— Вон, — вдруг пришёл на выручку второй дракон, с платиновыми волосами. — И зверя уведите. Мы не хотим лишних смертей. У нас же мир.

— Место, Санхар! — поспешно приказала принцесса ощерившемуся на подошедших слуг зверю. — Место… Слушаться. Иди… с ним, — она нашла в себе силы ободряюще улыбнуться юному темноволосому дракону. Можно сказать, драконёнку. Нескладному и мосластому подростку, так и пожиравшему её глазами.

Я бегло отметила, что за плечами парня как будто что-то проступает в воздухе. Точно! Призрачная, еле заметная тень. Тоже ящер. Только этот отличается от тех, что вьются в воздухе рядом с лордами. Этот тоже соткан из далёкого, чуждого нашему миру пламени. Только в нём оно намного слабее. Глуше. И дело не в том, что этот дракон совсем мальчишка, нет. Очертания энергетического ящера иные. Как будто чего-то ему не достаёт…

Лапы! Поняла я. Точно! У этого, за спиной парнишки-слуги, не было лап. И магии в нём было ощутимо меньше. Какой-то иной вид драконов?

Я чуть ладонью себя по лбу не шлёпнула. Ну конечно! Есть высшие драгхи, как лорды-протекторы и его императорское величество, и есть просто драгхи, так сказать, низшие, но упаси Пламя назвать их так в лицо. Как правило, аристократы, как герцог МакОртаз, например. Высшие — все блондины, отличаются лишь оттенками. Среди остальных встречаются брюнеты, шатены, даже рыжие.

Интересно посмотреть на их ящеров. Вживую. Не на энергетические сущности…

Все эти мысли пронеслись в голове вихрем, ураганом, буквально за несколько секунд. Ровно столько понадобилось Фирузи, чтобы подняться с колен, и, не оглядываясь больше на удаляющихся слуг и утробно рычащего Санхара, приблизиться к креслу с высокой резной спинкой, на котором восседал золотой дракон.

— Погоди, — хрипло сказал Эштард. С этими словами он поднялся и, когда я приблизилась на подкашивающихся ногах, провёл пальцами по моей щеке. Он как будто не мог до конца поверить в то, что видит перед собой.

Меня обдало волной жара от его тела и силой дикого, безумного желания.

С осторожностью, которой я (и тем более Фирузи) не ожидала от захватчика, Эштард вынул серёжку из крыла моего носа и она закачалась у лица на цепочке, соединяющей её с тиккой. С головным убором дракон церемониться не стал, просто сдёрнул его с головы вместе с покрывалом. Затем, ухватившись за горловину платья просто рванул его в стороны. С жалобным треском платье разорвалось, обнажая грудь. Спину и плечи облизал сквозняк, соски тут же съёжились.

На мне остались лишь лёгкие красные брючки, вышитые золотой нитью и стянутые у щиколоток. А также мягкие туфли с острыми, загнутыми вверх, носами. На запястьях и щиколотках — золотые браслеты.

— Право на одежду рабыня ещё должна заслужить, — отрезал дракон. — Как и на украшения.

После этого он попеременно припал сперва к одному, затем к другому соску, кусая их до боли и тут же зализывая раздвоенным на конце языком с целебной драконьей слюной.

Мужские руки смяли ягодицы. Дракон глухо, сдавленно застонал и распрямил спину.

— Снимай. Всё, — приказал он, продолжая пожирать меня взглядом.

Не смея отступить назад, я избавилась от браслетов на руках, и, не зная, куда положить их, просто бросила на пол. Они жалобно зазвенели, подпрыгивая на разноцветной мозаичной плитке. Она приятно холодила ступни. И без того напряжённые соски стали такими твёрдыми и острыми, что казалось, будь на мне платье, прорезали бы его. Затем пришёл черёд шаровар и коротеньких нижних штанишек.

Дракон отшагнул, скользя по мне потемневшим от желания взглядом.

— Повернись, — приказал он. — Медленно.

