Вернулся Леваков почти через десять минут, всучил свежевыжатый сок в прозрачном стаканчике с желтой трубочкой девчонке, она улыбнулась в ответ, взяла напиток и тяжело вздохнула.

— Что-то случилось?

— Да нет, Ира просто звонила, — Юля вытянула губы в трубочку, задумчиво разглядывая сок. Казалось, она прибывает не здесь, казалось, она чем-то озадачена.

— Хочешь, к ней в гости съездим? Она переживает за тебя? — Антон подошел ближе, взял стаканчик у Юли и поставил на землю, вместе со своим. Затем крепко обнял Снегиреву: прижал к себе, вдохнул запах летних ягод, провел ладонью по спине, задевая шелковистые пряди волосы, затянутые в тугой конский хвост.

— Я поеду к ней, да.

— Съездим, проведаем, — произнес Леваков, пропуская мимо ушей местоимение в единственном числе.

— Антон, — вздохнула девчонка, отодвигаясь. Она подняла на него свои карие глаза, которые переливались янтарными бликами. В них читалось слишком много, в них читалась грусть.

— Что случилось? — Антон напрягся, потянулся к ладоням Юли, переплел пальцы, но даже это прикосновение не помогло избавиться от навязчивого чувства тревоги.

— Я сегодня у сестры останусь, — выдала на одном дыхании Снегирева.

— У Иры? Да что случилось, эй… я же переживаю.

— Ничего, не переживай. Все нормально, — она улыбнулась, но больно фальшиво, словно пыталась утешить этой улыбкой. Антон не сводил глаз с Юльки, смотрел в эти притягательные огоньки и не мог понять, что не так.

— Если ничего не случилось, почему ты должна оставаться у сестры? Я тебя целую неделю не видел, соскучился, между прочим. Юль…

— Завтра твои родители приезжают, да и мне переодеться надо. А Ира сегодня домой ездила, вещи привезла.

— Так если дело только в вещах, давай поедем и возьмем. Делов-то, — усмехнулся нервно Антон. Снегирева осторожно скользнула пальцами, освобождаясь от прикосновений Левакова.

— Антон, я… я не останусь у тебя ночевать. Ни сегодня, ни уж тем более завтра. Спасибо большое за твою поддержку, и за то, что ты у меня есть. Правда…

— В смысле? — сорвалось с хрипом у Левакова. Ему вдруг показалось, ослышался.

— Парень Иры уехал в командировку до воскресенья. Я поживу у нее, там подыщу себе работу и жилье. Постараюсь, по крайне мере, — достаточно четко и сдержанно отвечала Юлька. Антон отвел взгляд первым, не выдержав, непонимания, которое накатывало волнами. Закинул руки в карманы, сжимая челюсть.

— В чем сложность жить со мной? — процедил холодно Леваков.

— Это дом твоих родителей, я не хочу обременять никого. Пойми…

— Ты никого не обременяешь. Что за глупости, Снегирева? — прикрикнул Антон, нервно сглатывая. Во рту сделалось так сухо, словно прошлись наждачкой. Он не планировал никуда отпускать девчонку и точка. Пусть хоть три раза находит отговорки.

— Это ты так думаешь.

— Ты даже не знаешь моих родителей, чтобы решать за них!

— Антон, нам не по тринадцать лет, чтобы ночевать друг у друга просто так. Я… я бы с радостью осталась с тобой, если бы… — Снегирева вздохнула, опустив голову. Она уставилась на свои кроссовки. Антон тоже опустил голову, заметил маленький камешек и пнул его со всей дури. О чем, черт возьми, говорит эта девчонка. Что не так…

— Юль, я тебя не отпущу.

— Я очень ценю твою настойчивость, — Снегирева подошла к Антону, коснулась его руки, и взглянула снизу вверх. Маленький котенок: робкая, нежная, до ужаса невинная. Ну как ее можно отпустить? Глупости какие-то.

— Юль, не отпущу, — строго сказал Левакова, чуть наклонился и коснулась губами лба девчонки. Ему хотелось бросить к ее ногам весь мир, хотелось защитить от любых невзгод.

— Мы оба несамостоятельные, по крайне мере пока, — произнесла неожиданно Юля, отпуская руку Антона, и отступая на шаг назад. — Мы не сможем снять квартиру, потому что у нас нет своих сбережений.

