— Куда они пошли?

— Кормить большого капризулю, — ответил Колчановский и широко улыбнулся: — Мы найдем их по урчанию в его желудке.

— А если зверя уже угомонили? — полюбопытствовала я, мгновенно вливаясь в игру.

— Значит, просто позвоним, — сказал шеф. — Но дракону так быстро пасть не заткнешь. Он победил бы и Барабека на соревновании обжор. И куда только влезает? Посмотришь, там места-то кот наплакал.

— Он эластичный, — вспомнила я слова самого господина Полякова-старшего, и Костя хохотнул.

— Это всё объясняет, — весело сверкнув глазами, ответил шеф. — Значит, ищем по урчанию. Вперед!

— Да, мой капитан, — улыбнулась я.

Он взял меня за руку, и мы поспешили на поиски пропажи. Впрочем, долго искать не пришлось. Дракон обосновался в ближайшем ресторанчике и уже сидел в ожидании заказанного блюда. Элеонора махнула нам рукой, когда мы с Костей проходили мимо столиков, выставленных под большим тентом.

— Наконец-то, — проворчал Станислав Сергеевич. — Уже жениться собираются, а всё как на первом свидании прохожих поцелуями смущают.

— Так ведь неженаты еще, — невозмутимо ответила Элеонора Адольфовна. — Имеют право.

— А после свадьбы закон целоваться запрещает? — спросил шеф, отодвигая мне стул.

— После свадьбы супружеский долг, работа и жена в претензиях. Там не до поцелуев, — усмехнулся Поляков.

— Да не слушайте вы его, — отмахнулась Элеонора. — Это первые признаки маразма.

Станислав внимательно оглядел жену и объявил ей:

— Женщина, с этого дня я ввожу в наш быт домострой.

— Лебединое озеро, — всё с той же невозмутимостью произнесла госпожа Полякова. — Давно не ходили.

— Ну, что ты с козырей-то сразу? — возмутился ее муж. — Домострой отменяется. У меня первые признаки маразма, и я вообще молчу. — И вдруг добавил с нежностью: — Деспот ты мой ненаглядный.

Элеонора послала ему воздушный поцелуй. Я смотрела на их милую перепалку и улыбалась, думая, что я все-таки ошиблась. Марсель тоже будет любим мной, не меньше Экс-ан-Прованса. По-другому, но любим всем сердцем. Замечательный город, замечательный день и замечательные люди. А еще я поняла, что уже никогда не вернусь сюда, потому что всё будет не то и не так. Не хочу в город теней. Не хочу идти по улицам и думать о том, что не сбылось. Или все-таки еще всё возможно?..

Я повернула голову к Косте, надеясь увидеть ответ на свой вопрос, но он читал прейскурант. Однако, почувствовав мой взгляд, посмотрел на меня и улыбнулся. После накрыл ладонью руку, лежавшую на столе, и спросил:

— Что тебе заказать?

— Что и себе, — ответила я, ожидая… Да черт его знает, чего я ждала в этот момент, когда рядом сидели Поляковы, не знавшие ничего о том, что происходило между нами на самом деле.

Шеф мягко пожал мою руку, после поднял ее и коснулся губами. И я улыбнулась в ответ.

— Устала? — спросил он.

— Немного, — призналась я. — Но мне всё равно хорошо.

— И мне, — сказал Костя, глядя мне в глаза.

— Ну, давайте, начинайте, еще же не все видели ваши лобзания, — раздалось знакомое ворчание рядом.

— Господи! — воскликнула Элеоноры. — До чего же ты нудный! Борец за нравственность, посмотрите на него. А как нас в наш медовый месяц в Сочи чуть из гостиницы не выгнали из-за твоих фантазий, забыл? Я потом соседям в глаза смотреть не могла, ходила вечно красная.

— Кхе, — кашлянул Станислав. — Было дело.

— А поподробней? — живо заинтересовался Костик.

— Много будешь знать, скоро состаришься, — надменно ответил Поляков. — Вон, официант идет, ему вопросы задавай, а к батьке под одеяло нос не суй. Мал еще.

— О как, — усмехнулся Колчановский. — Ну ладно, подожду, пока вырасту лет до шестидесяти.

— Что стар, что мал, — махнула рукой Элеонора, глядя на меня. — Сюда бы еще Шурика, и вообще туши свет. То сидят умничают, как взрослые люди, а то «детский сад, штаны на лямках».

— Мужчины, — философски ответила я, и мы с ней рассмеялись, глядя на две напыщенные физиономии по соседству.

