— Это что, в конце концов, такое?! — возмутилась я и потрясла пальцем перед носом шефа. — Ты даже не спросил, чего я хочу. А может я вегетарианец!

— Шашлык ела и не плакала, — усмехнулся Костя.

— А может, я рыбу хочу…

— У нас красное вино.

— А я хочу белое!

Колчановский вернул на стол вино и бокалы, которые уже держал в руках, в задумчивости почесал кончик носа и спросил:

— Причина капризов? И не говори, что ты — женщина и имеешь право. Давай настоящую причину. Что бесит?

Я развернулась и направилась в комнату, шеф последовал за мной, ожидая объяснений. У меня они были, но не все я могла огласить. Например, я бы и под дулом пистолета не созналась, что чертов шеф мне начинает нравиться, совсем не как шеф, и даже не как просто хороший человек. Именно от этого побочного эффекта я хотела избавиться, но вместо запланированного флирта на стороне, я опять в его компании. И если бы Костя пришел ко мне, как мой мужчина, я бы сейчас млела и от цветов, и от его решительности. Но мне всего этого было не нужно! И потому одно присутствие Колчановского будило во мне зверя.

Но всего этого я ему сказать не могла, потому шла в комнату и выдумывала причину для своих капризов. Впрочем, искать долго не пришлось, достаточно было вспомнить о сделке. На ней я и сосредоточилась. И когда мы вошли в комнату, я уселась в кресло, закинула ногу на ногу и посмотрела Колчановскому в глаза.

— Меня раздражает, что в нашем партнерстве я не имею права голоса, — ответила я на вопросительный взгляд. Костик открыл рот, но я отрицательно покачала головой, показывая, что еще не закончила. — То, что ты прислушивался ко мне в гостях у Поляковых, было вынужденной мерой. В остальном всё решаешь ты. Например, твой приезд. Ты даже не соизволил поставить меня в известность о том, что собираешься сегодня нагрянуть в гости. Мне это не нравится. Даже этот заказ еды. А вдруг я не хочу ресторанную пищу, может, я люблю исключительно домашнюю кухню. Можно учитывать мое мнение и мои желания? В данной афере я не подчиненная, у нас равные права…

— Вот тут не права, — остановил меня шеф. — В афере я — заказчик, а ты исполнитель. Я плачу деньги, ты их зарабатываешь, то есть всё остается на своих местах: я начальник, ты подчиненная. Но ты права в том, что я повел себя невежливо, не предупредив тебя о визите. Обещаю отныне не забывать об элементарных правилах приличия, и непременно буду интересоваться твоим мнением в отношении еды и напитков. Конфликт исчерпан?

Я хотела уже ответить «да», но нахмурилась и отрицательно мотнула головой.

— Что еще? — спросил Костик.

— Не только в отношении еды и напитков, не надо ставить ограничение на мою самостоятельность. Всё, что не касается напрямую нашей сделки или основной работы, должно согласовываться. Никакого одностороннего порядка в принятии решений.

Колчановский пожал плечами и ответил:

— Ладно.

Я подозрительно прищурилась, гадая, искренне ли он согласился, или только для моего успокоения.

— Ой, только не ходи извилистыми тропами женского сознания, — скривился Костик. — Это такой дикий лабиринт, там даже Минотавры дохнут.

Я поперхнулась.

— Ну, знаешь…

— Не надо слов, — патетично ответил мерзавец и уселся на диван, стоявший напротив кресел. — Лучше принеси штопор, и выпьем по бокальчику. — Он подался вперед и уточнил: — Если ты не против, конечно.

— Не против, — сварливо проскрипела я и ушла на кухню, на ходу изображая, что душу шефа. Вроде немного отпустило.

На кухне я задержалась из вредности, чтобы заставить Колчановского ждать. Выпила стакан холодной воды, постояла у открытой форточки, ловя кожей теплый ветерок, и поняла, что успокоилась. После этого я достала штопор, взяла вазу с цветами и направилась обратно в комнату. Шефа я обнаружила по-прежнему на диване. Он сидел, вольготно откинувшись на спинку. Телефон у уха я заметила почти сразу и нахмурилась, чувствуя, что раздражение возвращается. Почему-то я была уверена, что он болтает со своей Лизой…

— А вот и мое солнышко, — промурлыкал Костик. — Тигрик, тебе привет от Шурика…. И от Люси, конечно, тоже, — хмыкнул шеф, похоже, выслушав уточнение на том конце «провода». — Ребята хотят завтра нагрянуть к нам в гости. Мы же не против?

