Минут через пять в комнату постучали. Я вздохнула, поднялась с кровати и пошла открывать. На пороге стоял Гриша. Запах его парфюма разлетелся по моей комнаты: сочетание сандалы вперемешку с нотками шалфея и груши.

— Твоя мама, кажется, немного злиться, — произнес парень, закрывая за собой дверь. Он был одет, словно пришел не в гости к друзьям семьи, а на очередное торжество: черные брюки прямого покроя, рубашка, заправленная под кожаный толстый ремень. Не хватало только галстука, и идеально зализанных волос лаком. Но к счастью, волосы у Гриши были короткими, их бы просто не получилось уложить косметическими средствами.

— Хорошо, что немного, — улыбнулась я. Мы оба сели на мою кровать, неблизко, но достаточно, чтобы ощущать исходящее друг от друга тепло. Я опустила голову, сжав кулачки на коленях.

— О чем ты хотела поговорить? — Гриша повернулся ко мне, и посмотрел с такой нежностью, что в горле образовался камень. Он однозначно хороший парень, и заслуживает честности. Поэтому набрав полные легкие воздуха, и собравшись с духом, я произнесла.

— Мне очень жаль, что мама ввела тебя и твою семью в заблуждение.

— В смысле? — Гриша продолжал улыбаться, разглядывая мое лицо. Ни капли наглости или пошлости. Думаю, он бы никогда не решился поцеловать девушку первым. Они с Антоном в этом плане были совсем не похожи. Я опять вздохнула, стараясь подобрать правильные слова. Никогда раньше не отталкивала людей намеренно. Оказывается, это непросто.

— Я опоздала, потому что была на свидании с парнем, которого люблю уже три года. Мне жаль, что мама ввела тебя в заблуждение на мой счет.

— Ох, понятно… — теперь и Гриша опустил голову. Улыбка сошла с его лица, и между нами повисло напряженное молчание. Я знала, поступаю правильно. Играть на два фронта, как делают многие девушки, не по мне. Даже если по итогу, через неделю Антон забудет о существовании Юли Снегиревой, по крайне мере, моя совесть будет чиста.

— Прости. Мне, правда…

— Это было ожидаемо, — Гриша вдруг вскинул подбородок, и его губы снова растянулись в улыбке, только теперь довольно грустной.

— В смысле?

— Ты очень красивая и от тебя так и веет духом свободы. Логичное дело, что такая девушка не может быть одинока.

— Что? Нет, я… — от слов Гриши у меня порозовели щеки. Я не знала, куда деть глаза и как смотреть на парня. Вроде отталкиваешь человека, а он одаривает комплиментами. Другой бы грубостей накидал, но не Гриша.

— Ты замечательная, Юля. Я буду рад остаться хотя бы твоим другом.

— С-спасибо, — робко произнесла я, хлопая ресницами в растерянности. И слова-то куда-то все растерялись, и решительность моя сошла на нет. Однако Гриша сам все понял. Он буквально сразу поднялся, еще раз улыбнулся и поспешил удалиться из комнаты.

А уже позже, вечером, ко мне коршуном влетела мама. Не состоялись смотрины, будущий жених официально заявил, что не готов к серьезным отношениям, мол, надо ему карьеру строить, а девочки, а девочки потом. Родительница моя, конечно, все списала на опоздание, на плохой внешний вид, и то, что за стол за весь вечер я так и не села. В общем, громко, с грубыми словами, мама хлопнула дверью и ушла к себе, горевать дальше.

Глава 28

Юля

В воскресенье дома творилась давящая атмосфера: казалось, не дай бог ни в том месте дыхнешь или чихнешь, взорвется ядерная бомба. Даже папа по-тихому ушел в гараж к друзьям, а сестра сбежала к подружке. В итоге остались мы с мамой один на один. И хотя я сидела у себя в комнате, все равно ощущала эта раздраженную энергетику.

А потом в обед в дверь кто-то позвонил. Я как раз на кухне себе чай наливала, а родительница сидела в зале, в полной тишине, читая газету. Открывать, конечно, она не планировала, поэтому пришло мне.

На пороге оказался мальчишка, лет десяти. Симпатичный такой, улыбчивый. Глаза на пол лица, серые-серые, почти прозрачные. В одной руке он держал мячик, а в другой белый конверт.

