Но стороны эти были основательно потяжелевшими от сытости после времени, проведённого в одной кровати с фениксом.

Не такой представлял Арнэй первую ночь с крошкой Ингури, после того, как их троих свяжет магия контракта.

Но когда она отключилась практически сразу же после подписания, до Арнэя с запозданием дошло, что они с братом взялись за поглощение пламени слишком уж рьяно.

Убедившись, что кроха просто спит, её отнесли наверх. Арнэй сам нёс её на руках, прижимая к груди, словно самое большое сокровище мира. Да так по сути оно и было.

Таких вкусных эмоций, как у чистокровного феникса, состоящих из чистого пламени, без примеси из людской жадности, ничтожности и эгоизма, без холодности и высокомерия альвов, без животной тупости и невежества оборотней Арнэй ещё не пробовал. Чу̀дные эмоции птахи были как горькая вода — чем больше пьёшь, тем больше жаждешь.

Арнэй не поверил собственным ушам, когда сам предложил брату не трогать её до утра. Не будить. Его собственный голос раздавался словно со стороны.

От него не укрылось, что Даур облегчённо выдохнул.

— Я думал, ты подсел, — признался брат.

Арнэй неопределённо хмыкнул в ответ.

— Ты заметил? — вдруг спросил Даур. — При ней они молчат.

Только тогда Арнэй понял, что всё это время ему чего-то не хватает. Хотя это неверное сравнение. Здоровья и отсутствия боли не чувствуешь, не ценишь, не знаешь… пока не приходит боль. И вот сейчас, когда симбионт замолчал, Арнэй не сразу даже понял, что конкретно произошло. Ему просто было спокойно. Даже безмятежно как-то. Впервые в жизни.

— Так и происходит подсадка, — хмуро сообщил Даур. — Сперва симбионт замолкает, а стоит тебе расслабиться…

— Откуда знаешь? — хмыкнул Арнэй. — Прочёл?

Даур покачал головой.

— Слышал разговор императора с Хорэем, — буркнул Даур в ответ.

— У него был феникс, — пробормотал Арнэй.

Даур кивнул.

— Поэтому мы должны быть осторожными. Не брать сразу много. Она наша. На целый год!

— А потом мы что-нибудь придумаем, — вырвалось у Арнэя.

Судя по тому, как сверкнули глаза Даура, брат думал о том же. Вот только рад ли он, что у них мысли, как всегда, совпали? Арнэй в этом сомневался.

Но тогда было не до этого. Не до разборок.

В спальне Арнэя спал безмятежным сном феникс. Настоящий. Их собственный феникс!! Добровольно согласившийся на год рабства, лишь бы спасти свою очаровательную задницу…

…Это была самая счастливая и самая тяжёлая ночь в жизни Арнэя.

Ночь, проведённая рядом с фениксом. С принадлежащим ему фениксом, взять которого он не имел права. Не сегодня. Не этой ночью.

У них был уговор с Дауром: если один из них теряет контроль, второй имеет полное право его вырубить.

Соглашаясь на это, Арнэй не сомневался даже, что валяться ему в отключке, причём очень скоро: в отличие от брата, сдержанностью он никогда не отличался…

Вот только птаха и во сне умудрилась удивить. Обоих.

Она не просто фонтанировала эмоциями, не размыкая век…

С ней что-то происходило.

Арнэй лежал на боку, подперев голову рукой и разглядывал спящего феникса. Глубокий сон разгладил гордые, чуть диковатые черты, сделал смуглое лицо по-детски трогательным и открытым. Беззащитным…

Грудь птахи вздымалась и опускалась под тонким покрывалом, словно тихий прибой.

Глаза двигались под сомкнутыми веками, нежный рот подрагивал: птаха видела сны.

Прежде Арнэй не слышал о таком, не знал, что даже спящий феникс способен щедро делиться пламенем. А скорее всего, пламени в эмоциях тех, кто был до неё, было слишком мало и потому драгх не ощущал даже его отголосков рядом со спящими любовницами.

