Растерянные лица девушек и задумчивые мужчин накаляли обстановку, но только одному Чонгуку стало в разы легче. Приняв достойное, какое и полагается Чонгуку, положение тела, он посмотрел на часы.

— То, чем занимаетесь вы, теперь не приносит мне и доли удовольствия… Ваш безумный трах, который когда-то был и моей любимой привычкой и даже смыслом жизни, не стоит и мгновений обычного поцелуя с ней, с моей Сэ И… — Чонгук совершенно не стеснялся своих слов — он не знал этого слова. — Когда я ее целую, я знаю, что к ее губам прикасаюсь только я. И я знаю, что она никогда не позволит кому-то постороннему целовать ее. Ее тело не знало ничьих прикосновений, кроме моих. И это сводит с ума… Вам просто еще неизвестно это чувство… То чувство, когда ты с ней, и она вся твоя… без остатка… Ее губы, ее грудь, ее прекрасные глаза и даже душа — моя. А я — ее. Вам нравится толкаться в дырку, в которую толкались десятки мужчин? Разве вам не хочется настоящих чувств? Не хочется чувствовать хоть что-то, когда касаетесь ее кожи? Ловить стоны губами и знать, что ее губы издавали только стоны ваших имен и ничьих больше?. — Поднявшись с кресла и прихватив пиджак, Чонгук медленным шагом направился к лестнице, намереваясь покинуть здание, но напоследок кинув: — Изменить? Я могу. Мне ничего не стоит сейчас взять и трахнуть какую-нибудь грудастую блондиночку. Но будет ли это справедливо по отошению к моей девушке? Я буду вдыхать родной запах ее волос и целовать сладкие губы, и она будет отвечать мне, возможно, даже и не подозревая о том, что тот, кого она целует и кому отдается, некоторое время назад с особой страстью и жестокостью имел чужую женщину… Ты, — злобно сверкнув глазами, обратился к молодому парню из компании Чонгук, — сможешь так? Я — нет.

Получив информацию от своих подчиненных, Намджун поспешил оповестить всех присутствующих парней. Тэхен же сидел неподвижно, совершенно спокойно. Но так только казалось… На самом деле он думал. Сдерживая бушующий ураган злости, ненависти, отчаяния, Тэхен сидел, вперившись взглядом в пол, вглядываясь в белый ковер, будто этот ковер был самой интересной вещью в мире.

— Владелец ничего из себя не представляет… — начал Намджун.

— Лысый и пузатый идиот, возомнивший себя главным в этом городе. Я предполагал, что это пузатое отродье имеет надежную «крышу»: пришлось пробить его по всем базам. Никаких преступных группировок, которые известны нам, с ним не связаны, — перебил Чонгук, сжав кулаки.

— Ха, — ухмыльнулся Юнги. — Если этот олух и имеет связи с какой-нибудь группировкой или кланом, нам не известными, считай дело уже выполненным. Если мне, Мин Юнги, неизвестно чье-то имя, значит, оно ничего из себя не представляет… — Вновь лениво потянувшись, Юнги добавил: — И какого черта мы тут сидим?

— Можно отправляться в дорогу… Наши люди уже сидят в засаде, — почему-то развеселившись, подхватил Намджун.

Первыми из квартиры буквально вылетели Чонгук и Тэхен. Невольно засмотревшись на кобуру с пистолетом, что на миг выглянула из-за пиджака Чонгука, Джин нахмурил брови и покачал головой, встретившись взглядами с Намджуном, от которого тоже не мог ускользнуть столь важный атрибут экипировки Чонгука. Мысленно настроившись на прочистку мозгов и возможные жертвы, Джин пихнул Намджуна. И тот, словно прочитав по глазам то, что хотел спросить Джин, ответил:

— Ты же знаешь… она ему, действительно, дорога… И он непременно убьет каждого, кто коснется ее.

— В любом случае мы же можем рассчитывать на клинику и прилежащий морг твоей матери? — пожал плечами самый старший, снова вздохнув.

Однако Чимина, Юнги и Хосока данный факт наличия огнестрельного оружия не обошел стороной. Но паники было значительно меньше по этому поводу. Юнги, как и свойственно ему, спокойно вел автомобиль, а Чимин и Хосок, расположившись на задних сидениях, яро о чем-то спорили. Поэтому, не выдержав, Юнги пресек дальнейшие споры:

— Успокойтесь, два оболтуса… Если мелкий захочет кого-нибудь убить, он сделает это, несмотря на отсутствие оружия. Если он захочет, он сделает это если не своими руками, то чужими…

В салоне повисла тишина, рад которой был только Мин Юнги.

