Уж точно не в усадьбе. Нет, не в доме родителей, а в квартире-студии в Хемлоке.

Ну, как женщины это делают? Во всех мирах! Они ведь любой спор вывернут наизнанку. Всё обернут в свою пользу так, что ты ещё и виноват окажешься. Истина не столь важна, ибо ненадёжна. Истина — она ведь тоже женского пола.

Дарк уже чувствовал себя виноватым. Но он не мог так просто сдаться.

Почему он должен был думать о чувствах тех, кто сам не думал о его чувствах?

— А зачем мне здесь находиться? — тихо, неторопливо, старательно подбирая слова, ответил молодой человек. — Чтобы слышать вечные упрёки? Я не хочу чувствовать себя ребёнком второго сорта!

— Второго сорта? — у Гиацинт аж челюсть отвисла. Она начала часто-часто моргать. Реакция явно не была отрепетирована заранее. Удивление искреннее, неподдельное.

— Ну, да! — развёл руками некромаг. — А вы как думали? Неужели не замечали, что вам спускается с рук то, за что с меня бы шкуру содрали.

— Братик-дурак!!! — как оказалось, прошлый крик был далеко не пределом возможностей сестрички. На сей раз Гиа основательно постаралась. Даже вытянула руки со сжатыми кулачками вдоль тела и зажмурилась. — Неужели не понятно, что это, как раз, потому, что ребёнок второго сорта — это я! Не мне быть наследником! А я и не хочу! В прошлой жизни наследником не была, и в этой не буду! Не хочу я участвовать в сражениях, принимать тяжёлые решения и нести ответственность за жизни других! Потому и дрессировать меня так не надо, — воздух в лёгких у сестрички, всё-таки, заканчивался. Голос стал тише. Кажется, и эмоции уходили, пуская на смену опустошённость. — Мне надо быть красивой и гостеприимной. Радовать глаз. Выйти, за кого скажете вы с папенькой. Улыбаться ему. Не я стану следующим ректором УСиМ. Ты.

И что тут ответить? Что же получалось? “Сам придумал — сам обиделся”? Разве не мог Дарк догадаться обо всём этом раньше? Мог. Ей богу, памяти и знаний на полтиник, а мозгов, как у девятнадцатилетки сопливого! Но ведь ничего подобного и в голову не приходило. Конечно, при желании, всегда имелась возможность найти оправдание: ведь с родителями, к примеру, было бессмысленно разговаривать. Мама во всём поддерживала отца и постоянно повторяла, что тот хочет, как лучше, а отец… Маллой-старший никогда не признавал свои ошибки вслух и считал, что лучший способ воспитания — именно что дрессировка. Все разговоры оказывались бесполезны, потому как каждый раз они проходили в обстановке, когда оба собеседника верили, что их понимают.

Но это было не так.

И, в какой-то момент истина “разговоры — бесполезны” стала казаться аксиомой. Выводы, которые сделал Дарк для себя, казались ему логичными и полностью объясняющими поведение отца. Глашек над таким походом обязательно посмеялась бы, поспешив напомнить, что у любого явления может найтись великое множество объяснений, и выбирать из великого множества надо не первое попавшееся, кажущееся логичным, а то которое кажется наиболее простым и вероятным с учётом всего доступного множества факторов. Зануда просто обожала речи в таком стиле, всегда заканчивая их фразой “а всё остальное — первый шаг к шапочке из фольги”.

Никто не любил её речи, кроме преподавателей. И с преподавателями она становилась крайне словоохотлива.

И ведь, курва, всё правильно говорила. Объяснение, которое предлагала Гиа соответствовало критериям вероятности куда больше, чем то, что выдумал Дарк.

Молодой человек поджал губы. Не зная, что и ответить, он неторопливо поднялся на ноги и отряхнул седалище.

— Я это… телефон потерял… можешь мне позвонить?

Голос звучал тихо. Слегка подавлено. Таким голосом произносят извинения. И пусть ни одно из них не звучало — они подразумевались. Не было смысла говорить громче. Гнев и чувство собственной правоты уже не давили на лёгкие. Они ушли. А что осталось? Сожаление? Пожалуй, нет. Оно ещё не успело заявиться. Чтобы пришло сожаление, нужно немного больше времени на раздумья. В итоге… это, пожалуй, была меланхоличная апатия. Слабая и готова уступить первому чувству, которое придёт на смену тем, что уже показали себя никудышными лидерами.

