— А точней?

— Если я скажу, ты не поймешь, — он прикрыл зевок ладонью. — Это глупость, действительно, глупость. Мелочь по сравнению с тем, что предстоит Сашке в случае проигрыша, но пусть это останется моей тайной. Для меня это важно — это всё, что тебе стоит знать. Я ведь не настаиваю на том, чтобы ты мне рассказала о кольце.

— Ты отправлял по моим следам детектива, странно, что у тебя остались вопросы, — ответила я.

Колчановский снова зевнул и поднялся с кресла. Он обошел стол, протянул руку и достал мой бюстгальтер из-за моей головы, тот самый, который я спрятала еще днем.

— Почему он всё еще там? — спросил Костик.

— Потому что его должны были найти гости, — ответила я. — Мне бы тогда пришлось устыдиться, выхватить у них лифчик и посмотреть на тебя красноречивым взглядом. Может, даже немного поворчать.

Шеф усмехнулся. Он повертел в руках лифчик, рассматривая его, и я почувствовала, что щеки начинают предательски гореть. Поднявшись на ноги, я отняла у него сию деталь и спрятала за спину. Костик демонстративно посмотрел на второй бюстгальтер, лежавший на его кресле. На свой шлемофон, в общем.

— Удобный лифчик, — сказал он. — На уши не давил.

Я вспыхнула, стремительно подошла и ко второму бюстику, схватила его и, буркнув:

— Дурак, — покинула гостиную.

В спину мне полетел смешок шефа. Он догнал меня в спальне, когда я запихивала лифчики в чемодан. Колчановский прислонился плечом к косяку и сложил руки на груди. Я полуобернулась и бросила на него сердитый взгляд, Костик не устыдился.

— А ты меня позавчера обманула, — сказал он.

Я застегнула чемодан и развернулась к нему, вопросительно приподняв брови.

— Ни на какое свидание ты не собиралась, — продолжил шеф. — За весь вечер не было ни одного звонка. Если бы тебя кто-то ждал, он должен был позвонить. Ну, или ты ему.

— Я звонила с кухни, пока ты сидел в комнате, — соврала я.

— Нет, телефон ты достала из своей сумочки, когда мы начали фотографироваться. А сумочка лежала на кресле в комнате. Ты ее с плеча не снимала до того, как мы ушли с кухни, а после скинула и уже не брала.

Экстрасенс, детектив, бизнесмен и актер больших и малых. Сколько талантов в одном человеке! Я уселась на кровать, а после взяла и… растянулась поперек — усталость сказывалась всё сильней. Костик приблизился, посмотрел на меня сверху и прилег рядом, подперев щеку кулаком.

— Хорошая кровать, — одобрила я.

— Угу, — промычал Колчановский и перевернулся на спину. Он заложил руки под голову, и мы замолчали на некоторое время. Однако молчание я вскоре прервала.

— Так что обо мне разузнал твой детектив?

— Не привлекалась, не участвовала, не состояла. Я же тебе сказал, что не просил его рыться в твоем белье. Он собрал информацию о том, с кем общаешься, где бываешь, какие интересы. А я наблюдал за тобой на работе. Когда вторая годовщина свадьбы Поляковых замаячила на горизонте, я начал просматривать то, что пишут камеры, установленные в офисе. Так тебя выделил среди других и начал присматриваться более внимательно. Мне импонировало твое поведение в коллективе. Так что оставалось только побольше узнать о тебе прежде, чем подходить с предложением.

— Почему все-таки офис стал местом для поиска исполнительницы роли невесты?

— Я тебе говорил. Подумав, я решил, что мне будет проще с человеком, к которому я привык. Ну и который зависит от меня. Так есть рычаги давления. — Он вдруг протянул ко мне руку и подвинул ближе, уложив головой себе на плечо. — У нас получился хороший дуэт. Если честно, я иногда забываю, что всё не по-настоящему.

Я ничего не ответила, только смотрела на мерно вздымавшуюся грудь, мучаясь желанием положить на нее ладонь. Наконец подняла руку и обвела пуговицу на рубашке кончиком пальца, чуть замешкалась, а после все-таки сделала то, что хотела, и Костя накрыл мою руку своей ладонью.