— Сэ И, я хочу… есть, — произнесла Джихи, схватившись за живот.

Теплый плед приятно грел кожу… Сидеть на холодном полу с пристегнутыми руками наручниками к холодной батарее было крайне неудобно, но девушки терпели. Гостиная, которая тремя часами ранее была наполнена двумя или больше десятками путан — назвать можно по-любому, теперь опустела. Время было около полуночи, как казалось Сэ И. Джихи и Сэ И не знали, хорошо ли то, что про них на какое-то время забыли, или нет. По крайне мере, девушек спасала относительная безопасность, пока, скорее всего, весь публичный дом погрузился во мрак, — возможно, все отправились спать. Огорчало только то, что, видимо, забыв про своих заложниц, хозяин этого «дома» не отдал распоряжение покормить обессилевших девушек. Забыл ли покормить, намеренно ли не кормил — одному ему, козлу, известно.

В данной ситуации Сэ И больше боялась за подругу. «Вдруг ей станет плохо? Она хочет есть… Беременные должны хорошо питаться, им нельзя голодать», — думала Сэ И, придумывая план побега. Да, в действительности Сэ И просто боялась ответственности — она ведь не знает, что делать и как быть в случае с беременной девушкой.

— Прости, Джихи… Прости, но они решили, кажется, заморить нас голодом, — ответив, Сэ И укутала подругу одной рукой поплотнее в одеяло, невольно нащупав чуть вздувшийся животик.

Внезапно появившаяся чужая рука на плече наставила Сэ И вздрогнуть, боязливо обернувшись:

— Тс-с-с, — прошептал чей-то голос в темноте. — Это я. Я принесла поесть…

Слово «поесть» вызвало довольно громкое урчание живота Джихи. Девушка медленно приподнялась на локтях, пытаясь разглядеть незнакомый силуэт в темноте.

— Знаете, я сильно рискую своей задницей, помогая вам… но ничего, — это была та же девушка, принесшая некогда теплый плед. — Не знаю, зачем вы нужны хозяину и как сильно мне попадет, если спалят тут, с вами, но я не могу спокойно спать, зная, что твоя подруга, будучи беременной, лежит на холодном полу без куска хлеба…

— Кем бы ты ни была, спасибо тебе, — выдала Джихи.

Держась за руки подруги, будущая мать испытывала покалывание в области живота. Работница борделя с добрым сердцем (назовем ее так) сочувствовала двум девушкам, о котрых ничего не знала, но которых так жалела. На минуту девушка подумала, что, возможно, Джихи и Сэ И тоже работали путанами, провинившимися за что-то.

— Не захотела делать аборт, поэтому хозяин обозлился? — спросила незнакомка у Джихи.

— Зачем мне делать аборт? — непонимающе прошептала Джихи. — У меня есть жених, и он же отец моего ребенка.

— Ой, прости дуру… Я подумала, что вы такие же, как я. Хозяин не поощряет «залеты» от клиентов, поэтому велит делать аборт, потому что цена куртизанки резко падает, если она беременна… Знаете, ему такие убытки ни к чему…

— Мы не те, кем ты нас посчитала, — сдержанно улыбнувшись, ответила Сэ И. — Все очень сложно… Даже не пытайся понять…

— Что бы там ни было, я надеюсь, за вами скоро приедут, — забеспокоилась незнакомка. — Или хотя бы выплатят долг… Ибо вами уже заинтересовался один из наших постоянных клиентов.

— Как мерзко… — в унисон прозвучали голоса Джихи и Сэ И. — А ты что, уже была беременной?

— Нет, к счастью. Я бы не смогла убить свое дите и долг бы выплатить не смогла. Безвыходная ситуация.

Свет резко включился, из комнат повылазили путаны, потирая сонные глаза… Конечно, все визиты клиентов всегда были запланированы, но и от внезапных никто не застрахован. Приглаживая волосы, поправляя одежду, куртизанки выстроились в ряд.

— Я больше не могу ждать, — прорычал Чонгук. — Если с Сэ И все в порядке, то он получит свои сраные деньги, а если нет — я подарю ему быструю смерть…

— Да погоди ты смертные приговоры-то выписывать, — шикнул на младшего Юнги.