— Как украдут, так под Дарка же и прогнутся, — фыркнула Ценуса. — Это ведь удобно: желающий навариться за краже идеи завсегда найдётся, а вот готовность грызться с отмороженным ректорским сынком обнаружится не у каждого. Ничуть не сомневаюсь в том, что у Маллоя получится сформулировать претензии так, чтобы они звучали достаточно адекватно, а затем ещё и припугнуть вора безбашенностью.

— Действительно, — задумчиво произнесла Фортуна. — Думаю, даже если среди основателей подобной сети будут представители знати уровня ректора УСиМ, они предпочтут передать часть акций этому сумасброду. Крупная внутренняя грызня сейчас не нужна никому. Не на пороге войны.

— Войны? — в один голос вопросили Тришка, Линда и Цици.

— Её самой. По сути, Первой Мировой Форгерийской Войны.

— Так, госпожа, откуда такие мысли? — прищурилась слечна Мартинес-Видок. — Вроде как, вас совсем недавно вытрезвляли, так что, для пьяного бреда ещё рановато.

— Я что, одна понимаю, к чему ведёт открытие заклинания Презоркого Ока?

— Это того, что обеспечивает оперативное реагирование на любую атаку глобального уровня? — переспросила Линда. — Отчего же? Знаменито. Как русские его открыли, так тут же хвастаться начали, что теперь им под силу всю территорию своей необъятной защитить от проклятия любой мощи, не вкладываясь в постоянное поддержание щитов и не полагаясь лишний раз на данные разведки. Вот только формулу у них из-под носа в первый месяц стащили, и теперь любая страна, кроме совсем уж никчёмных, столь же хорошо защищена от локального Армагеддона, сколь и Российская Империя.

— Вот в этом-то и проблема, — с тяжёлым вздохом Фортуна выложила на поле брани очередную карточку существа. — Ушла в прошлое доктрина взаимного уничтожения, которая до недавнего времени вынуждала ЕССР тратить силы на внедрение агентов и развал вражеских государств изнутри. На самом деле, я даже удивлена, что мы столько топчемся на пороге войны, не решаясь переступить его.

— Как по мне, ты преувеличиваешь, — хмыкнула Тришка. — Войны были и раньше. До открытия Презоркого Ока. Да, обороняться от проклятий массового поражения было сложней, но не невозможно. И ни разу на моей памяти не случилось войны, которую все в один голос с чистой совестью могли бы назвать мировой.

— В том-то и дело, — подняла палец слечна Штернберк. — Вспомни войны эпохи Армагеддона. Все они были либо весьма сдержаны, либо велись против заведомо не способного дать массированный залп магических башен противника. Страны-участницы старались избегать эскалации конфликта, ведь если конфликт слишком разрастётся, количество направлений, которые требовалось покрыть разведке, чтобы предсказать нанесение мощного магического удара, возрастало в геометрической прогрессии.

— И, по твоему мнению, все государства, что столь активно копили военную мощь, сейчас сидят и ждут возможности не просто поиграть мускулами на публику, но и вгрызться зубами в глотку своих давних друзей? — подняла бровь Тришка. — Но что же их тогда сдерживает? Уже почти десятилетие прошло с тех пор.

— Не знаю… честно, не знаю, — сокрушённо покачала головой Фортуна. — Может, просто до сих пор не нашлось достойного повода? Не было искры, которая подорвала бы эту бочку с порохом, на которой мы до сих пор сидим? В конце концов, падение Пруссии, последний достаточно громкий конфликт, произошло прежде, чем формула Презоркого Ока стала доступна широкой публике.

— Кстати, я слышала легенду о том, что секрет этого заклинания из русских магических лабораторий был украден не за счёт сложной агентурной работы, а лишь благодаря идейному учёному, который попросту выложил его в Интернет, — хитро прищурилась Цици.

Вероятно, она хотела развеселить госпожу, но эффект её слова имели абсолютно полярный.

— К Глашек этих доброхотов! — раздражённо рыкнула Фортуна.

Она с размаху швырнула все свои карты на игровое поле и закрыла лицо руками.

