Узнала про его день рождения, делала подарки своими руками. Я была убеждена, что он в какой-то степени хорошо относится ко мне. Не видела истины, наверное. Розовые очки мешали. А недавно, когда Леваков помог и угостил мороженым, я чуть ли не летала от счастья.

Однако у розовых очков есть срок годности. Такие, как я не в курсе на этот счет, думаем, что если сам открытый и прямой, то и все такие. Оказывается, не все.

Первым ударом стал провал на региональной конференции, куда меня практически силой запихнула мать. Она хвасталась подругам, какая ее дочь умница и что смогла пробиться на ступень выше. За первое место давали возможность поехать в столицу, выделяли бюджетное место в трех вузах на выбор. На самом деле, я не хотела победы. Но когда называли призеров и глаза матери потухли, мне сделалось тошно. Она просто встала и молча ушла из актового зала. Ничего не сказала, хотя ее дочь попала в пятерку лучших.

Меня поздравили все: учителя, товарищи по цеху так сказать. Вот даже Дима, которого я обошла на одно место. А родная мама посчитала мой провал позором. Слезы подступили, и я убежала в туалет. Благо людей в это время почти не было. Уселась на подоконник, вытащила доклад, который читала. Но руки дрожали, и бумажки рассыпались на пол. Почему-то именно в этот момент моей беспомощности в туалет вошел Антон с друзьями.

Не передать словами насколько мне не хотелось предстать перед ним в таком виде. Все равно на остальных, но перед ним хотелось выглядеть в лучшем свете, а не с размазанной тушью на глазах. Друзья Левакова откидывали какие-то тупые шутки, но я не особо вслушивалась. Лишь мысленно просила, чтобы Антон не смотрел, чтобы ушел, или хотя бы вышел на пару минут. К счастью, он или сам понял, или прочитал у меня на лице, но покинул дамскую комнату со своей компанией довольно быстро.

А дома меня ждал бойкот от матери. Она вроде и говорила со мной, но как-то сухо, односложно и через силу. Папа с Иркой спросили, конечно, в чем дело, но мама повела плечами, мол, ни в чем. Я ей не стала высказывать, хотя обычно не скуплюсь на слова. Просто ушла к себе, закрыла дверь, уселась на подоконник и читала почти до утра. Книги всегда поднимали настроение.

Но ударом стала не мать, ее выходки для меня не были сюрпризом. Ударом стали слова Антона в столовой. Я как дура переживала за него, думала, раз голова болит, надо купить что-то холодное, все-таки душновато на улице. Купила, называется. Казалось, кофе полетело не в урну, а мне в душу. Казалось, он проткнул меня чем-то острым, и горьким. Я сама себя вдруг ощутила горькой.

А потом пришло осознание. Леваков стеснялся самого себя, своих истинных желаний и чувств. Да, может именно в этот момент я попала под горячую руку, но в целом, если сложить ситуации ранее, вывод напрашивается сам. Для его друзей Юля Снегирева — девочка, которую надо обходить за километры. Странная. Они частенько так говорили. Но я была убеждена, что, если Антон продолжает общаться, делать шаги, для него это не так.

В тот день я не уронила ни одной слезинки, пусть мне и было чертовски неприятно слушать оскорбления в свой адрес. Однако я была убеждена, это наша не последняя встреча. Так и случилось. Он подошел. Уверена, хотел извиниться. Иначе смысла подходить нет. Но слушать его извинения было просто невмоготу. Слезы подступили, в горле будто застрял камень. Каким-то чудом я сдержалась, отбилась и гордо ушла с этой грязной сцены.

И вот сейчас, сидя в женском туалете, на старом подоконнике мне впервые захотелось закурить. Пальцы немного дрожали, дыхание участилось. Я смотрела на пошарпанную стенку, на старую плитку под ногами и не могла понять, как этот человек мне вообще мог нравиться? Что в нем такого? Подумаешь, уделил внимание, подумаешь, пару раз проявил человечность. Но это не повод бегать за ним хвостиком.