В Гардан мы вернулись, когда ночь уже укутала землю в темное покрывало. Мы с Костей в этот раз ехали на заднем сиденье, вел машину Станислав Сергеевич. Разговоров не было, день оказался насыщенным, и все устали. Так что последние шпильки были использованы по дороге до стоянки, где остался арендованный автомобиль. А в салоне мы обменялись всего несколькими фразами и замолчали.

Я уместила голову на плече Кости и смотрела в окошко. В голове не было ни одной мысли, мой Минотавр, наконец, вздохнул с облегчением и без сил рухнул в крепкий и глубокий сон. Шеф, приобнявший меня, меланхолично поглаживал по бедру, но думал ли он сейчас хоть о чем-то, мне было неведомо. Он смотрел из-под полуопущенных ресниц в окошко со своей стороны, ни разу не нарушив молчания. Впереди дремала Элеонора, а может просто закрыла глаза, кто знает. Ехать было недалеко. Дорога от Марселя до Гардана занимала всего минут двадцать, так что может просто расслабилась и отдыхала после долгой прогулки.

Улыбнувшись, я развернулась, теперь уткнувшись носом в грудь Кости, накрыла ее ладонью и почувствовала, как его ладонь поднялась на талию, прижав меня чуть крепче. Он коснулся губами моей макушки, и я зажмурилась, до того сейчас было хорошо и спокойно.

— Ну, вот и дома, — как-то очень неожиданно произнес Станислав Сергеевич, останавливая машину.

Он заглушил двигатель, вышел из машины и, обойдя ее, открыл дверцу перед своей супругой. Элеонора поправила волосы и, вложив руку в ладонь мужа, вышла из автомобиля. Мы с Костей последовали за старшим поколением.

— Крова-ать, — мечтательно протянул Станислав. — Я сейчас упаду и буду валяться, как бревно на дороге.

— А как валяется бревно на дороге? — полюбопытствовал мой шеф.

— Нагло и наплевав на всех, кому оно мешает, — ответил, полуобернувшись, Поляков.

— Это он умеет, — произнесла Элеонора. — Очень талантливо делает.

— Я многогранная личность, — усмехнулся ее муж.

— Явились, — послышался голос Шурика. Он обнаружился перед дверью собственного дома. Мсье адвокат стоял, скрестив на груди руки, но мне почему-то показалось, что он немного нервничает. — Марсель устоял?

— Что ему сделается? — проворчал отец. — Это я себя чувствую развалиной. Ты нас пускать не хочешь? — вдруг изумился он, потому что Александр по-прежнему загораживал собой дверь.

— Тут такое дело, — чуть замялся Шурик. — У нас еще гость.

— Кто? — спросила Элеонора.

Младший Поляков шагнул в сторону, дверь открылась.

— Привет, мам, привет, пап, — весело произнесла еще незнакомая мне молодая женщина, показавшаяся в дверном проеме, и я ощутила, как напряглась рука Кости на моей талии.

Я подняла голову, взглянула на разом закаменевшее лицо Колчановского. После перевела взгляд на Шурика, виновато улыбнувшегося другу, а после снова на женщину, только сейчас осознав, что я ни разу не слышала, что у Поляковых есть еще и дочь. Она скользнула по мне взглядом и остановила его на шефе. И я тоже посмотрела на него. Костя не сводил взгляда с адвоката.

— Я же просил без сюрпризов, — ледяным тоном произнес Колчановский.

Я проснулась от ощущения пристального взгляда. Он пробрался сквозь сон, ужалил, словно оса, потревоженная неосторожным движением, и вырвал из омута ночных грез.

— Доброе утро, тигрик.

Костик лежал рядом, подперев голову рукой, и смотрел на меня.

— Доброе, Каа, — улыбнувшись, ответила я. — Давно проснулся?

— Я не спал, — сказал шеф. — Думал.

— Ого, — я повернулась на бок, зеркально отобразив его позу, — о чем же болит голова у змея?

Он пожал плечом, после протянул руку и убрал с моего лица прядку. Мне вдруг стало тревожно. Еще не понимая происходящего до конца, я физически ощутила его напряжение, так и не исчезнувшее после появления Алёны Поляковой. Я, наконец, разглядела усталое лицо и синяки под глазами. Похоже, и вправду не спал. Поддаваясь порыву, я подвинулась ближе и обняла Костю. Он перевернулся на спину, уложив меня себе на плечо, и обнял.