Он поманил меня к себе, и я, даже не заметив, что вздохнула с облегчением, подошла к дивану и громко произнесла:

— Привет, мы не против.

Колчановский послал мне воздушный поцелуй и вернулся к разговору. Я отошла к журнальному столику, стоявшему между двух кресел, поставила на него вазочку и уселась в кресло, ожидая, когда Костик закончит разговор. Не отдавая себе отчет, я невольно любовалась им и изумлялась одновременно — как ему удается быть настолько разным? Безэмоциональный истукан перед подчиненными, прохладно-вежливый с посетителями, сдержанный с партнерами и беспечная душка с близкими людьми.

Мне захотелось вдруг подойти к нему и встрепать светло русые волосы, потом отвести его голову назад и заглянуть в изумительно-ясные синие глаза… Вот черт! Я поднялась на ноги и отошла к окну, открыла одну половину рамы и закрыла глаза, вновь стараясь унять растущее раздражение, смешанное со смятением. Ну, сколько можно?! Откуда это придыхание и любование? Где мой разум?

— До завтра, — услышала я и обернулась.

Костик смотрел на меня, сияя озорной мальчишеской улыбкой.

— А я говорил, что они обязательно проявятся, — торжествующе произнес он. И добавил: — Какой я прозорливый.

— Это было логично, — я пожала плечами.

— Да ну тебя, упыреныш, — нахохлился Колчановский, однако обижался ровно две секунды, а после заговорил уже серьезно: — У нас с тобой много дел. И вот еще, завтра у тебя выходной. Нужно мою квартиру превратить из холостяцкой берлоги в семейное гнездышко. Там должны быть следы твоего обитания.

— Я у Эльвиры не отпрашивалась…

— Напишешь заявление за свой счет, я подпишу и готово. Какие проблемы?

— Ну, ты молоде-ец, — протянула я, поражаясь его простоте. — За свой счет, значит?

— Компенсирую, — отмахнулся шеф. — Тигрик, я — вершина этой пирамиды, мне и решать, кто и сколько получит. Заканчивай торговаться, давай уже займемся делом. Где штопор?

— Без ста грамм ни одно дело не делается, — заметила я ядовито и указала на столик: — Разуй глаза, обуй ноги, босс.

— Хамка, — фыркнул Костик и пересел в кресло. — Осталось дождаться наш ужин, и жизнь будет вообще прекрасна. Я голоден, как удав. — После поманил меня: — Иди сюда, чего там топчешься?

— Как скажешь, Каа, — медовым голосом ответила я.

— Ш-ш-ш, — зашипел шеф, и я клацнула в ответ зубами.

— Ну-с, и что тут у нас?

Я уперла руки в бедра и оглядела шефову крепость.

— Ремонт делать не надо, — услышала я и, полуобернувшись, бросила взгляд на Колчановского. Он застегивал рукава на рубашке. — Не ожидал, что ты приедешь еще утром. Могла бы и поспать, дел не так много.

— Разберемся, — ответила я.

— Просто разбавь обстановку своими вещами, ну и как говорили. Никаких новых занавесок, — он вновь вернулся к предостережениям. — Без меня, во всяком случае.

Развернувшись к нему, я насмешливо спросила:

— Страшно?

— Волнительно, — уточнил Колчановский. — Но я тебе доверяю.

— Я заметила, — покивала я. — Не боись. Усё будет сделано, шеф. Без шума и пыли, — процитировала я фразу из «Брильянтовой руки».

— Я в тебя верю, тигрик, — заверил меня Костик и скрылся с глаз долой, правда, ненадолго.

Вскоре он появился с пиджаком в руках и не затянутым галстуком на шее. Колчановский снова оглядел свою гостиную, в которой я расположилась, перевел взгляд на меня и вздохнул:

— Может мне остаться?

Я подошла к нему, затянула галстук, после поправила ворот рубашки и накрыла его грудь ладонями.

— Нечего прогуливать, Константин Георгиевич. Езжайте, дружочек, работать. Не забывайте, что вы трудитесь на благо своего бухгалтера. Это ответственная миссия и пренебрегать ею никак нельзя. Так что флаг в руки и вперед, партия вас не забудет. Клянусь, что ваша драгоценная берлога устоит под моим напором.