Англичане вновь собрались на палубе. Ночь для моряков была поистине страшной. Но вдруг произошло невероятное. Крейсер перестал дрейфовать, замер. На шлюп-боте чудом сохранились лодки. Теперь можно было начать эвакуацию. На всех шлюпок не хватило. Спасение экипажа требовало времени, но английская дисциплина – залог успеха. Постепенно на берегу оказались все, от адмирала до юнги. Экипаж покинул тонущее судно. Ее Величество лишилось первоклассного крейсера, что вполне восполнимо, ведь адмиралтейство достаточно богато.
Очутившись в безопасности, командование крейсера тут же отправило рапорты по инстанциям, так что все, от полпредов до консульских представительств, оказались в курсе случившегося. Власти отдали приказ задержать «Дораду», где бы она ни появилась.
Естественно, получив донесение, английский посол в Буэнос-Айресе тут же оповестил всех своих подчиненных. Тем не менее Синему человеку и его друзьям удалось бы остаться незамеченными, если б не телеграммы, посланные Феликсом в Европу. Ведь в каждой из них говорилось о «Дораде». Это сослужило друзьям скверную службу.
Немцам, как бы им того ни хотелось, не принадлежит монополия на шпионаж. Англичане располагают прекрасно организованными секретными службами. Это дорого, но окупается с лихвой. Однако особо ценятся сведения, полученные из частной и деловой переписки. Если англичане не контролируют тот или иной канал связи, то подкупают одного или нескольких служащих.
Понятно, что телеграммы, посланные Феликсом из Буэнос-Айреса в Париж, незамедлительно очутились в канцелярии английского посольства.
«Дорада»! Одно это слово, несмотря на врожденное хладнокровие, заставило посла вздрогнуть.
Феликс Обертен – одиознаяnote 282 фигура! Под этим именем Джеймс Бейкер продолжал свою недостойную игру. Он вынашивал планы новых преступлений.
Посол сверился с рапортом командующего крейсером. В вопросах, касающихся защиты чести Ее Величества и государства, даже рядовой англичанин не имеет права ошибиться. Что уж говорить об официальном лице! Вина Джеймса Бейкера – Феликса Обертена не вызывала сомнения.
Абсурд! Идиотизм! Но – так и было.
Хитрецы и умники тем и отличаются, что никогда в жизни не поверят простым объяснениям, а прислушаются к самым невероятным, неправдоподобным. Даже ответы, присланные из Франции, не разубедили дипломатов. Они ни на секунду не усомнились в том, что Обертен и есть Бейкер, тот самый Бейкер – работорговец и вор. Доказательством служило то, что разбойник прикарманил денежки, присланные его наивными корреспондентами из Франции.
О англичане! Ваша логика немыслима!
Из всего вышеизложенного следовало, что необходимо срочно арестовать означенного Обертена – Бейкера и отдать под суд.
При этом никому даже и в голову не пришло уведомить французского консула в Аргентине. А ведь его роль в этом деле должна бы быть не последней.
Правда, надо сказать, что представители французских властей за границей не очень-то заботились о благе своих соотечественников. Есть, конечно, исключения. Но они лишь подтверждают правило.
Остается надеяться, что рано или поздно центральная власть призовет к ответу чиновников, и те станут с большим уважением и вниманием относиться к своим соотечественникам за рубежами Франции.
Одним словом, английский посол намеренно или по забывчивости не ввел своего французского коллегу в курс дела.
Нечего и сомневаться, что, не окажись рядом благородного доктора Роже, Феликсу бы несдобровать. Не посмотрели бы на его болезнь и отправили в тюрьму.
Доктору удалось предотвратить лишь первый штурмnote 283. Он хорошо знал, на что способны эти люди. Поэтому приставил к парижанину самую лучшую и верную сиделку. Ей предписывалось ограждать больного от любых посетителей.
Сиделка выполняла свои обязанности столь ревностно, что даже Ивону, как он ни старался, не удалось проникнуть в палату. А ему так хотелось обнять Феликса и рассказать о судьбе друзей.
