— Приятного, — произнесла я и спешно опустила взгляд в тарелку, чтобы скрыть смятение.

Слишком всё это было… словно мы и вправду были близкими друг другу людьми. Впрочем, общее дело сближает, а имитация чувств… рождает чувства? А может все-таки временный эффект? Может, пройдет, когда мы придем к логическому финалу, а всё это притяжение лишь следствие перевоплощения? Ведь может такое быть? Вполне. Почему нет?

— О чем задумалась?

— А?

— Тост на, — усмехнулся Костик, протянув мне тост, уже намазанный маслом. — О чем думаешь?

Я пожала плечами и захрустела тостом, не желая делиться своими размышлениями.

— Тебе нужно будет прийти на работу, чтобы написать заявление на отпуск, — Колчановский не стал настаивать на ответе на его вопрос. — Если его принесу я, будет уже подозрительно. Заявление на отгул я сунул секретарю и велел принести мне вместе с остальными бумагами. Сказал, что мне передали, но у меня сейчас нет времени читать. Если так поступлю во второй раз…

— Но я не явилась сегодня. Эльвира, наверное, рвет и мечет…

— Плевать на Эльвиру. Завтра принесешь справку от врача. Сегодня отдыхаем, мы заслужили.

— Где я возьму справку?

— Не проблема, — отмахнулся Колчановский, — сделаем. Стоп, — я подняла на него взгляд. — На черта нам заявление? Оформим больничный. В отпуск пойдешь, когда он тебе будет нужен. Да, так будет лучше.

— Как у тебя всё просто…

— Всё усложнять — это твой талант, — ответил довольный собой Константин Горыныч.

— Ну конечно, — усмехнулась я. — Пока ты не втянул меня в свою авантюру, в моей жизни сложностей не было.

— Как и развлечений, — он отодвинул в сторону опустевшую тарелку и взялся за чашку с кофе.

— Так вот как это называется, — покивала я.

— Именно, Вероника Андреевна, именно! — воскликнул шеф. — А теперь заканчивайте завтрак и поедем займемся делом — заразим вас чем-нибудь этаким. Как вы смотрите на сибирскую язву или бубонную чуму?

— Резко отрицательно, голубчик, — ответила я. — Не берут-с меня эти болячки, не берут-с.

— Да вы — всадник апокалипсиса, дорогуша? А ведь я что-то такое в отношении вас и подозревал.

— Да и ваши рога под шляпой не спрячешь, батенька, — заметила я.

— Так вы думаете, душа моя, что я дьявол? — живо заинтересовался Колчановский, подперев щеку кулаком.

— Змей-искуситель вы, друг мой, — ответила я, и шеф изломил бровь:

— Вот как? — произнес он неожиданно бархатистым голосом, от которого со мной случилось нашествие приятных мурашек. — Стало быть, я вас искушаю?

— А… э… ну…

— Ну? — он подался вперед и накрыл ладонью мою руку, лежавшую на столе, мягко сжал и погладил запястье.

У меня вдруг пересохло во рту. Вот теперь я действительно чувствовала себя маленьким беззащитным кроликом перед удавом, готовым сожрать бедолагу вместе с его куцым хвостиком. Облизав губы, я медленно выдохнула, заставляя себя собраться, а после сузила глаза и спросила ядовито:

— А вас, я смотрю, аудитория не устраивает, да, Константин Георгиевич? Маловато трех семейств и бабы Нюры в придачу? Решили и со мной поиграть? У вас и без того прекрасно получается дурить людям головы. На мне оттачивать актерское искусство не стоит.

— Хм…

Он отпустил мою руку и поднялся из-за стола. Затем взял опустевшие тарелки и отошел к раковине. Я смотрела на спину Колчановского и пыталась понять, обижен за мою отповедь или просто перестал играть. Прошло несколько минут, но он так ничего и не ответил. Не выдержав, я поднялась со своего места и подошла к нему.

— Костя, — позвала я. Он мазнул по мне взглядом и продолжил вытирать помытые тарелки. — Ты… обиделся?

— Нет, — Колчановский закинул на плечо полотенце и, развернувшись ко мне, скрестил на груди руки. — Мне показалось, что это я обидел тебя. Прости, если это так. Слишком расслабился. Больше такого не повториться, обещаю.

