Остин продолжал бузить и действовать мне на нервы, я же фыркнула себе под нос и поджала губы, сдерживая ехидную улыбку.

Когда мальчик понял, что что-то не так, я уже оставила его в покое, пересадив на ковёр, а сама устроилась в кресле-качалке. Вернувшись к изучению генеалогических веточек и листочков, не обращала никакого внимания на Остина. Сначала малыш решил, что ему неслыханно повезло. Ну а как же! Не будет никаких воплей: не трожь, выплюнь, перестань!

Остин пустился во все тяжкие. Первым делам пополз жевать бахрому на покрывале. Мне казалось, то это нервное, подобное энурезу. Ну и зубы в придачу, которые все никак пробиться не могут. Но иногда я ловила себя на мысли, что Остин себя так успокаивает.

Пожевав немножко бахрому, Остин напрягся: няня Лара не обращала внимания. Тогда малыш решил схитрить и повернул магией моё кресло. Я же хмыкнула, приподняла книгу и отгородилась от Остина.

Мягкая игрушка, напоминающая кота, взмыла в воздух и застыла возле меня. Я же, сдерживая улыбку, не смотрела на неё. А когда Остин попытался мне ею в лицо ткнуть, привстала и развернула кресло.

Пронзительный детский крик меня напряг, но и его я проигнорировала. Бурчала себе под нос, что Остин уже очень большой, чтобы плачем внимание привлекать. Когда меня вновь развернуло, я опустила книгу и недовольно воскликнула:

— Я не обладаю магией, Остин. Я понимаю только внятную речь! И летать я не умею, пользуюсь устаревшим методом, — ткнула пальцем вниз, — ногами! Научить тебя магическим штучкам я не могу. Раз так, зачем время терять? Иди и жуй бахрому, а я книжку почитаю.

Остин разревелся в голос, разве что только руками и ногами не сучил. Предметы вокруг начали подниматься вверх. Даже я в кресле взмыла, но сохраняла присутствие духа. Не паниковала и не обращала на мальчика никакого внимания. Такой наглости он не ожидал. Новый виток и взрыв магической истерики привлёк внимание Шивонн. Та открыла дверь в детскую и хотела заголосить, как я приказным и командирским тоном приказала:

— Закрой дверь с той стороны и даже не заходи!

Женщина вытянулась по струнке и с такой силой захлопнула дверь, что люстра закачалась. Я парила под потолком. Растянувшись в кресле, болтала ногами и делала вид, что читаю.

Под волосами что-то защекотало, будто кто-то ковырялся в моих волосах. Позже и в голове появилось странное ощущение. Похоже, что Остин пытался пробраться в мою голову. Ая_ Что я? У меня только перекати-поле не хватало перед глазами. Будешь воспитателем — и не такому научишься!

Остин вдруг затих и с обидой посмотрел на меня. Всё рухнуло вниз, только я плавно опустилась. Мальчик чуть подполз ко мне и требовательно протянул руку.

— Хочешь что-то? Попроси!

— А!

— Дай!

— А!

— Дай!

Остин просто выкрикивал первую букву алфавита, а я твердила как попка-дурак. С одной стороны это было очень непедагогично, с другой... Иногда нужно подходить с бубном, цыганами, песнями и плясками.

Мальчик хмурил брови, тянул ко мне руки и явно хотел, чтобы я его взяла. Но я игнорировала все эти невербальные знаки. Нужно говорить! Ведь фэр Итан, Шивонн и остальные, они же не азбукой Морзе общаются и не на языке жестов. Не думаю, что физиология феев сильно отличается от человеческой.

— Хочешь на руки?

А!

Хочу!

— А!

— Хочу! — невозмутимо твердила и смотрела на мальчика.

Остин надулся. Замолчал и сидел бобылём на ковре, прожигая его взглядом. Хорошо, образно говоря, а не натуральным образом. Я открыла книгу вверх тормашками и просто смотрела в неё, даже не читая. Делала вид, что занята.

— Атю!

Я подняла взгляд и посмотрела на Остина. Тот надул губы, а затем лениво повторил:

— Атю!

Я надула губы в ответ, нахмурилась, хмыкнула и закрыла книгу. Внутренне же ликовала. Посмотрим, на сколько хватит мальчика.

— Вот теперь я тебя понимаю. Словами. Давай и дальше так, словами.

