— Колчановский, тебе деньги девать некуда?

— Я ты за мои деньги не переживай, — надменно ответил шеф.

— Не могу, я твой бухгалтер, — сказала я. — Лишняя трата. У нас вся любовь фальшивая, на фига настоящее кольцо? Мы разбежимся с тобой через неделю, если всё удачно пройдет. Впрочем, — я усмехнулась, — оставишь для настоящей невесты. Хорошо, раз уж тебе так принципиально, чтобы мы врали под мерцание купленных тобой бриллиантов, пусть будет так. Мне всё равно.

— Я обратно это кольцо не возьму, — твердо ответил Колчановский. — Не захочешь носить, сдашь в ломбард, всё равно такое у тебя уже есть. Будущей невесте я подарю кольцо, которое куплю для нее.

— Да дари ты, что и кому хочешь! — с вдруг всколыхнувшимся раздражением воскликнула я. — Мне совершенно наплевать. Я уже и так неплохо заработала, дополнительных вложений не требуется. Закончим спектакль, и заберешь свое колечко. Я всё сказала.

— Я первый всё сказал, — отчеканил шеф. — И хватит спорить! Я тебе кто?

— Самовлюбленный упертый самодур, — произнесла я и снова отвернулась к иллюминатору.

— А кроме того работодатель и кормилец, — едко заявил Костик.

— Я, прям, вся затрепетала, — ядовито ответила я.

— Упырица.

— КГ.

— КВА.

Я обернулась к нему, собираясь спросить, с какой это радости он заквакал, а потом поняла — Кольцова Вероника Андреевна. Вот же… зме-ей. Я прищурилась.

— Дорогая, Марсель! — поспешно воскликнул Колчановский, и я, усмехнувшись, посмотрела в иллюминатор…

В Марсель мы, конечно, не попали. В этот день. И на вотчину Эдмона Дантеса я любовалась, пока самолет шел на снижение. Ступила я на землю матушки Франции в Мариньяне, где и находится аэропорт Марсель Прованс. Аэропорт, как аэропорт, нас таким не удивишь.

— Послезавтра прокатимся в Экс-ан-Прованс, — нарисовал мне первый пункт культурной программы Костя, когда мы выходили из здания аэропорта. — Там будет, на что посмотреть.

— А Марсель?

— У нас неделя впереди, успеется, — укоризненно произнес шеф. — И там свой след оставим.

— А Тулон? Там жил Жоффрей де Пейрак…

— Во-первых, в Тулузе, а во-вторых, может еще и на родину Д’Артаньяна смотаемся? — ядовито спросил Колчановский. — Не забывай, зачем мы здесь.

— Денно и нощно токмо о том и помышляю, барин, — заверила я Костика и огляделась. — Где встречающие? Где красная дорожка, цветы, оркестр? Где, в конце концов, объятья и поцелуи?

Колчановский развернул меня лицом к себе и пообещал:

— Я тебя поцелую потом, если захочешь.

— Плагиатчик, — обличила я его и снова огляделась. — Нас встречают или…

— Или, — ответил Костя. Он взял меня за руку и потянул в известную только ему сторону. — Я попросил нас не встречать. Сами доберемся. Сейчас машину возьмем в аренду и поедем. Доверься мне, — шеф бросил на меня ироничный взгляд. — Я сто раз это делал.

Ну, тут я в Колчановском не сомневалась. Так что вскоре мы уже катили в сторону Гардана, где обосновалась чета Поляковых. Об этом городе я не знала ничего, интернет тоже особой информацией не обладал. Всё, что мне удалось нарыть — это то, что коммуна Гардан входила в округе Экс-ан-Прованса, департамент Буш-дю-Рон, ну и, как следствие, в регион Прованс — Альпы — Лазурный берег. А еще его писал художник Поль Сезанн. Без индекса, широты и долготы, думаю, можно обойтись. В общем, ехала совершенно не подкованная, но, как заметил Костик, мы сюда прилетели не для любования Провансом в общем и Гарданом в частности.

— Кость, а как правильно писать Гардан: с одним «н» на конце или с двумя? — полюбопытствовала я, без особого интереса поглядывая на ехавший перед нами автомобиль.

— А тебе ни один черт? — рассеянно спросил шеф, пребывавший в раздумьях. — Собираешься заполнить Википедию по прилету домой?

— Не, — покачала я головой. — Просто интересно.