— Зачем нам снимать квартиру? Тебе мало моего до…

— Это дом твоих родителей, Антон. Вещи, в которых ты ходишь, их тоже купили твои родители. Байк, на котором ты ездишь, даже еда…

— И что? — прикрикнул Леваков, задыхаясь от непонимания. Да, он зависит от родителей, да они дают ему деньги и оплачивают учебу. Но это никак не влияет на чувства к Юле.

— Я ушла из дома не для того, чтобы чьи-то родители меня содержали.

— Ч-чего? — едва не заикаясь от услышанного, спросил Антон. Он склонил голову набок, поджав губы. Затем провел пальцами по бровям, ощущая, как жар заливает вены.

— Антон, пойми…

— Нет, не пойму! — выдохнул Леваков. Подошел к Юле, положил ладони ей на плечи, наклонился, стараясь разглядеть в глазах девчонки ответы на вопросы, на самый главный: почему она его отталкивает, и что он должен сделать.

— Юль, выброси ты эти глупости из головы. Мои родители будут рады тебе, они у меня классные. Послушай, я ради тебя…

— Антон, да пойми же ты, — Снегирева откинула его руки, отступая назад. Она слишком часто дышала, будто никак не могла подобрать нужного слова. Да что уж, какие бы слова девчонка не сказала в этой ситуации, вряд ли бы Антон понял. Ему казалось, в любви самое главное быть рядом, подставлять в плечо, обнимать, помогать, чем можешь. Он же делал все: приехал за ней, даже комнату отдельную выделил, хотя мог бы настоять и на одной кровати, не чужие ведь. Однако не стал давить, не наглел, наоборот, искренне пытался создать в новом месте уют для Снегиревой.

— Нет, не пойму. Почему я не могу жить со своей девушкой, почему не могу привести ее к себе домой, почему не могу обеспечивать ее.

— Потому что это не ты будешь делать, а твои родители, услышь меня, наконец. — Повысила тон Юля. Взгляд ее сделался стеклянным, покрываясь тонким слоем льда. Впервые за долгое время Снегирева показалась Антону чужой.

— То есть… проблема в том, что я… давай, договори! — крикнул он. Откуда-то появилась злость, слишком острая и неконтролируемая. Леваков сжал руки в кулаки, часто дыша.

— Я не могу жить на шее твоих родителей. Это мой выбор и мои проблемы, я готова принять помощь, но не от твоих родителей.

— Ты чушь несешь, просто чушь! Какая разница, откуда деньги, еда и крыша? Я не понимаю!

— Для меня большая, — взмахнула руками Юля. Она то и дело моргала, словно вот-вот заплачет от безысходности.

— Юль…

— Да ты даже не спросил, хочу ли я быть твоей девушкой. Мы с тобой общаемся без году неделю, я… я не могу, пойми. Не могу жить в доме твоих родителей, не могу позволить им содержать себя. А ты… как бы сильно я не лю… Антон, ты не самостоятельный. Ты, как и я зависим от кого-то.

— Что? — в груди будто сдавило что-то, а виски сжало от напряжения. Леваков оцепенел, подобно безжизненной статуи. Он не мог вымолвить ни слова, пытался вдохнуть, но кислород наотрез отказывался попадать в легкие.

— Антон, я…

— Вот значит, какого ты обо мне мнения, — произнес, поджав губы, Леваков. Сердце набатом отбивало безумные ритмы, его стуки доходили до самой глотки, в которой затесался тугой ком.

— Антон…

— И встречаться я тебе не предложил, и из себя ничего не представляю без родителей. Не такой, да? Классно. А я думал, у нас отношения.

— Я не имела в виду ничего плохого, — жалобно говорила Юлька. Да только Антон уже ничего не видел, кроме тумана перед глазами. Ее слова задели, прошлись по каждой косточке. Он словно потерял собственную гордость и значимость.

— Езжай к Ире. Быть самостоятельной на квартире у парня своей сестры, это же другое, — слова дались тяжело. Но именно их хотелось сказать, хотя толку от этих слов. Юля уже все решила, сама, и не нужно ей мнение Антона, его желания. Она поедет в ту квартиру, будет строить из себя независимую девушку. Только надолго ли хватит этой независимости? Что будет потом? Вернется этот мужик и они начнут ютиться втроем в однушке? А если сестра поругается с любовником? Если он по итогу их выгонит? Где тогда будет ее желание быть гордой и не брать чужих денег. Нет, Антон никак не мог понять мотивов Снегиревой. Но больше всего раздражало другое: девчонка видела в нем пустышку, мажора, прожигающего жизнь за счет кошелька родителей.