Я открыла рот, чтобы сказать, что ему не нужно следить за тем, что он говорит, потому что мне нравится вольность нашего общения, и что это я чересчур расслабилась, потому и занервничала. Однако так ничего и не сказала, вдруг подумав, что оно и к лучшему. Наш стиль общения, эти шутки и подначки, только усложняют недалекое будущее. Лучше уж нейтральный тон, так безопасней.

— Одевайся, — велел Костя. — Нам еще нужно организовать тебе больничный на пару недель. Потом позвонишь Эльвире и предупредишь ее.

— Да, хорошо, — рассеяно кивнула я и ушла с кухни.

Уже сменив халатик на джинсы и легкую кофточку, я подумала, что это даже здорово, что Люся и Саша скоро улетят. Я вернусь домой и буду в свое удовольствие валяться на диване или пялиться в телевизор, усиленно «болея». На работу не надо, и изображать любовь тоже не надо, как не надо контактировать с шефом, всё сильней погружаясь в лишние чувства и эмоции. Что там у нас сегодня? Среда? Вот и отлично, целых два дня полной свободы. Даже больше. Два дня и один вечер, а Колчановский пусть делает, что хочет. Хоть с Лизой встречается, хоть завоюет Вселенную — у него это точно получится.

Черт, лишь бы не заскучать…

Люблю тебя, о мой диван,

Ты мягок и удобен

И трам-парам-парам-парам

Ты просто бесподобен.

— Н-да, — я вздохнула и открыла глаза.

Ода дивану так себе. Поэт из меня средней паршивости, и мне придется с этим как-то жить. Потеря потерь. После села и оглядела свою комнату. Взгляд становился на журнальном столике, где стояла рамка-сердечко с фотографией Колчановского. Поджав губы, я перевернулась и упала лицом в подушку. Я не скучаю, не скучаю, не скучаю…

— Черт!

Поднявшись с дивана, на котором собиралась блаженствовать, а не мучиться, я подошла к фотографии и взяла ее в руки.

— Ну что смотришь? — проворчала я. — Улыбается он еще, поглядите на него. У тебя-то всё хорошо, да? Работаешь там, ни о чем не думаешь. Небось, с Лизой своей уже успел встретиться, напряжение скинул, угу. Да пошел ты.

И фотография переехала в шкаф. На полку с пододеяльниками. Вот пусть там и лежит, самое место. Удовлетворенно потерев руки, я вернулась на диван и взяла пульт. Пощелкав по каналам, я закрыла глаза и решила, что нужно поспать. Во сне ни о чем не думается. Но уже через минуту достала из-под подушки телефон, посмотрела на экран, но ни пропущенных звонков, ни сообщений там не было. Да что б меня! Телефон вернулся под подушку, и я упрямо закрыла глаза.

А через пару минут подскочила на диване, потому что из-под подушки неслась мелодия вызова. У меня вдруг затряслись руки от нахлынувшего волнения, к горлу подкатил ком, и сердце гулко заухало в груди.

— Да совсем что ли чокнулась?! — рассердилась я на себя и выхватила телефон, чтобы уже через мгновение ощутить дикое разочарование — это был не он. — Аллё, — из-за обуревавших меня эмоций, голос прозвучал зло.

— Здорово, племяшка? — дядя Ваня был как обычно бодр и ехиден: — Почто дядьку родного обгавкала?

— Еще не начинала, — проворчала я. — Привет, дядь.

— Тамбовский волк тебе дядь, — прилетел мгновенный ответ.

— Дядя Ваня, — поправилась я. — Соскучился?

— Аж зубы сводит, — с усмешкой произнес он. — Ты чего злющая такая?

— А от тебя добротой так и прет.

— Мне по сроку службы положено, а ты молода еще, чтобы рычать. Что случилось-то? С работы выперли?

— А ты этого так и ждешь? — кривовато усмехнулась я. — Нет, дядя Ваня, меня шеф ценит. Недавно премировал за отличную работу денежной суммой и дорогущим креслом. У меня всё отлично. А вы там как?

— Приезжай, узнаешь, — ответил дядя. — Не засиделась еще в чужих краях?

— У меня теперь такое кресло, что еще лет пять могу просидеть, зад не отвалится, — я невольно улыбнулась и приняла удобную расслабленную позу. — Что у вас нового?

— А что тут нового? Родители твои, как обычно, я тоже. Всё стабильно. Так когда домой? Давненько не появлялась.