— Тогда оставь Гардану Гарданово. Лучше повтори, что ты знаешь о моей приемной семье, — быстренько нашел для меня работу Колчановский.

— Бу-бу-бу, — ответила я и показала ему язык. Костя с улыбкой скосил на меня глаза, но тут же свел брови и строго велел:

— Говори.

Его строгости я не поверила, а вот волнению очень даже, которое мой кормилец упрямо скрывал. Но я видела, как он время от времени поджимает губы, как ходят на его скулах желваки, короткий вздох я тоже услышала. Протянув руку, я погладила шефа по плечу.

— Всё будет хорошо, Каа, — сказала я с улыбкой. — Лишь бы они не оказались дядей Ваней и бабой Нюрой. А влюбленную пару мы с тобой отыграем на раз. Мы уже сами своей игре верим, так что у твоих опекунов выхода не осталось — только прослезиться и благословить.

Колчановский кивнул в ответ, но так и не расслабился.

— Почему ты нервничаешь?

— Нет, не нервничаю, — сказал он, бросив на меня взгляд. — Так, не по себе немного.

— Почему? Из-за меня? Я не выгляжу, как девушка, которую ты мог выбрать? Не одобрят официантку? Может, надо было представить меня экономистом?

Костя снова посмотрел на меня и криво усмехнулся.

— Ерунда, — произнес он, мотнув головой. — Их родной сын женат на девушке из простой семьи, так что, кем работает моя избранница, им вообще по барабану. Но если им что-то и не понравится, тебе об этом точно не скажут ни слова. Мне наедине могут, а ты даже не узнаешь, что они чем-то недовольны. Мне не стыдно ни за профессию, которую мы тебе определили, ни за внешний вид. Кстати, внешне ты милая безобидная лилия — хрупкая и нежная. Твоя брутальная кактусовая сущность умело скрывает свои колючки под белыми лепестками. Но если их ты все-таки пускаешь в ход, общаясь с другими, то истинный лик пираньи, кажется, видел только я.

— Ой, вы посмотрите, кто у нас тут расшипелся, — усмехнулась я. — Многоликий вы наш. Сами еще в своих личинах не путаетесь?

— Не-а, — хмыкнул шеф. — Повторим?

— Зануда, — насупилась я. — Дядя Слава — Поляков Станислав Сергеевич. Он ненавидит производное от своего имени — Стасик, поэтому дядя Стас его называть не стоит, иначе рискуешь заслужить его недовольство и, как следствие, неприязненное отношение. Тетя Элла — Полякова Элеонора Адольфовна. Женщина строгая с виду, но если подобрать ключик, то станет защитой, опорой и крепостной стеной, о которую разобьются лбы любого недруга, даже если это ее муж или сын. Не терпит панибратства, пока сама не позволит его, а также дурных манер, отсутствие вкуса и наглости. Излишней скромности тоже не любит. Благосклонно принимает комплименты, но перебор воспринимает, как лесть. К лести относится неодобрительно… Слушай, — кивавший на мои слова шеф, повернул голову, — может мне стоит как раз вести себя так, как им не нравится? Тогда наше расставание воспримут без лишних вопросов…

— Нет, — ответил Костя. — Шурик может сделать ненужные выводы. Тем более, ты уже показала себя адекватной женщиной и приятным собеседником. Резкие перемены натолкнут на определенные подозрения.

— Вообще связи не вижу, — я пожала плечами. — Я могу оставаться адекватной и приятной, но делать ошибки не в свою пользу. Симпатии мне это не добавит.

— Я сказал — нет, и сказал — почему, — отчеканил шеф.

— Ты загоняешься, Костя, честное слово…

— Ошибок быть недолжно! — неожиданно резко воскликнул он и выдохнул. — Прости. Похоже, я и вправду нервничаю.

Я кивнула, показывая, что не сержусь, и посмотрела вперед. Там был Гардан — мы добрались до места. Я с интересом посмотрела на город, который оставался скрыт от меня завесой информационного молчания. Этот полог приоткрывали только несколько фотографий да картины Сезанна. И вот я смотрела на Гардан во плоти, расположившийся на небольших ступенчатых плато, сразу узнавая уже знакомую панораму.

— А что там за трубы? — спросила я Костю, когда мы въехали в город.

— Портят вид, да? — спросил в ответ шеф. — Это тепловая электростанция. Но вообще милое местечко.

— А как называется холм за городом?