Сейчас же он остро ощущал каждую из переживаемых птахой эмоций. Каждую, а их было много. Целым калейдоскопом они вертелись, сменяя одна другую над мерно вздымающейся грудью крохи — страх, злость, досада, решимость, готовность, сомнение, боль расставания, любовь… не к мужчине, нет. Кажется, к близким, родным… матери, отцу, брату… Брату ли? Неважно. Эмоций, изучаемых спящим фениксом было столько, что хватило бы на написание целой книги о ней, книги её жизни…

По другую сторону от Ингури сон феникса стерёг Даур, тоже, понятно, не рассчитывающий выспаться в эту ночь. А ещё — Арнэй отчётливо ощущал это — Даур не доверял ему. Ждал, а может и поджидал, что Арнэй вот-вот сорвётся, не выдержит… и тогда можно будет насладиться птахой самому.

В какой-то момент птаха вдруг шумно выдохнула, всхлипнула.

А затем вдруг выгнулась дугой, словно чья-то рука вдруг дёрнула вверх невидимую нить, привязанную к корсету под её грудью.

Братья успели одновременно.

Пальцы и ладони Арнэя будто погрузились в раскалённую лаву, когда драгх придержал вытянутую и напряжённую, как древко лука, девушку.

— Шрявь болотная! — сквозь зубы выругался Даур, за что тут же получил тычок в лоб.

— Разбудишь! — прошипел Арнэй.

— Так может, это и правильно, разбудить её? — прошептал Даур. — Что с ней, шерд побери, происходит?

Арнэй лишь нахмурился в ответ.

Хорошо бы знать, что с ним происходит, не говоря уже о девчонке, кожа которой раскалилась докрасна, а глаза под сомкнутыми веками так и бегали, веера ресниц подрагивали. Арнэй понятия не имел, что с фениксом, но с другой стороны, вдруг для них это нормально? По совершенно непонятной ему самому, необъяснимой причине, будить птаху не хотелось.

Прежде им доводилось мешать кровь с другими расами и каждый раз было одно и то же: сразу после низшие валялись в постели с интоксикацией и жуткой слабостью. Доктора были бессильны, объясняя подобное иномирским происхождением самих драгхов. Их кровь была сильнее, агрессивнее, их магия подчиняла магию низших рас. Рекомендовался в таких случаях покой и сон. Сон…

— Не надо будить, — прошептал Арнэй и поморщился, слишком уж нестерпимым стало пламя, исходящее от пташки. Слишком… агрессивным каким-то, что ли… — Вдруг ей больно. Пусть лучше… в беспамятстве.

Осторожно удерживая феникса за плечи, надавливая на талию и бёдра, удалось всё же уложить её обратно на кровать.

Аура феникса искрила, переливалась всеми оттенками огня. При болезни такого не бывает. Значит, виной всему не самочувствие. Что-то другое.

Арнэй, конечно, помнил, что они с Дауром договорились не брать больше. Слишком велик риск присадки. И всё же не удержался. Попробовал… Уверен был, что сможет остановиться в любой момент и в тот же миг тяжело рухнул на кровати рядом с фениксом. Перед глазами было темно, в голове звенело.

Драгх пришёл в себя под тихий мат брата.

Арнэй

— …Долбодятел конченый! — сквозь зубы завершил Даур довольно-таки эмоциональный монолог.

Арнэй потряс головой.

— Это ты меня?..

— Тебя и вырубать не надо, придурок, — прошипел Даур. — Сам чуть не скопытился.

Арнэй не ответил. Обвинения Даура были справедливыми.

Птаха, кстати, затихла. На какое-то время. Ещё несколько раз она приподнималась, выгибаясь дугой, но в четыре руки удавалось уложить её обратно.

Больше Арнэй не рисковал, не пытался подпитаться излишками пламени. И без того уже отличился. Объясни теперь брату, что не подсел… Даура можно понять. Игры с огнём фениксов опасны…

Пташка вдруг резко вдохнула и оба драгха надавили ей на плечи. Но она больше не приподнималась над кроватью. Вместо этого нежная смуглая кожа её потемнела, а потом пошла огненными трещинами, словно изнутри феникса искал себе дорогу свет. Такой яркий, ослепительный, что глазам было больно смотреть на него. На какое-то время Арнэй зажмурился, а когда снова открыл глаза, отпрянул от птахи, с трудом удержав ругательство на кончике языка.

Вместо неё между братьями лежала…

Нет, это по-прежнему была она, Ингури из племени Рамаян… и в то же время не она.