— Мама, хватит! — Наль тряхнула головой. — Ты меня просто уже достала своим принцем!! Нравится он тебе — иди и спи с ним, идёт?! 

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Как ты можешь! — возмутилась мать. — Ты просто пока не понимаешь! Вот подрастёшь…

— И пойму, ага. Вот когда пойму — тогда и приходи!

Бозия-старшая вздохнула, а после наклонилась и поцеловала дочь в лоб.

— Ты у меня очень красивая, — сказала она. — И не всем быть умными. Просто будь немного шустрее, милая. Хорошо?

Выдав это спорное заявление, матушка Наль вышла из гримёрки.

Наль скривилась.

— Ты всё слышала?

— Да, — какой смысл отрицать?

— И что думаешь? 

Интересный вопрос.

— Думаю, что твоя мать очень тебя любит, — сказала я честно. — И пытается сделать для тебя всё… но ваши представления обо “всём” слегка не совпадают.   

— Отстой, — вздохнула Наль грустно. — Почему мамаши так стремятся подложить своих дочерей под принца?

— Кто знает, — я нервно передёрнула плечами, снова вспомнив леди Гохорд. — Надеются на шоколадное будущее для себя? Или правда думают, что так будет лучше для дочери? Пытаются через дочь реализовать что-то, чего недополучили сами?.. Думаю, всё вышеперечисленое справедливо. Но вообще не раскисай! Не такое уж плохое платье. По крайней мере, тебя заметят. И приготовься! Скоро твоя очередь. 

— Не напоминай, — скривилась Наль. — Это всё очень тупо!

По сути, недовольство её можно было понять: Наль нельзя назвать любительницей блистать на сцене. 

— Ну почему? — я ободряюще ей улыбнулась. — Жонглировать огненными кинжалами — это же замечательно! Вот увидишь, всем понравится. 

Наль ничего не сказала, но посмотрела очень скептически. Наверное, примерно так принято смотреть на лекаря, который говорит “это совсем не больно”.

Или на политика, утверждающего, что делает всё исключительно в интересах народа. 

Думаю, у Наль было чего интересного мне сказать. Но в этот момент новогодний праздник перестал быть томным: совсем рядом с нами зазвучал дикий крик ужаса и боли.

 Мы обернулись, чтобы увидеть совершенно ошеломительную картину: симпатичная девчонка, которая готовилась к выступлению в соседней гримёрке, кричала, схватившись за окровавленное лицо. На губах её выступила кровь, и я услышала странный звук в её горле...   

— Наль! — выдохнула я. — Стеклянный песок! 

Надо отдать должное моей приятельнице: среагировала она мгновенно. В несчастную девочку полетел стазис. Не факт, что поможет, конечно; но так, по крайней мере, у неё есть шанс уцелеть. 

После началось светопреставление: все кричали, бегали, звали службу безопасности, причитали и обсуждали новость. 

Я в этой пёстрой толпе тут же предпочла исчезнуть, благо общение с безопасниками — последнее, что мне нужно было вот прямо сейчас. Так что я прибилась к стайке переговаривающихся девчонок и затерялась среди них.

— … Стекло в пудре? Какой ужас! Это даже хуже, чем гвозди в туфельках, если вы спросите моё мнение. 

— А ты как думала? В сказку попала? У нас же тут целый драконий принц!

— Ага. Точно! И именно её он должен был сопровождать на сцену. Так что понятно, откуда тут растут ноги.

— Повезёт девчонке, если выживет!

— Точно. Вот до чего доводят прекрасные принцы!

Я поморщилась и тихонько выскользнула в зал. 

Тут не прекращалось веселье: очевидно, никто не хотел тревожить почтенных драконьих гостей всякими мелочами. Вроде девчонки, надышавшейся стеклянной пыли. 

Мне почему-то стало тошно. Я снова посмотрела на Или, но принц так и продолжал кокетничать, неприятно улыбаясь. 

Я отвернулась. 