Я закрыла глаза и постаралась ни о чем не думать, потому что на языке вертелся совершенно неуместный и глупый вопрос. Мне хотелось спросить, что будет потом, когда всё закончится? Разумеется, я ничего такого не спросила, потому что знала ответ. А еще хотелось, чтобы он меня поцеловал. Не перед друзьями, а вот так вот, наедине, когда нет зрителей, и когда поцелуй будет честным и только наш. Но и это желания я оставила при себе. Лишняя блажь и ничего больше.

Костя поглаживал тыльную сторону моей ладони, а я продолжала слушать его дыхание. На душе царило умиротворение с легкой ноткой горечи. И все-таки мне было хорошо и спокойно лежать в объятьях своего шефа. Я в который раз подумала, что нужно прекратить метания и попытки обуздать растущую симпатию, всё равно ничего не получается. С проблемами я буду разбираться после. А потом усталость и долгий-долгий день дали себя знать. Мысли начали путаться, и я так и заснула, лежа на плече Колчановского.

А когда проснулась, в окно барабанил дождь. Я открыла глаза и потянулась. Постепенно сознание уловило шкворчание и запах яичницы, расползавшийся по квартире. Сев, я огляделась — мое тело так и не покинуло Костиной спальни. На мне было надето всё то же платье, однако я лежала на подушке, а не поперек. Значит, шеф уложил меня по-человечески. Интересно, где сам провел ночь? Рядом со мной или в комнате для гостей? Я повернула голову и рассмотрела смятую подушку рядом. Похоже, спал здесь.

А потом пришло осознание — косметика! Я же не смыла ее перед тем, как вырубилась.

— Жуть какая, — пробормотала я, вскочила с постели и, прихватив белье из комода и халатик, теперь лежавший рядом с сорочкой, помчалась в ванную, на ходу бросив взгляд на часы. Был час дня.

— Привет, тигрик! — услышала я, исчезая за вожделенной дверью.

— Привет! — отозвалась я и закрыла защелку. Фух.

Затем поглядела на свое отражение и порадовалась, что успела исчезнуть раньше, чем Костя увидел мою физиономию. Как порадовалась захвату полочек в ванной, потому выходила я к шефу свежая и опять красивая, в смысле, накрашенная, высушенная и причесанная.

— М-м, — протянул Костик. Его взгляд прошелся от моего лица к тапкам, вернулся к лицу, и он улыбнулся: — Могла бы не краситься и не сушиться. Оставила бы полотенце на голове, и было бы совсем по-домашнему. Настоящее семейное утро, — он хмыкнул, а я, игнорируя его слова, прошла к столу.

Уселась и осмотрела самого Колчановского. Он стоял у плиты и продолжал жарить яичницу. На Косте были надеты удобные домашние штаны, футболка и мой фартучек. Смотрелся шеф очень даже мило. Кстати, сам он был уже выбрит, намыт и пах своей туалетной водой. Тоже, значит, прихорашивался, интересно только: утренняя привычка или старался к моему пробуждению? Вряд ли он душится, как только открывает глаза.

— Ты не слишком долго жаришь яичницу? — спросила я, беззастенчиво пялясь на зад начальства, скрытый серой тканью его штанов.

— Это новая. Предыдущая остыла, пока ты мылась, пришлось выкинуть.

— Расточитель, — усмехнулась я.

— Заботливый, — не согласился Костя.

Он полуобернулся, подмигнул мне и снял сковородку с плиты.

— Извини, но яичница — это почти единственное блюдо, которое я умею готовить, — произнес он, раскладывая свой шедевр на две тарелки. — Так что будешь есть, что дают.

— Из твоих рук, босс, хоть манную кашу, — ответила я. — А я ее жуть как не люблю.

— А я овсянку не люблю, — поделился Колчановский, ставя на стол тарелки. — Мама варила вкусную манную кашу.

— Я с детского садика ее терпеть не могу, — я наблюдала, как Костя раскладывает на столе приборы и идет за тостами, уже лежавшими на тарелке. — Комочки, бр-р… Еще и подгорала часто.

— Какое у тебя печальное детство, — покачал головой шеф. — Я в детский сад не ходил, так что мою любовь к манной каше ничего не испортило.

— В школу-то хоть ходил? — я сделала глоток кофе, который последним появился на столе, и блаженно зажмурилась. Хорошо.

— В школу ходил. От звонка до звонка, — ответил Колчановский и пожелал: — Приятного аппетита, тигрик.