Юнге ничего другого не оставалось, как написать письмо. Однако он понимал, что письмо могут распечатать до того, как оно попадет в руки Обертена. Мальчик решил дождаться доктора Роже в вестибюле и упросить сделать для него исключение – позволить навестить Синего человека.
Но главным по-прежнему оставалось налаживание связи с двумя заключенными. На первый взгляд дело безнадежное. У другого бы руки опустились. Только не у Ивона. Племянник Беника был истинным бретонцем. Если уж он что-нибудь задумал, то так тому и быть – он не привык отступать.
Вот уже два дня Ивон, смешавшись с прохожими, осторожно рыскал возле тюрьмы – изучал здание, завязывал знакомства, вынюхивал, выспрашивал, обдумывал план действий.
Три раза в день из ресторана напротив выходил маленький продавец пирожных. На голове у него возвышалась огромная корзина. Мальчишка пересекал площадь и скрывался в дверях тюрьмы.
Эти огольцы одинаковы везде: в Париже, Лондоне, Вене или Петербурге. Даже в Нью-Йорке они такие же. Наглые зубоскалы. Всем показывают язык, дразнят кучеров и мгновенно убегают, сохраняя при этом равновесие и удерживая на голове полную корзину. Им все интересно: лошадь ли пала, собаку ли задавило, пьяный ли скандалит на почте, сплетницы ли сцепились на углу.
Ивон приметил мальчишку и понял, что тот может ему пригодиться. Ведь он вхож в любые двери.
Только бы он говорил по-французски!
В одно прекрасное утро юнга подошел к пироженщику и спросил:
– Скажи, этот ресторан принадлежит твоим родителям?
Тому явно польстило внимание матроса. Важно выпятив грудь, он ответил с грубоватым парижским акцентом:
– О-ля-ля! Да это всего лишь забегаловка! Убогий трактир!
К счастью, парнишка говорил по-французски. У Ивона отлегло от сердца.
– Я просто так спросил, потому что у тебя очень довольный вид. Я и подумал, что твои родители – владельцы ресторана.
– Довольный? Ну а чего же мне быть недовольным? Я ведь тоже плаваю.
– Плаваешь?..
– Конечно! В чане с водой. Мою посуду, тряпки… Люблю бегать с поручениями.
– Ты носишь товар по городу?
– Да… То есть… в тюрьму. Другие носят к богачам и получают чаевые.
– А ты?
– А я таскаю арестантам отбросы из дядюшкиной кухни.
– Твой дядюшка?..
– О! Это законченный негодяй. Полгода назад вызвал меня из Франции, чтобы обучить делу. А гоняет, словно негра.
– Бедняга!
– А ты что здесь делаешь? Ты моряк?
– Да!
– Здорово! Вот это дело!
– Ну, в этой работе от многого зависишь. Иногда бывает не очень-то весело.
– А где твой корабль? Ты мне его покажешь?
– Мой корабль на дне морском!
– Ого! Вы потерпели кораблекрушение?!
– Да! И в этом, доложу тебе, мало романтики.
– У тебя ни гроша?
– Точно!
– Послушай! А что, если попробовать устроить тебя на кухню? Это не так плохо, если нечего есть.
– Что делать! Я согласен. Мне бы тоже хотелось бегать туда. – Ивон показал на тюрьму. – Чем их там кормят?
– Что перепадет, то и едят.
– И ты можешь туда заходить, видеть узников?
– Конечно!
– Каким образом?
– Там есть внутренний дворик. Их выводят три раза в день на прогулку. Тогда-то я и прихожу со своей корзиной.
– Я хочу посмотреть.
– Тебе скоро надоест. Это не так интересно, как кажется.
– Неужели интереснее глазеть на прохожих да на коляски?
– Эх! Был бы я на твоем месте, с утра до вечера только бы и делал, что гулял.
– А жить на что?
– Послушай, если хочешь, могу отдать тебе побрякушки.
– С ума сошел! Хочешь меня посадить?
– Болван! Побрякушки по-нашему – это отходы с кухни… Понимаешь?
– Так бы сразу и сказал! Отдай мне завтра корзину и можешь часок погулять.
– Ты это делаешь ради меня?
– Но ведь ты же выручаешь меня, обещаешь подкормить.