Человек с ружьем ответил:

– Провалиться мне на этом месте, если это не голос моего капитана!

– Тихо! Мы сейчас спустимся.

В гостинице для моряков жизнь не затихает ни днем, ни ночью. Постояльцы приходят и уходят когда им вздумается. После суровых и опасных морских походов матросы, оказавшись на берегу, предаются безудержному веселью. Никто не пеняет им за это.

Капитан рассудил, что Бенику и его приятелю не следует подниматься наверх. Несколько мгновений спустя он в сопровождении Ивона вышел на улицу. Двое мужчин поджидали их в нескольких шагах, на набережной.

– Прекрасно! Старый лис, – воскликнул Поль Анрийон, простирая руки к Бенику, – тебе удалось-таки бежать!

Боцман, сияющий, радостный, бросил ружье, со звоном брякнувшее о землю, и кинулся в объятия к другу.

– Капитан!.. Черт вас возьми, капитан!.. Месье Феликс спасся, вот и вы теперь с нами.

– Я, я, мой дорогой, собственной персоной.

– С неба вы, что ли, свалились? А каков у нас юнга! Дай-ка расцелую тебя! Представляете, капитан, если бы не он, мы крепко засели бы на мели.

– Да, да! Мне все известно.

Пока Беник не переставая говорил, его напарник скромно стоял в стороне, ожидая, когда его представят.

– Это Жан-Мари, капитан, мой матрос.

– И мой, – отвечал Анрийон, энергично пожимая руку Кервену. – Можешь во всем рассчитывать на меня.

– К вашим услугам, капитан, – отозвался бретонец.

– Итак, дети мои, – продолжал Анрийон, – если уж вам удалось выбраться оттуда, надо сделать все, чтобы вы не попали обратно.

– Это точно! – в один голос отозвались оба моряка.

– Могу предложить местечко, где никто не будет вас искать.

– Вы, капитан, человек слова. Если сказали, значит, сделаете непременно. Доказательством служит хотя бы то, что вы с нами. Право, с луны вы, что ли, свалились? Я так волнуюсь, как никогда. Слово моряка!

– Будет, дружище. Пожалуй, пора кончать разговоры и сниматься с якоря!

Капитан направился к набережной, трое друзей последовали за ним. Подойдя к воде, он сказал:

– Надо избавиться от твоего ружья.

– Ума не приложу, что с ним делать.

– Выкинь в воду! И кивер, и ранец, и патронташ…

– Все выкидывать?

– Абсолютно! И ты тоже, Жан-Мари, снимай куртку.

– Есть!

Матросы остались в одних рубашках, и теперь ничто не выдавало в них беглецов.

Капитан поискал что-то в темноте и вскоре нашел веревку от привязанной у мола лодки. На дне ее спали три перевозчика, курсирующие от берега к стоявшим на рейде судам.

Анрийон разбудил их, шепнул что-то по-испански и подозвал спутников. Те, ни слова не говоря, сели в лодку, подняли парус, и суденышко заскользило по водной глади в сторону лиманаnote 298 Плата.

Спустя час показались пришвартованные суда. Парус спустили и пошли на веслах. По тому, как капитан лавировалnote 299 и выбирал путь, было видно, что здешние места ему знакомы. Лодка приближалась к огромному кораблю, легко покачивавшемуся на волнах.

– Эй! На борту! – закричал капитан, сложив ладони рупором.

– Кто здесь? – отозвался охрипший голос.

– Это ты, Геноле?

– Я, капитан!

– Что новенького?

– Ничего, капитан!

– Прекрасно, мой мальчик! Я привез людей. А ну-ка, Ивон, забирайся на палубу по канату.

Юнга моментально оказался наверху.

– Теперь ты, Жан-Мари.

По тому, с какой легкостью и ловкостью бывший сержант преодолел препятствие, было видно, что он не потерял матросских навыков.

Следующей была очередь Беника. Вслед за ним, щедро отблагодарив владельца лодки, поднялся и сам капитан.

– Дети мои! Вы у меня на судне, следовательно, считайте, у себя дома. Ты, Беник, по-прежнему будешь боцманом. Ты, Ивон, теперь матрос. Ну, а для тебя, Жан-Мари, думаю, не слишком обременительна будет роль обыкновенного пассажира.

– Я? Пассажир?! Это я-то, бывалый канонир?..note 300

– Канонир? Браво! В таком случае тебе найдется работенка. Обещаю. Зайди ко мне в каюту, нам есть о чем поговорить. Вы, должно быть, умираете с голоду. Надо как следует поужинать, а на десертnote 301 – табак и ликер.

За столом прислуживал незнакомый юнга. Он очень гордился своим положением.

Беглецы так наворачивали, что непонятно было, куда все вмещается. Можно было подумать, у них резиновые желудки.

Как только утолили голод, капитан отослал юнгу, закрыл дверь, откупорил бутылку вина, закурил трубку и сказал:

– Ну что ж! Поговорим! Ивон поведал мне обо всех ваших приключениях до того момента, как вы совершили побег. Теперь моя очередь. Начну с того проклятого дня, когда «Дорада», на свое несчастье, прибыла в Марахао. Помнишь, Ивон, и ты тоже, Беник, как нас захватили англичане и оставили на борту патруль? Что стало с теми бравыми ребятами, тоже, наверное, не забыли.

– Вы имеете в виду, капитан, как я напоил этих патрульных, чтобы взять для вас одежду их командира?

– Пьяницы всегда попадают в дурацкое положение, – серьезно вставил Жан-Мари. У него на этот счет, кажется, имелось категоричное мнение.

– Короче, – продолжал Анрийон, улыбаясь, – эти негодяи, едва только оказались на берегу, не придумали ничего лучше, как подвести нас под виселицу. Но в Бразилии суд не так скор, как в Англии. Тебе-то это известно, Беник!

– Так точно, капитан! Я знаю, что вам удалось выкрутиться и не оказаться под судом в качестве работорговца. Но чем кончилась история с бумагами «Дорады»?

– Меня обязали заплатить огромный штраф, и как можно скорее. В это время вы с Ивоном уже сбежали. Кстати, куда?

– На шахты Диаманты. Там мы и нашли месье Феликса. Он был абсолютно синий, его за деньги показывали в балагане. Сами посудите: разве могли мы оставить его в таком состоянии?

– Так вот, – продолжал капитан, – я уплатил штраф, команду отпустили. «Дорада» вновь была моей. Все это время чернокожие оставались на борту. Им давали еду из наших запасов.

– Бедняги! – посочувствовал Беник.

– Конечно, бедняги! Я много размышлял над их незавидной судьбой и, как только возвратился на судно, тут же приказал помощнику вывести пленников на палубу. Разделил между ними всю имеющуюся в наличии провизию, дал каждому немного денег, с которыми они поначалу даже не знали, что и делать. Потом оформил бумаги на их освобождение, высадил на берег и объяснил, что они свободны.

– Свободны! – в один голос закричали Жан-Мари, Беник и Ивон. – Ах, капитан, как это прекрасно!

– Я сказал, что местные власти помогут им найти работу, что работа эта будет оплачена, и никто отныне не покусится на их свободу.

– Но для вас это означало разорение!

– Что-то в этом роде. Но зато я поступил благородно. Во всяком случае, постарался, насколько возможно, исправить положение.

– Вам ничего не оставалось, как выйти в море.

– Я и собирался так поступить. Но в одно прекрасное утро в Марахао появился весь экипаж треклятого английского крейсера.

– Черт побери! Разве торпеда не уничтожила его?

– Конечно, уничтожила. Однако этим бестиям удалось спастись. Одним словом, если мы избежали суда как работорговцы, то теперь стали пиратами. Все это мне поведал один добрый малый, служивший в суде. Он неплохо на мне подзаработал. Первое, что сделал английский капитан, прибыв в Марахао, написал обо мне рапорт. Результат не замедлил сказаться. Через несколько часов меня вновь должны были схватить и передать британским властям, и повод был не пустячный: обвинение в умышленном потоплении военного судна. Недолго думая, я собрал всех своих, объяснил что к чему и приказал сматываться, и побыстрее, если они не хотят угодить за решетку. Упрашивать не пришлось. Все заторопились покинуть судно. Своя шкура дорога, через четверть часа их и след простыл. Свидание назначили через три месяца либо в Пернамбуко, либо в Рио, либо в одном из главных портов Бразилии. Мы не теряли надежды все же выпутаться. Пора было и мне уходить. Оставить мою «Дораду»! Но ведь они ее продадут… «Нет. Ничего они не получат», – решил я. Спустившись в камбуз, я разлил весь спирт, который там был, и поджег. Бедная моя «Дорада»! Я едва успел сойти на берег. Она вспыхнула, словно бочка с гудроном. И тут как раз обнаружилось, что приближается патруль, чтобы арестовать меня…