Дальнейший конкурс пошёл ни шатко, ни валко: кажется, ведущие хотели сделать всё, чтобы он миновал побыстрее. Наль не участвовала; девушка со стеклянной пудрой, разумеется, тоже. Так что принц вывел на сцену какую-то первокурсницу, обмирающую от осознания выпавшего ей счастья.

Я прикусила губу, чувствуя, как клокочет в глубине души непонятная злость и горечь. Чего я, спрашивается, ожидала? Что со мной не так?

— Вот вы где! — меня подхватила под локоть распорядительница. — Поспешите! Номера сдвинулись, и вам выступать через один!

— Но…

— Поспешите, я сказала! Вы бы не попали сюда, если бы Эджемет Клофф не заболела так внезапно. Вам оказана честь, так будьте добры вести себя ответственно!

Я послушно последовала за распорядительницей — готовить шкатулку. Моя песня о “Прекрасном принце” должна была открыть танцевальную часть. 

Только вот мне больше не хотелось её исполнять. 

Так что, как только пришло время, я решительно повернула ключ в музыкальной шкатулке пять раз, вызывая на свет очень личную, мне одной принадлежащую мелодию.

Думаю, она подойдёт для этого вечера. По крайней мере, я очень хочу, чтобы Или её услышал.  

Мои улицы жестоки к таким, как я

Они темны и полны опасных соблазнов

Для тех, кто в мобилях, они прекрасны

Вам не суметь этот ужас понять.

Этот стих изначально не планировался песней, но… я положила его на музыку — и он, на удивление, понравился моим новым слушателям. Даже несмотря на медленную, совершенно не задорную мелодию. Хотя… Не такая уж это загадка, на самом деле: в своей новой жизни я пою про обездоленных и для них же. А им эта песенка очень даже близка. 

Как и мне.

Я вкладывала в песню весь свой голос, всю себя. Мне хотелось, чтобы это было не только и не столько о любви, но о таких, как я. 

С потолка повалил колдовской снег. Пары принялись танцевать, красивые, разряженные, и мне это казалось не более чем правильным.

Это именно та музыка. Жаль, что раньше я пела вам то, что хотите слышать вы. Меня так это заботило… Высшее общество, где надо говорить правильные слова, правильно держать чашку, петь правильную музыку и, разумеется, соответствовать. 

Я перехватила взгляд распорядительницы, обещающий мне самые страшные кары. Я заметила, что прекрасный принц, о котором я так мечтала, танцует с одной из гильдейских змей.

Мне было всё равно. 

Это мой бал. И моя личная песня Золушки. 

Мои улицы жестоки. Там сложно выжить

И ещё сложнее собой остаться.

Сохранить себя... не стоит пытаться

Когда их тьма подбирается ближе.

Мои улицы всегда оставляют след.

Их тень всегда рядом, беги не беги.

Пусть пали в бою все твои враги

Спасенья от памяти всё ещё нет.

Эти улицы всегда оставляют след

На таких девчонках, как я...

Закончив, я улыбнулась, поймав ладошкой ненастоящий снег. Я видела, как удивлённо смотрят на меня драконы; ощущала, что песня тронула и гостей, и многих людей.

Значит, оно того стоило. 

— Вы уволены! — что же, монолог распорядительницы был предсказуем. — И не рассчитывайте получить за этот концерт хоть одну монету! Спеть такое перед иностранными гостями… да как вы посмели?! 

Коротко улыбнувшись ей, я сказала:

— Я сама найду выход.

И я действительно собиралась уйти с этого бала, правда. Даже пошла по направлению к двери. Но тут из тени за колоннами раздался тихий, приятный голос.

— Это было потрясающе, знаешь? Я впервые слышу, чтобы кто-то так пел. 

Я остановилась и повернулась. 

Из тени мне навстречу выступил человеческий парень — тощий, нескладный, чуть лохматый, но невыразимо милый. 

— Да, — он развёл руками, — я — точно не прекрасный принц этого вечера. Но всё же должен сказать, что восхищён тобой. Это было красиво. И смело. 

Я невольно улыбнулась.