Такой, как он меня не достоин. Люди, которые бояться собственного мнения жалкие… И Антон тоже жалкий. Однако за всеми этими громкими убеждениями, которые я наматывала в крупный клубок в голове, до сих пор крутилась его улыбка. Кажется, чувства так просто не исчезают…

Юля

Левакова я не видела три дня. И не потому, что не хотела, на самом деле, в груди ой как зудело и тянуло. Я отнекивалась, отмахивала назойливую мысль, вспоминала его грубые слова в свой адрес, его трусость. Сердце вроде каменело, а вроде и давало трещины сомнений.

В четверг мы впервые пересеклись. Он парковался на улице, а я спешила на пару. Больше не было необходимости приходить чуть раньше, или сидеть целые перемены у фонтана. Хотя свежий воздух мне нравился, да и здесь довольно приятно. Водичка, птички, осенний теплый ветерок. Мне стоило невероятной силы воли отвернуться, не смотреть на Левакова.

Я преодолела большую часть парковочной зоны, переступила за железные ворота и внезапно почувствовала, как горячая ладонь резко схватила меня за кисть руки. Дернула. Пришлось оглянуться. Сердце будто замерло в ожидании, в легкие перестал поступать кислород, а может я целенаправленно не дышала.

— Привет, — произнес Дима. Внутри все оборвалось. Подул теплый ветерок, он настойчиво игрался с моими волосами и юбкой, которая разлеталась в разные стороны. Я перевела взгляд с Рощина в сторону парковки и сглотнула. Антон стоял в метрах трех, рядом с ним очередная девчонка и парень с его группы. Они о чем-то разговаривали, шли медленно, переглядывались. Леваков смотрел на меня, но стоило нам встретится глазами, как он моментально отвернулся. Начал поддерживать разговор, кивал головой, но складывалось ощущение, что Антон совсем не слушает.

— Юль, — позвал Дима. Я улыбнулась. Трусливые парни — не повод быть грустными.

— А ты уже пил чай? — спросила, старательно пытаясь оттолкнуть навязчивые мысли.

— Я не очень люблю чай, но кофе с радостью. Составить тебе компанию? — Рощин тоже улыбнулся. Ветер коснулся его светлых прядей, раскидывая по макушке. Это случилось неосознанно, интуитивно: я привстала на носочки, потянулась к Диме, аккуратно поправляя прическу.

Рощин почему-то не сводил с меня глаз, словно сей процесс доставлял ему удовольствие. Однако я не вкладывала никакого смысла, просто поправила, чтобы выглядело не так хаотично.

— Спасибо, — кивнул Дима. Я опустила руку и снова глянула в сторону Антона. Он прошел с подружкой в метре от нас, не смотрел. Стыдно, полагаю, репутация не позволит.

— Эй, — Рощин щелкнул меня по носу, вызывая в реальность. Я подняла на него глаза, осознавая, как глупо, наверное, выгляжу.

— Прости, я немного…

— Это твой бывший? — спросил неожиданно Дима. От столь странного вопроса мои щеки стали нагреваться, а пульс участился. Вот же магия.

— Что? С чего ты взял? Какие глупости, — отмахнулась.

— Он глаз с тебя не сводил, и сейчас вон, смотрит, — вздохнул Рощин. И черт меня дернул развернуться лицом к ступенькам. Потому что Антон, в самом деле, смотрел. Всего на секунду, но мне показалось, в его глазах мелькнул огонек, яркая искра. Но магия испарилась слишком быстро, словно Леваков сам боялся этой искры. Он резко развернулся и пошагал к дверям, оставляя позади свою подружку.

В пятницу объявили, что в честь золотой осени студсовет решил организовать дискотеку. Рощин как раз состоял там, собственно, так я и узнала. Вообще из-за супер опеки мамы, мне не удавалась бывать в местах с громкой музыкой, но раз уж мы который день играем в молчанку, можно решать самой. Поэтому я пришла в комнату студсовета к Диме, и выдвинула свою кандидатуру в качестве помощи. Ребята не отказали, наоборот обрадовались, им как раз не хватало несколько человек для украшения зала.

Вечером после всех пар, пришлось задержаться. Однако я ничуть не переживала, с удовольствием развешивала мишуру, слушала разговоры студентов, подборки треков для танцпола и обсуждение сценария вечера. Сама не принимала в диалогах участие, но быть частью чего-то подобное возбуждает, поднимает настроение.