Мальчик поднял голову и посмотрел на меня. Взгляд вышел немного обиженным и недовольным, но я в ответ лишь улыбнулась. Затем встала с кресла, подошла к малышу и взяла его на руки. Ласково прижимая к себе, думала, что скажет его мама, когда увидит такого взрослого мальчика? И как отнесётся? Чего она хочет?

И как она могла отказаться от Остина?

Прижавшись щекой к макушке мальчика, тяжело вздохнула и успокоилась. Почему -то Остин пах печеньем и немного молоком. Приятный запах, запах детства.

Как же так, почему ты остался без мамы, Остин?

Но я узнаю это, совсем скоро.

Прилипнув лбом к окну, я поджав губы и нахмурившись, смотрела, как к поместью подъезжает экипаж: приехала мать Остина. Не знаю почему, но у меня к ней было какое -то внутреннее неприятие, такое острое и жгучее, что ей могло достаться похлеще, чем лорду. Но самое страшное — я не знала, как будет реагировать Остин.

— Фэра Лара? — Шивонн окликнула меня. — Фэр Итан ждёт вас. Вместе с Остином.

Тяжело вздохнула и отошла от окна. Остин, пробуя на вкус резной бортик софы, ещё не подозревал, каким будет этот день.

Сегодня мне выдали платье, в котором ходит прислуга. Думаю, сделано это было умышленно. Небольшой белый чепец, из которого едва выбивались мои завитые волосы, добавлял мне немало лет. Взяв Остина на руки, выдохнула ещё раз и сделав как можно более приветливое лицо, направилась вслед за Шивонн. Едва мы оказались в холле, как застали мать Остина, поднимавшуюся по лестнице.

Невысокая, рыжеволосая, с очень красивой фигурой. Платье у неё было не очень и роскошное, но подобрано со вкусом. Внутри что-то ёкнуло и звякнуло. Сначала я не поняла, в чём дело, пока женщина не повернулась к нам боком, и я не увидела очень даже красивый профиль: Джессика рассматривала убранство поместья как... своё. Будто прикидывала, как и что она здесь изменит. Сглотнув ком в горле, мысленно себя осадила и приказала считать до десяти. Как хорошо, что в этом мире я не владею магией!

В кабинет мы зашли лишь после личного приглашения фэра Итана: мужчина несколько минут разговаривал с Джессикой наедине. Когда я увидела лицо фея, то приказала себе считать до двадцати. Мужчина был просто вне себя от бешенства, у него едва ли дым из ушей не валил, а глаза были такими красными, будто фэр Итан стал феем -альбиносом.

Джессика, поправляя шляпку и жеманно поджимая пухлые губки, сидела в кресле и думала о чём-то своём. Стоило ей увидеть Остина, как лицо женщины невообразимым образом изменилось. Она натянула улыбку так, как надевают грязные, вонючие носки. Сердито раздув ноздри, я метнула молнию в сторону фэра Итана и встала возле одного из шкафов, не решаясь подойти ближе. Остин, совершенно нахальным образом игнорируя свою мать, вытащил у меня из-под чепца прядь волос и принялся наматывать её на палец, чтобы потом помахать как поводьями.

— Остин, мальчик мой!

Отбросив сумочку и белоснежные перчатки, женщина вскочила с кресла, поправила тёмно-зелёное платье и мелкими шагами заспешила в мою сторону. Я же держала Остина и напевала про себя: эне, бене, раба.

— Как ты вырос! Какой ты большой! Солнышко моё!

Остин, на миг забыв о моих волосах, вдруг замер, вытаращил глаза и обернулся к своей матери с такой ужасающе медленной скоростью и диким выражением лица, что оператор фильма ужасов сгрыз бы себе локти от безысходности: пропущен такой момент!

Я кашлянула и продолжила напевать детскую считалку. Джессика принялась хватать меня за руки, чтобы забрать Остина. Тот же отпихивался, лез мне на шею, пока не начал истерично верещать. А я скрепя сердце, вынужденно отдала малыша женщине. Остин со слезами на глазах посмотрел на меня как на предательницу.

Эне, бене, раба, квинтер, финтер, жаба.

Спокойно, Лара, спокойно! Не надо прореживать шевелюру этой прекрасной мадам, не надо красить ей щёки красным звонкими оплеухами. Она мать, она заслуживает.

Остин криком заходился, вырывался из рук. Джессика, выпучив глаза и поджав губки, напоминала мне дохлую глупую рыбу, которую жахнули об камень и кинули на лёд. Женщина не понимала, почему её сын так себя ведёт. А я понимала: похоже, Остин впервые видит эту женщину и вовсе не считает её своей матерью.