Я округлила глаза и покрутила пальцем у виска. Совсем что ли? Хотела уже потянуться и применить уже устоявшийся щипковый способ воздействия, но передумала, решив остаться забиякой только на словах Колчановского. Не обо всем его опекунам надо знать. Потому руку я оставила при себе и проворчала:

— Во-первых, гальюн, а во-вторых, сообщать о своих потребностях интимного свойства я бы на всю яхту не стала. Костя, — зашипела я, возобновляя призыв.

— Вот зануда, — вздохнул он, и я поняла, что негодяй просто поиздевался надо мной, надеясь отделаться по-быстрому. Ну, сейчас! — Что?

— Костя, катастрофа, — зашептала я, придвинувшись к нему поближе. — Это же провал!

— В смысле? — нахмурился Колчановский. — Что случилось?

— Загар, — я потыкала себя в полузагорелую руку, потом тыкнула его в плечо и опять округлила глаза, стараясь подчеркнуть ужас моего открытия.

— Хм… — многозначительно промычал шеф, но по его взгляду было видно, что не понимает моих гримас и ужимок.

Вздохнув, я стрельнула глазами в сторону Поляковых, стоявших на носу, и снова зашептала:

— Ты — тугодум, Каа. Нас вместе не было на работе, а потом мы оба явимся с южным загаром на телах. Это же провал! Нас раскусят, и пойдут сплетни. Если только хоть кто-то заметит и сопоставит, то сразу вспомнят кресло, и всё! Всё! Мне покоя не дадут. К тебе-то не сунутся, а из меня душу вытрясут.

— Чего ты с ума сходишь? — спросил Костя. — Пойдут слухи, уволю одного болтуна, остальные уже лезть не будут.

Я не удержалась и все-таки ущипнула доморощенного тирана. Он ответил мне шипением и возмущением во взгляде.

— Да что такое? — чуть громче, чем следует, вопросил шеф и тут же помахал рукой обернувшимся опекунам, озарив мир жизнерадостной улыбкой. Элеонора ответила ему тем же и снова отвернулась. Я улыбнулась Станиславу, и он последовал примеру жены, снова оставив нас с их воспитанником наедине. — Я же не из-за тебя это буду делать по официальной версии, — начал втолковывать Костя. — Они же и мое имя будут трепать. Так что наказывать буду за оскорбление себя любимого и разведение грязи в коллективе, подрывающей мой авторитет и здоровый климат.

— А я значит… — начала я возмущенно, и он прервал меня:

— Хорошо. Буду наказывать за то, что обижают моего тигрика, так лучше? Или в формулировке указать, что мне не нравится, что оскорбляют достоинство моего бухгалтера? Что дальше? Работа в выходные, кресло, загар, увольнение главного сплетника… — он многозначительно замолчал, давая осмыслить продолжение истории. А ведь оно при таком раскладе будет. Уверятся, что я сплю с шефом, потому он меня защищает. И тогда, может, вопросы и подначки прекратятся, но спина у меня будет в плевках и… в общем, в нечистотах. — И за кого мне наказывать? За тебя или за себя?

— За себя, — проворчала я, соглашаясь с Костей.

— Но будем надеяться, что всё пройдет гладко. — Улыбнулся мне шеф. — Ты выйдешь на работу в среду, я в понедельник, как и договаривались. Можешь оставшиеся дни тереть себя мочалкой, глядишь, загар сойдет, если для тебя это важно. А сейчас расслабься, наконец, и получай удовольствие. Дел по горло, когда еще выберемся… э-э. Отдыхай, в общем.

Он снова откинулся на спинку своего шезлонга, а я еще с минуту смотрела на него, пытаясь понять, скрывается что-нибудь под оговоркой, или же это уже привычка считать нас парой? Тряхнув головой, чтобы дать Минотавру передохнуть, я последовала примеру Костика и прикрыла глаза. Продолжаем отдыхать. А почему нет? Надо наслаждаться моментом и не прятаться под крышей из-за офисных пачкунов и сплетников. Да, расслабляемся и получаем удовольствие.