— Ты мне свой новый номер не давал, — так же тихо ответила сестрица.

Какие чувства испытывала она? Почему её голос такой тихий? Неужели она тоже пыталась извиниться, не сказав ничего прямо? Считала себя виноватой в том, что не разглядела раньше истинных причин конфликта? В конце концов, она ведь тоже лишь выглядела девочкой-подростком, но не являлась ей.

— О, вот как? — действительно. Не давал. Это была одна из мер, посредством которых Даркен всё это время держался подальше от семьи. — Ну и ладно. Кто-нибудь из слуг найдёт. Пойдём? Пройдёмся?

— Да, — клюнула носиком воздух сестрёнка. — Пройдёмся.

Некромагу пришлось взять инициативу на себя. Он подошёл к девушке и аккуратно взял её за плечо.

— Прости меня, Гиа. Дураком был.

— Дураком и остался, — насупилась она.

Ну всё! Разобиделась. Поругалась, пережила стресс, и теперь Дарку её предстояло утешать. Как будто бы она одна нервничала во время этого разговора? Так всегда. Во всех мирах. Форгерия не исключение. Мужчина всегда окажется виноват, всегда будет извиняться.

— Я знаю, — он ободряющим жестом чуть потёр плечико сестры. — Пойдём. Понимаешь, — начал молодой человек, едва они ступили первый шаг вместе, в одном направлении. — В прошлой жизни от меня не требовалось так много. Мне позволяли жить так, как я считаю нужным.

— Ты добился успеха? — в вопросе всё ещё была шпилька. Ненужная обиженная шпилька.

Некромаг сделал вид, что не заметил её.

— Нет. После школы я потратил пару лет на размышления о том, кем хочу быть. После университета несколько лет не работал. Всё искал себя. Точнее, делал вид, что искал себя. Ведь нашёл же. Великовозрастный лентяй, который только и хочет, что тусить и развлекаться. Я себя нашёл, но такой я не был нужен миру.

— Не нужен миру? В чём это выражалось? — не поняла сестра.

— В том-то и дело, что ни в чём. Нужные миру родители очень долго меня терпели и поддерживали. Я был нужен им, и чувствовал себя в порядке. Думал, так оно и должно быть, — небрежно пожал плечами Дарк.

— И ты обижен на папу, что он тебя не поддерживает? — уточнила Гиацинт.

— В каком-то смысле, — губ коснулась усмешка. — Не знаю. Во всём сразу так и не разобраться. Я впервые взглянул на вопрос с иной точки зрения и до сих пор не уверен, что именно я вижу. Я всё ещё не принял решение, нравится мне новый взгляд на мир или нет. Согласен ли я с этой точкой зрения?

— Для того, кто не согласен, ты слишком уж спокоен и расслаблен, — скептически подняла бровь девушка.

Тем временем дорожка слегка свернула в сторону зданий. Кажется, это малые гостевые покои. Челядь от души веселилась. Кто-то требовал “песню”. Долго уговаривать исполнительницу не пришлось и вечерний ветерок подхватил мелодию, дабы донести её до случайных свидетелей из числа шляхты. Один из них даже узнал в гитарном переборе нечто знакомое, но не смог с ходу опознать.

— Потому что понимаю, что бесполезно ругаться, — улыбнулся Дарк. Он довольно долго тянул с ответом. — Мне нужно всё осознать. Понять вашу точку зрения. Сравнить со своей. Выработать аргументы. Оказывается, по-настоящему сложно спорить на тему, которая касается лично тебя. Глаз замыливается. Мышление становится крайне однобоким.

— Вот! Вот такого человека хотел вырастить отец, — губы Гиацинт тронула улыбка. — Я бы так не смогла. Разум превыше чувств? Пожалуй, что нет.

— А жить с нелюбимым мужчиной? — Даркен попытался найти слабость в позиции сестрёнки.

— Думаю, я смогу найти, за что его полюбить. В каждом должно быть что-то хорошее.

— А если не найдётся? — старший брат сдаваться не собирался.

— Тогда… тогда я буду это делать из любви к папе и маме. Из любви к той семье, по указанию которой я вышла замуж, — улыбка девушки стала мягкой, лиричной, мечтательной. — Но я всё ещё уверена, что в каждом человеке есть что-то, за что его можно полюбить?