В каждой камере помещались обычно два узника. Они еще не были осуждены, находились под следствием и потому содержались в собственной, а не в арестантской одежде.

Всего узников насчитывалось около пятидесяти. Проскрипело двадцать пять ключей, поворачиваясь в скважинах, лязгнуло двадцать пять замков. Лишь шаги охраны нарушали воцарившуюся тишину.

Вот и все.

– Уфф! – с облегчением вздохнул Беник, повалившись на койку, покрытую соломой. – Я думал, что это никогда не кончится.

– У меня тоже терпение лопнуло, – подтвердил Жан-Мари, – этот волован жжет мне пальцы!

– Посмотри-ка, что там?

– Не решаюсь! Боюсь, как бы кто не пронюхал.

– Но мы одни. Чего бояться?

Бывший сержант надломил хрустящую корочку, потом положил волован на пол, повернулся спиной к окошку так, чтобы ничего не было видно снаружи. Запустил пальцы в мякоть и, к удивлению Беника, вытащил оттуда… золотую монету.

– Вот это да… монета! – прошептал боцман.

Они еще больше удивились, когда показалась вторая, третья, четвертая монеты.

– Зачем столько денег? – недоумевал Беник.

– Думаешь, не найдем им применения?

– Но ведь тут по меньшей мере пятьсот франков.

– На эти деньги столько всего накупим, что сможем убежать хоть на край земли.

– Чтобы бежать на край земли, нужно сначала выйти отсюда.

– Терпение, матрос, терпение! Погоди, а это что такое?

– Я бы сказал, осколок… не знаю чего.

– Это обыкновенный черепок.

– Что это он, смеется над нами, что ли?

– Вечно ты со своими глупостями!

– Ладно, ладно!

– Наверно, юнга хотел нам написать.

– Ты думаешь, это письмо?..

– Подожди, я его потру.

Жан-Мари очистил черепок с обеих сторон от липкой начинки волована, внимательно разглядел и произнес:

– Я не ошибся!

– Читай же! Не медли!

– Он нацарапал это лезвием ножа.

– Что? Что нацарапал?

– Шесть слов: отель «Клебер», напротив моего окна – мол.

– Больше ничего?

– А ты хотел, чтобы он сочинил целую инструкцию?

– Отель «Клебер»…

– Неужели ты не понимаешь, что это его адрес!

– Это уже кое-что.

– Так… Что же дальше?

С обычным хладнокровием, иногда раздражавшим Беника, Жан-Мари продолжал потрошить волован. Начинка падала прямо на пол.

– Подпилок! – радостно вскричал отставной сержант. – Отличный трехгранный подпилок. Совсем новенький. С его помощью мы распилим решетки. Надеюсь, это ты понимаешь?

– Шути, шути! А все-таки Ивон хитрый малый!

– Если я и шучу над кем-то, то, уж конечно, не над ним. Он у нас парень с головой! Молодец! Ничего не забыл.

– Деньги, адрес, подпилок! – не без удовольствия перечислил боцман, как бы еще раз подтверждая сообразительность племянника. – Послушай, Жан-Мари!

– Да?

– Думаю, нам не стоит здесь надолго задерживаться.

– Решено!

– Окно не слишком высоко.

– Нет, все-таки решетка высоковата.

– Чтобы пилить, придется вытянуть руки.

– Смастерим лесенку.

– А не начать ли прямо сейчас?

– С ума сошел! А окошечко в двери? Подождем до ночи.

– Черт побери! День длится бесконечно.

– Ничего не поделаешь! Время не в нашей власти.

– Что будем делать, когда распилим решетки?

– Хватит и одной.

– Это ясно. Я не о том.

– А о чем же?

– Куда мы направимся дальше?

– Для начала выберемся из этой конуры. А там видно будет.

– Как знаешь. Ты главный, тебе решать.

За день ничего больше не произошло, если не считать второй прогулки во дворе.

Больше всего персонал тюрьмы удивило появление третьего по счету торговца. Так же, как и его предшественники, он говорил по-французски.

Воистину у месье Дюфура большой штат.

Но все объяснялось проще. Месье Дюфур был осторожен. Он решил никого не посвящать в подробности утреннего происшествия и прислал другого мальчика. Власти подозрительны: мало ли что! Они могли лишить его права торговать в тюрьме. А месье Дюфур дорожил своей клиентурой.

Наконец наступил вечер. Матросы принялись за работу. Ивон снабдил их подходящим инструментом. Атака на решетку началась.

Жан-Мари прижался к стене и подставил плечи Бенику, который, воспользовавшись этой живой лестницей, с остервенением пилил железные прутья. Через четверть часа они поменялись местами. Понадобился целый час, чтобы распилить решетку.

Наконец главное было сделано. Напильник раскалился, как на огне. У Беника и Жана-Мари руки были стерты в кровь.

Не беда!

Боцман взялся обеими руками за решетку, напрягся так, что суставы хрустнули, и выломал ее.

– Не рано ли? Часы бьют…

– Десять часов!

– Думаю, надо бежать немедленно.

– Как хочешь! Не стоит откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня, не так ли?

– Кто первый?

– Я, – ответил Беник.

– А почему не я?

– Вдруг тебя заметят!

– А тебя? Ну, ладно, старик. Давай! Привяжи ремень к решетке, чтобы я мог подтянуться. Здесь уж никого не останется, чтобы подсадить.

– Конечно.

Жан-Мари помог Бенику, и тот осторожно высунул в окно голову, плечи и в конце концов весь оказался снаружи. Он привязал к решетке ремень и решил уже было прыгнуть вниз. Висеть на стене неудобно, а высота небольшая, всего каких-нибудь три метра. Как вдруг холодный пот залил лицо бретонца и крик ужаса едва не вырвался из груди.

В темноте что-то сверкнуло стальным блеском. Прямо под собой моряк заметил неподвижную фигуру.

«Охранник! – обомлел он. – Боже правый! Мы погибли!»

Человек внизу по-прежнему не шевелился, только свет луны играл на стальном штыке.

Несмотря на все предосторожности, Беник все же произвел некоторый шум.

Решив не испытывать судьбу, он собрался было вернуться обратно, в камеру. Но это оказалось невозможно. Решетка не пускала его.

«Что ж! Тем хуже! Брошусь вниз».

Можно легко представить себе испуг негра-караульного, когда на него, сладко спящего, вдруг сверху свалилось ни много ни мало восемьдесят килограммов живого веса. Мало того! Этот живой вес принадлежал узнику, совершающему побег.

Некоторых людей ужас заставляет замереть. Они столбенеют и немеют. Другие, наоборот, кричат что есть мочи.

К счастью для Беника, охранник принадлежал к первой категории. Он вздрогнул, замер и так и остался стоять как вкопанный, забыв даже крикнуть: «Стой! Стрелять буду!»

Но уже через секунду солдат пришел в себя, прицелился и выстрелил.

Беник распластался на земле и прошептал:

– Вот я и готов!

Но, как ни странно, выстрел не оглушил и не ослепил моряка, он напоминал какой-то жалкий хлопок.

То ли ружье было скверное, то ли оно дало осечку. Во всяком случае, настоящего выстрела не получилось.

Воспользовавшись моментом, боцман бросился на охранника, схватил его за горло и, едва не придушив, процедил:

– Ни слова! Молчи, или прирежу тебя, словно курицу!

Несчастный прохрипел что-то, дернулся еще разок и застыл.

– Вот и хорошо! Умница! Я не желаю тебе зла, старина. Но мне нужно уйти. Так что уж не мешай, пожалуйста!

Беник быстро снял галстук, связал бедняге ноги и посадил в уголок, прислонив к стене.

– Ну, а теперь посмотрим! Где это я оказался? Тысяча чертей! Да это же внутренний двор! Конечно, это он, высоченные стены… Значит, все усилия напрасны. Мы пилили эту чертову решетку, чтобы, словно кролики, очутиться в клетке.

В это время в окне показался Жан-Мари. Беник понял это по шуму, раздавшемуся сверху.

– Матрос, – сказал он тихо, – назад! Мы в ловушке!

– Что?

– Окно выходит во двор!

– Проклятье!

– Брось мне ремень!

– Что ты собираешься делать?

– Надо забрать охранника в камеру. Иначе его найдут здесь, и нам крышка.

– Держи! Привязывай!

– Готово! Тяни!

– А теперь ружье…

– И меня не забудь!

Через пять минут ремень вновь упал сверху. Беник ухватился за него и взобрался по стене, ругаясь шепотом.