За мои двадцать лет с хвостиком Юлиана обращалась ко мне вот так, напрямую… по пальцам можно пересчитать, сколько раз. И никогда ещё это ничем хорошим для меня не заканчивалось.

Вот и сейчас, вникая ангельскому голоску баронессы, а также глядя, как встали «ушки на макушке» у близняшек, которые лишь ниже склонились над тарелками, а значит, знают или хотя бы подозревают, что именно от меня понадобилось мачехе, я поняла: плохо моё дело. Юлианино внимание всегда какой-то подставой пахнет.

Лицо удалось сохранить исключительно мыслью о том, что долго этот «серьёзный разговор» не продлится. Поезд отходит через два часа, а значит… надо просто делать хорошую мину. Это всё скоро закончится.

— Конечно, матушка, — хлопнув ресницами, я подняла взгляд на Юлиану. — Я вас внимательно слушаю.

Мачеха заправила белокурый локон за острое ушко, сверкнув рубином с вензелем баронессы на безымянном пальце и посмотрела на меня с деланой заботой. От фальши в её улыбке свело скулы.

Вот как можно быть настолько очаровательной и настолько же лживой, к тому же ещё и первостатейной стервой? В детстве я чуть не сломала себе мозг, пытаясь постичь эту загадку. Жена моего отца прекрасна красотой ангела, красотой Мадонны, и даже больше — чудно̀ проявившаяся спустя неизвестно сколько поколений альвийская кровь превратила каждую черту дочери торговца живым товаром в произведение искусства. Общее же впечатление от мачехи и вовсе ослепительное. Так что отца, потерявшего голову от юной дочери работорговца, которую он случайно (случайно ли?) встретил на набережной, встречая корабль с рейса, я не виню. Даже понимаю. От Юлианы сложно не потерять голову, а уж когда она сама стремится тебя обаять, и вовсе невозможно.

— Девочки, — Юлиана сверкнула глазами на старших дочерей. — Разве учитель не ждёт вас в классной комнате?

— Да, матушка, — близняшки синхронно вспорхнули из-за стола. Всё-таки рабовладельческие корни в Юлиане чувствуются. Дрессировка у неё получается мастерски. Филигранно. Впору поучиться.

Присев перед родителями в книксене и пожелав хорошего дня, Лизетта вдруг обернулась ко мне и проговорила торопливо:

— До свидания, Ингури. Хорошей дороги.

Не поднимая глаз, она поспешно последовала за сестрой.

А я поняла, что моя догадка верная — разговор предстоит в крайней степени неприятный.

Но об истинных размерах грядущей катастрофы я тогда и не догадывалась.

Подчиняясь взгляду мачехи, заговорил барон.

Отец степенно огладил бороду, поправил пенсне. Если не знать его так хорошо, как я, можно подумать, что барон готовится сообщить какое-то важное решение. Своё решение. Но я-то знаю, что ни слова не услышу сейчас от него самого. Лишь мысли, что вложил в голову барона Майер белокурый ангел с бульдожьей хваткой и безупречными манерами.

— Скоро твоё совершеннолетие, Ингури, — с глубокомысленным видом произнёс отец.

Ну да, скоро уже. На носу буквально. Через три дня. Стукнет двадцать один год, что позволит работать, точнее подрабатывать параллельно с учёбой согласно закону, по контракту, как взрослая. У фениксов официальное совершеннолетие наступает (а точнее, признаётся существующим законом) на четыре года позже, чем у людей. Это сделано с намёком: помните, мол, своё место, крылатые дикари.

— Вот и… — всегда холодный и отстранённый папа внезапно замялся. Смутился, закашлялся. Принялся стучать себя в грудь, затем — пить воду из стакана мелкими глотками.

Юлиана на миг закатила глаза, мол, всё приходится делать самой и закончила за отца:

- Твой отец решил выдать тебя замуж, Ингури.

Я как сидела, так чуть со стула не грохнулась.

В смысле — замуж?!

Как это — решил?!