— Вы Юля Снегирева? — спросил быстро мальчик. В ответ я кивнула, продолжая разглядывать ребенка. Он потоптался, и вдруг протянул мне конверт.

— Это мне?

— Вам, — сказал мальчишка. Я взяла конверт, и ребенок тут же пустился бежать вниз по лестнице. Вот же странности. Покрутив в руках необычную вещицу, в наше время необычную, я закрыла дверь и пошла к себе в спальню. Уж больно любопытно стало, в жилах кровь заиграла. Ну и конечно, не хотелось, чтобы мама забрала конверт. Она могла. В легкую.

Закрывшись на замок в комнате, я плюхнулась на кровать и начала распаковывать послание. Удивительное дело: получателя и отправителя не было. То есть кто-то выловил ребенка, всунул ему конверт в руки и дал точные указания. Интересно. Аккуратно распечатав верхнее основание, я вытащила лист бумаги. Он выглядел таинственно, словно манускрипт из прошлого века. В груди все сжалось от любопытства, я прикусила край нижней губы и принялась читать письмо, между прочим, выведенное очень красивым и аккуратным почерком.

«Я буду ждать тебя у детской горки. Сегодня. Завтра. И все триста шестьдесят дней в году. Пока однажды ты не вспомнишь, что я когда-то тебе нравился.

Навечно твой А.»

Я зажмурилась, стиснув зубы, а потом не выдержала и подскочила с кровати. Прижала письмо к груди и закружилась как дурочка по комнате. Едва слышно визжала, не в состоянии поверить. Это же Антон! Мой Антон! Стоп! Это что ж получается: он пригласил меня на свидание? Меня? На свидание? Таким необычным способом? А говорят, мужчины нынче не романтики.

Радость меня переполняла. Ну и конечно, я не планировала отказываться от встречи. Поэтому быстренько облачилась розовую юбку чуть выше колен, прямого покроя, кремовую кофточку с длинными рукавами, повязала волосы в косичку, подвела немного глаза. Схватила кардиган и пулей выскочила в коридор.

В этот момент из зала вышла мама. Она так пронзительно на меня посмотрела, что каждая клеточка отдала в позвонке. Да, может, я и не совсем правильно веду себя по отношению к ней, но, пожалуй, у нас это взаимно.

— Пока, — произнесла я, ожидая услышать сто и один вопрос. Но мама лишь хмыкнула, развернулась и скрылась на кухне. Собственно, это была большая удача, иначе и не назовешь.

Благополучно я выскочила из подъезда, огляделась, и, не заметив нигде поблизости байка Антона, пошла в сторону детской площадки. Пока шла, несколько раз поправила волосы, все казалось, чего-то в образе не хватает. Губы пересохли, но они так и расплывались в улыбке. А когда я увидела Левакова, который стоял у горки с большой белой пушистой ромашкой, окончательно растеряла боевой дух. Боже! Какая это была ромашка! Таких уже и не найти нигде: пышная, с длинными лепестками, а середка словно окрашена в яркий золотой цвет. Так и хотелось оторвать один из лепестков и произнести волшебную считалочку про лети через запад на восток и быть, по-моему, вели.

Да и Антон сам выглядел хорошо: горчичные скинни, белая водолазка под горло, через которую выделялись его спортивные руки и даже грудь. От одного вида можно было смутиться, что, собственно, со мной и случилось. Кровь в венах залилась кипятком, прильнула к щекам, и я почти растаяла как льдинка под сорокаградусной жарой.

— Привет, — произнесла робко, подойдя ближе. Леваков моментально повернулся и выдал мне самую ослепительную улыбку, какую только мог. Глаза его переливались бликами, мои полагаю тоже.

— Привет, хорошо выглядишь, — сказал Антон, скользнув по мне взглядом. Затем сделал шаг вперед, наклонился и… чмокнул в щечку. Позвонок прошибло током, и я едва устояла на ногах, до того волнительно было.

— Спасибо. А у тебя ромашка красивая.

— Я подумал, что розы ты не заценишь, — он протянул мне цветок, и я прыснула со смеху, обхватив стебелёк дрожащими пальцами.

— А ты меня оказывается, хорошо знаешь.

— Мы вообще-то с тобой три года знакомы, Снегирева. Я прекрасно осведомлен о твоих вкусовых пристрастиях, — деловито заявил Антон. Вот тут я немного опешила.