Моя сущность… душа… сознание… не знаю, как правильно обозначить своё присутствие, металось в полнейшем смятении. Я то смотрела глазами Фирузи, проживала каждое её ощущение, как своё собственное, а быть может, и в сотни раз сильнее, то наблюдала со стороны, не понимая, как лучше. Как не сойти с ума от всего этого, как не затрястись от страха, не скатиться в истерику… Не оттолкнуться стопами от прохладной мозаичной плитки и не улететь обратно, к маме. Под крылышко…

Это у меня, у Ингури, путей к отступлению не было, просто не было.

От Фирузи никто не потребовал бы такой жертвы.

Её любили. Обожали. Растили в заботе и нежности…

Мне кажется, в истерику я не сорвалась исключительно благодаря спокойствию принцессы.

Она выполняла циничные, бесцеремонные приказы дракона с таким достоинством, словно принимала полагающиеся принцессе почести. И в то же время не было ощущения, что принцесса делает одолжение, снисходит, нет. Каждый её жест был исполнен скромности и… сдержанного спокойствия.

«Вся жизнь вождя — от принцессы правящего рода до старицы — служение, — вспоминала она слова матери. — Вся, Рузи, до последнего жеста, до последнего вздоха. Помни об этом всегда».

Чего ей стоило держаться — этой влюблённой девочке, все мысли которой до сегодняшнего утра были заняты предстоящей свадьбой — только я знаю.

Она готовилась к тому, что сегодня расстанется с невинностью, с девичьей чистотой, она ждала этого, трепетала от одной мысли, что сегодня Милодар увидит её обнажённой, такой, какой её создало Пламя…

Могла ли она хотя бы допустить мысль о том, что всё случится именно так…

Горло сдавливало словно невидимой удавкой, глаза предательски пощипывало. Но в этот момент я, Ингури Рамаян, кажется, по-настоящему поняла, что значит величие правящей крови.

Оно — настоящее. Такое — не подделать, как ни старайся. Юлиана может хоть с головы до ног увешаться фамильными регалиями, хоть унитаз заказать в форме трона, из чистого золота, в бриллиантах и вензелях, не-а, не поможет. Кому-то просто не дано…

Фирузи

Медленно, как в кошмарном сне я повернулась, всей поверхностью кожи ощущая взгляды драконов, всю чудовищную силу их желания.

— Теперь соси, сучка, — Эштард опустился в кресло и раздвинул ноги. — И соси старательнее.

Прежде Фирузи не доводилось никого раздевать, тем более мужчин.

Повезло, что на драконе были лишь шаровары и главным препятствием на её пути оказался ремень из мягкой кожи, с пряжкой, украшенной золотым драконом. Расправившись с пряжкой, достаточно было приспустить тонкую ткань, и огромный, вздыбленный член, пружиня, качнулся в воздухе перед её лицом, бесстыже сверкая рубиновой головкой с каплей влаги на самом кончике.

— Набери как можно больше слюны, крошка, — приказал дракон, и, когда стоящая на коленях обнажённая принцесса выполнила его приказ, намотал её волосы себе на руку.

— Теперь оближи его по всей длине, смачивая слюной. Начинай с самого основания… — раздался новый хриплы приказ. — Да-а-а, дикарка. Вот так… Да… Яйца тоже вылижи…

— Теперь возьми в рот и соси, как конфету. Как леденец. Так. Сильнее втягивай щеки. Ещё сильнее, я сказал! И осторожней с зубками, они у тебя острые, пташка. Да… Да… Да! Соси, сучка! Дикарка… проклятая дикарка… соси старательнее!

Дракон откинул голову назад и глухо застонал, не разжимая губ, продолжая сжимать в руке её волосы и задавая темп.

Всё происходило так быстро, что Фирузи (да и я тоже!) не успела даже удивиться, что такое странное и даже неприятное на первый взгляд, занятие, о котором даже думать невозможно было без содрогания оказалось совсем не противным. Стыдно… нет. Стыда тоже не было. Ещё вчера она бы просто под землю провалилась, скажи ей кто, что она будет стоять перед драконом на коленях и ублажать его ртом, а второй дракон будет прожигать её в это время взглядом… но то, что происходило сейчас это было просто за гранью — дна, стыда, представлений о том, что хорошо и что плохо, представлений о самой себе… Вообще всего.