— К Глашек… хтоновы идиоты, верящие, что если у людей отнять оружие, они перестанут друг друга убивать? Эти дурацкие пацифистические песенки, в стиле “сомнений нет: везде, где брат стреляет в брата, повинен тот, кто братьям выдал автоматы”. Им просто в голову не приходит, что не будь у братьев причин друг друга убивать, то огнестрел в их руках никогда не оказался бы направлен в сторону родственника.

— Госпожа, вам нельзя сейчас грустить, — осторожно коснулась плечика слечны Штернберк камеристка. — Вы же знаете правила: никаких грустных тем, когда вы выпиваете.

— И тебя к Глашек, Ценуса! — отмахнулась Фортуна. — Ты хоть понимаешь, что этот радикальный пацифист, желая спасти мир от войн, на самом деле погрузил его в пучину хаоса?

— Но ведь ещё ничего не произошло, верно? — служаночка начала невозмутимо поглаживать хозяйку по спине. — В Форгерии много попаданцев из поздних эпох, где было известно об ужасах мировых войн. Некоторые ведь даже прибыли из постапокалиптических миров. Они оставили великое множество трактатов и предупреждений. Что если лидеры государств окажутся достаточно мудры, чтобы не ввязываться в эту кровавую бойню?

— Не переоценивай человеческий интеллект, — с уст госпожи сорвался нервный смешок. — Люди склонны бороться со следствиями явления. Не с причинами. Но… пожалуй, ты права… права… смысла в этом всём просто никакого. Что изменится, если я буду сидеть в своём будуаре и жалеть себя, дуясь на весь мир?

Подчинённые в один голос хихикнули. Абсолютно каждая уловила эту несложную игру слов, ведь они ещё в детстве выучили французский, а оттого знали, что “boudoir” не просто так созвучно с французским же “bouder”, переводившимся на богемийский именно как “капризничать” или “дуться”. И было не столь важно, действительно ли они оценили юмор или же повиновались рефлексу, обязующему их смеяться над каждой шуткой госпожи.

— А давайте отправимся на охоту?!

5.

Это было, пожалуй, самой лучшей идеей из тех, что приходили слечне Штернберк в голову со времён попытки завербовать завербовать Глашек в те времена, когда та ещё была “никем”.

Фортуне однозначно требовалось “проветриться”. Покинуть на время душную Прагу. Вдохнуть полной грудью свежий деревенский воздух. Забыть на время обо всех проблемах. О сумасбродном ректоре, оскандалившемся своим избыточным вниманием к безродной. О нелюдимой мнительной Лешей. О зарабатывающем на картофеле с кровью некромагов Даркене. О занудных лекциях. О самолюбовании профессора Цукера. О…

Обо всём.

Лишь дорога, четыре послушных спутницы, да одна единственная цель. Самая интересная добыча из тех, что когда-либо знал любой из возможных миров.

Человек.

И не просто человек, а человек, знающий, что на него идёт охота. Человек, компетентный в вопросе поиска других людей. По крайней мере, достаточно компетентный, чтобы избавиться от кредитки и сим-карты прежде, чем Стенающая Роща встретила своё первое утро в Форгерии.

По первости, очнувшись ото сна в мчащейся по шоссе машине и оторвав голову от бёдер Ценусы, послуживших госпоже подушкой за неимением более удобной альтернативы, Фортуна даже пожалела о принятом во хмелю решении немедля отправиться на поиски беглого Полыня Смолара, но затем, спустя пару часов в дороге, ощутив непривычную лёгкость и свежесть мозга, избавленного от необходимости решать уже тысячу раз опостылевшие задачи, осознала, насколько же сильно ей этого не хватало.

Внеочередных каникул. Своего собственного небольшого приключения. Беспечного. Беззаботного.

Фортуна ни на секунду не сомневалась, что её цель никуда не денется. Через пару дней — максимум через неделю — Полынь Смолар предстанет перед светлым ликом юной слечны Штернберк. Подобная уверенность позволяла с облегчением выдохнуть да со спокойной душой наслаждаться красотой окружающего мира.

А Богемия была очень красивым местом. На её территории расположилось великое множество густых лесов, где доминировали хвойные породы, привычные к капризам различных времён года. А уж что говорить о полуторакилометровой горе Снежке, вызывавшей благоговейный трепет у любого, кто, хотя бы, увидит её издалека?