Я чуть не застонала с досады. Несмотря на современный век и многочисленные реформы, в том числе и об отмене рабства рас, признанных разумными (нет, если кто хочет добровольно продать свою свободу — долги, образование детям, медицинские услуги… пожалуйста; можно заключить рабский контракт на какой угодно срок за приличное вознаграждение), а также маг-технический прогресс в целом, всё же женщина до сих пор остаётся собственностью мужчины. Кажется, желание властвовать в мужчинах неистребимо. До совершеннолетия любая дочь считается собственностью отца, после — мужа.

Другое дело, что чаще всего это формальность… в любящих, ну или хотя бы просто в нормальных семьях. И в нашей так было бы, несмотря даже на довольно прохладное отношение ко мне барона… Мама всё для этого сделала. Вот только мачехи, а точнее её навязчивого желания пробиться в высший свет любыми способами мама просто не предвидела. Я же, стоило увидеть Юлиану впервые, сразу поняла: эту ушлую человечку стоит опасаться. И опасалась.

Со временем моя осторожность успела перерасти в прекрасно подготовленный план, причём план этот уже наполовину воплощён в жизнь… Проклятье шердов!

Выходит, я всё же недооценила Юлиану.

Рано расслабилась.

Надеялась, что отец выполнит обещание, данное маме перед её смертью: позволить мне самой выбрать свою судьбу.

Отец, понятно, выполнил бы, несмотря даже на своё отношение ко мне, барон Майер человек слова, но… Юлиана-то никому ничего не обещала. Да даже если б и пообещала, вряд ли сочла бы такой пустяк поводом упустить выгодную возможность породниться с каким-нибудь знатным родом?

Что ж. Действовать придётся быстро. Быстрее, чем планировалось. Скорее всего придётся даже… Прокрутить мысленно план по внедрению в Министерство Магии, точнее в заветное Бюро по Связям с Редкими Расами на официальной основе я не успела.

Потому что Юлиана, недобро прищурившись, растянула губы в улыбке и прощебетала:

— Не хочешь поблагодарить отца за проявленную милость и оказанную тебе честь, Ингури?

Да тут не отца надо благодарить, а вас, маменька. Причём так, чтоб вам мало не показалось. Ну и в какой же дом вы решили проложить себе лазейку с помощью падчерицы-феникса? Надеюсь хоть не прогадали.

Я и представить даже не могла, насколько не прогадали…

Поскольку благодарности от меня так и не дождались — а отец снова глаза отвёл и закашлялся, на этот раз совсем уж неправдоподобно — Юлиана посчитала нужным добить меня новостью:

— Тебе бы танцевать от счастья, Ингури. Ты станешь герцогиней. Твоим мужем станет герцог МакОртаз.

Картинка перед глазами потемнела и накренилась в сторону. Ущипнув себя под столом до синяка, я всё же усидела на месте.

Ингури

за сутки до настоящих событий, особняк Майер, провинция Тель-Флёр

МакОртаз?!

Юлиана… шутит?!!

Если это шутка, то очень неудачная.

И очень жестокая.

Во-первых, герцог — драгх.

То есть из господ нашего мира. Из тех, кто тысячу лет держал мой народ на коленях. В рабстве.

А ещё драгхи… одержимы нами. В буквальном смысле. Больны. И это не просто болезнь. Всё намного, намного хуже. У них магическая зависимость. Сродни наркотической, только в сотни, в тысячи раз сильнее! И ломка от неё беспощаднее. Если драгх хоть раз «попробует» пламя феникса, особенно крылатого, от него практически невозможно избавиться.

И драгхи, и мы — сильные эмпаты.

Они всегда знают, что мы чувствуем, ощущают буквально кожей.

Но что хуже всего — пережитые нами эмоции питают их магию.

На самом деле так мы возвращаем им один древний долг…

Мы — вечные батарейки для удовлетворения жажды высших. Игрушки их необузданной животной похоти. Рядом с фениксом ум драгха притупляется от чересчур концентрированного магического насыщения и обостряются самые древние, самые низменные инстинкты…

Жажда растоптать нас, поставить на колени, обладать нами… Это ещё не всё. Худшее, что могло произойти с моим народом — драгхи к нам привыкают. И это привыкание в сотни хуже раз наркотического. Во время ломки оно часто выливается в ненависть, в безжалостность.