К причалу мы подошли, когда солнце уже коснулось горизонта, но еще какое-то время стояли на берегу и любовались закатом над морем. Безумное, восхитительнейшее зрелище! Смешение красок: от ярко-оранжевого с переходами в насыщенный розовый до глубокого синего — всё это казалось нереальным, сказочным, поистине волшебным. И солнечный диск, чей накал уже не заставлял жмуриться и прикрывать глаза ладонью, словно центр маленькой вселенной, объединил буйство цвета сверху и тихий шорох моря снизу. Негромкая песня волн, вечная, как само мироздание, дополняла гармонию момента, и казалось, заглуши ее, и всё исчезнет, растворится в бездонной черноте хаоса.

Над головой пронеслась чайка, разразившись резким криком. Будто глашатай, она сообщала миру о том, что день приблизился к своему завершению, и вскоре на землю ступит новая хозяйка — ночь. Пора было возвращаться домой. Но еще несколько раз я обернулась, чтобы впитать в себя вид засыпающего моря, и его верных стражей, оберегавших покой Марселя с древних времен: крепости Сен-Никола и Сен-Жан. Эти два исполина, как и много веков назад, продолжали нести вахту на входе в Старый порт.

И, наверное, именно в это мгновение я ощутила безумный бег времени. Всего лишь миг, и мы станем воспоминанием этого места, одним из миллиардов, витавших вокруг крепостей и маяков бестелесными тенями. И то тихое счастье, переполнявшее душу, было таким же коротким и хрупким, как тающее мгновение.

— Ох, — испуганно вздохнула я, вдруг ощутив себя настоящим призраком.

Меня не должно быть здесь. Я — фантом, созданный авантюристом для своей малопонятной цели, я и есть призрак невесты, потому что Кольцова Вероника Андреевна сейчас сидит в своей квартире, смотрит телевизор после рабочего дня и даже не подозревает, что ее облик был натянут на эфемерное создание, порожденное сознанием упрямца.

— Что случилось? — спросил меня Костя, обняв за плечи.

Я подняла на него глаза, встретилась взглядом с лучистой синевой, ласково овеявшей теплом, и ощутила, как бесплотную оболочку снова заполняет жизнь. Отрицательно покачав головой, я улыбнулась и обняла его за талию, чтобы прижаться покрепче. Шеф остановился, развернул меня к себе лицом и, подцепив пальцами за подбородок, поймал взгляд:

— Что случилось? — повторил он вопрос, продолжая всматриваться мне в глаза.

— Просто показалось, — ответила я. — Всего лишь терзаю беднягу Минотавра.

Костик хмыкнул и обнял мое лицо ладонями.

— Всё будет хорошо, — шепнул он. — Пусть Минотавр спит спокойно. — Вдруг замолчал на короткое мгновение, а затем произнес: — Какая же ты красивая. С ума сойти! Как я не замечал этого раньше?

— Не знаю, — смущенно улыбнулась я. — Мы оба были такими невнимательными.

— Какая непозволительная слепота, — ответил Костя, не спуская с меня зачарованного взгляда.

А потом синева затопила мир, потому что глаза шефа оказались вдруг настолько близко, что я задохнулась от ощущения его присутствия.

— Как же ты мне нравишься, — услышала я его шепот, и наши губы встретились…

— Эй, молодежь, ну, сколько можно?! — возмущенно воскликнул Станислав Сергеевич. — Я есть хочу, а созерцанием влюбленной парочки сыт не будешь.

— Идем, голодающее Поволжье, набьем твою утробу, — проворчала Элеонора. — Чего пристал к детям? Догонят.

Но всё это прошло где-то по краю сознания, так и не затронув ни разум, ни душу. Мы стояли, сплетясь в объятьях, и целовались, забыв о том, что где-то неподалеку от нас продолжается жизнь большого города. Не слышали ни плеска волн о борта кораблей, ни рокота автомобилей, которые неслись по ухоженным дорогам, ни людских голосов, ни самого бега времени. Всё это находилось за пределами маленького мирка, в котором существовали лишь двое. И из всех звуков нам осталось только взволнованное биение сердца, да прерывистое дыхание, вдруг ставшее одним на двоих.

— С ума сойти, — повторил Костя, отступив на шаг назад.

Я растерянно улыбнулась, впервые у меня не нашлось слов для ответа. Коснувшись губ подрагивающими пальцами, я медленно выдохнула и огляделась. Поляковых уже не было видно.

— Кажется, мы потерялись, — сказала я, чтобы заполнить повисшую тишину.

— Точней не скажешь, — немного нервно усмехнулся шеф.

А я вдруг поняла, что не знаю, как вести себя дальше. Нужно было снова заполнить паузу, и я спросила: