Не давая ответить и хоть как-то оправдаться, свободной рукой задирает её длинное вечернее платье, пробираясь жёсткими пальцами под подол.

- Виталик! – Снова пытаясь перехватить крепкие руки. – Прошу тебя! Ты не прав! Слышишь?! – Срываясь на крик и уже не сдерживая слёзы боли и обиды. – Всё не так! Слышишь меня?! Не нужно! Не надо! Я умоляю тебя! – Царапая его и ломая свои длинные ухоженные ногти. – Антон услышит. Опомнись, Виталик! Ты разбудишь сына! Виталик!!

- Заткнись! – Закрывает ей ладонью рот, вжимая голову женщины в подушку. – Заткнись, шлюха! – Отдвигая полоску кружевных трусиков и врываясь пальцами с сухое лоно. Вырывая крик, приглушённых его же рукой. – Так?! Так, я тебя спрашиваю?! Нравится?! – Вытаскивая и снова вводя их обратно. – Так он тебя имел?! Или нежнее? Или, быть может, жёстче?! – Снова врываясь грубо и неаккуратно, наблюдая за тем, как крупные капли слёз стекают по её прекрасному лицу и ползут по нежной коже к вискам, теряясь в волосах.

Слышит её очередной всхлип и рывком сгребает в охапку. Переворачивает на живот и снова вжимает её голову в подушку.

- Только посмей пикнуть. Я тебе устрою сладкую жизнь, милая. Я проучу тебя так, что ты забудешь о том, что можешь поднимать свой взгляд на чужих мужиков. – Наваливаясь сверху и поднимая её голову за волосы. Впиваясь второй рукой в нежное бедро. – Я буду трахать тебя жёстко, дорогая. Жёстко и грубо… так что, приготовься к марафону. И не дай бог, наш сын проснётся. Не дай бог… - Подкладывает подушку под её живот и задирает длинное платье выше талии.

Женщина слышит, как звякает пряжка ремня на мужских брюках и зажмуривается. Не видеть этого безумия, которое отражением мелькает в зеркале перед её глазами. Не слышать, абстрагироваться. Представить, что этот кошмар происходит не здесь и не с ней. Не её муж, не её семья, не её дом, не её жизнь. Не она.

Сдерживает гортанный крик, когда чувствует, как неосторожно он ворвался в неё. До упора, до скрежета зубов. Господи. Лишь бы Антон не услышал. Лишь бы не проснулся. Он не должен это слышать. Не должен видеть. Не должен вырасти таким же зверем, как и его отец. Надежда. Она не позволит. Она наверняка сейчас с мальчиком. Охраняет его сон и закрывает его ушки своими тёплыми ладонями, не позволяя ему услышать этот кошмар.

Жестокие толчки и грубые вбивания режут без ножа, и женщина тихо скулит, тем самым ещё больше раздражая мужчину.

- Это только начало, дорогая. Всё только начинается. – Поднимая её бёдра ещё выше и ударяясь своими. – Ты запомнишь эту ночь надолго.

В тёмной комнате рядом с собой мальчик чувствовал запах своей няни. Такой родной запах. Аромат выпечки, - сладкой, приятной, с пряными нотками корицы. Горячие суховатые ладони гладили его жестковатые тёмные волосы и тихо напевали незамысловатую песенку, отвлекая тем самым от криков в доме.

Мама с папой снова ругались. Они часто спорили и повышали голоса, скрываясь от детского любопытного взгляда за дверьми своей спальни. Кричали подолгу. Папа всегда громче. А мама, словно успокаивая разозлённого мужчину. В такие моменты няня Надя всегда оказывалась рядом с Антоном. Укрывала своими руками, словно тёплым одеялом. Пела ему нежные песенки и укутывала пряным ароматом булочек, которые так часто ему пекла. И это успокаивало. Наутро мама и папа улыбались, как ни в чём не бывало. И становилось легко. Словно неприятный сон отходил в никуда, улетал вместе с ночью, смешивая грёзы и реальность и одно целое, не давая ребёнку разобрать где чёрное, а где белое. Мама крепко обнимала и щекотала рёбра, упиваясь заливистым смехом сына. А отец дружелюбно похлопывал мальчишку по плечу и иногда катал на плечах.

Но в эту ночь, песни Нади и аромат булочек с корицей не успокаивали его. Он всё слышал. Совершенно не понимал, что там происходило, но ощущал дикий испуг, что безжалостно забрался ему под кожу и выворачивал наизнанку. Заставлял дрожать и крепче прижиматься к груди Нади.

А спустя несколько недель мама ушла. Бросила, ничего не объяснив. Сбежала.

И отец понимал причину. А Антон нет. Совершенно ничего не понимал. Бежал за этой чёртовой машиной, захлёбываясь детскими слезами. Вырываясь позже из крепких объятий Наденьки. Снова рыдал и звал её. Но она не приходила. А папа… папа, срывал свою злость на мальчишке. Искал маму, проклинал. И первое время, няня Надя была рядом с маленьким Антоном, преданным Цербером охраняя мальчика. Но четыре месяца спустя, и она ушла. Обширный инфаркт забрал у него единственного человека, который заботился и всегда был рядом. Который был щитом, что не позволял всегда раздраженному отцу срывать злость на ни в чем неповинном ребёнке.

И вот тогда начался ад. Кромешная тьма, в которую погрузился маленький Антон, сожрала его. Сожрала его душу, с годами, выскабливая по кусочкам всё светлое, что таилось когда-то в маленьком мальчике.

Няни менялись раз месяц, не выдерживая тяжёлого характера работодателя, и напряженной обстановки в большом и таком холодном доме.

Ленты из уродских воспоминаний в одно мгновение пролетели перед потерянным взглядом родителя.

- Господи…

Доносится до его ушей голос девушки и он, наконец, приходит в себя.

Смотрит на растерянную девушку, что обессиленно повисла на руке сына, и видит совсем другую. Ту, которую он запугал когда-то до такой степени, что она сбежала от него, не оглядываясь. Бросила его, и бросила ребёнка. А ему так и не хватило смелости объяснить ребёнку причину тому, что они остались без матери. Кишка тонка. И у него тоже. Как бы не пытался пристыдить уже взрослого сына в его безответственных поступках, а сам ушёл недалеко. Почти позабыв о том, каким был. Был до встречи с Еленой. Если бы не она…

- Отец. – Таким растерянным Виталий своего сына, наверное, не видел никогда. Шаг назад, и мужчина чувствует, как капля пота стекает по его виску. Вытирает её тыльной стороной ладони и глотает воздух. – Тебе лучше уйти, папа. Это наши дела. – Выдавливает из себя брюнет и отпускает девушку, задвигая ту за свою спину. Прячет? Оберегает? Что это?

- Ты… - Виталий Юрьевич оглядывается по сторонам, сам не понимая для чего. – Это…

А что сказать? Что его сын – это моральный урод? Как и папа… Что яблоко от яблони недалеко падает?

- Папа? – Антон прокашливается и заводит руку за спину, сжимая Варину джинсовку в кулак. Мужчина кладёт свою руку на грудную клетку, и начинает усиленно растирать это место. – Пап? Тебе плохо? Пап!!!! – Успевает подхватить родителя под рёбра и вместе с ним опуститься на пол. – Блять! Пап!

- Телефон абонента временно недоступен… - Голос автоответчика выводит Кирилла из себя, и парень бросает телефон на заднее сиденье своего огромного Лексуса. Номер Гарика не отвечает уже несколько часов. Как они с Захаром упустили изрядно выпившего Игоря из вида, она и сами не поняли. Был Игорь и нет его. Сидел на балконе, и казалось, что практически спал.

Но спустя полчаса его не оказалось ни на балконе, ни на вечеринке. Машины нет, а телефон не отвечает. Дома его тоже не обнаружили. Пьяный в хлам друг сел за руль и теперь они были на грани того, чтобы ехать в полицию и подавать того в розыск. В больницы и морги уже звонили, хоть по началу рука и не поднималась.

Захар первым делом начал искать блондина у своей сестрицы, но та сказала, что не видела Гарика. Он звонил ей невменяемо пьяный, но разговаривать она с ним не стала. А теперь эта девчонка срывает Кириллу телефон, в надежде, что Игорь объявился.

Да Кир и рад был бы её обрадовать, только вот нечем. Сам извёлся и уже десять раз пожалел, что затеял эту вечеринку. Позволили ему уединиться и тут же потеряли. Придурки! У Тохи тоже с телефоном херня. Это полный пиздец! Но позвонив консьержке дома, где живёт брюнет, они узнали, что парень дома, вместе со своим отцом. Уже лучше. Уже легче…

Парень опустил тонированное стекло и сплюнул. Вашу мать!