

Гаичку черноголовую,

Чтоб в долину родниковую

Воротился ты назад!

Неожиданно сил будто добавилось. Словно Гвенн тоже погрела давно забытая материнская ласка и забота.