Встреча прошла даже лучше, чем я мог надеяться. И собственная сестра не откусит мне голову — какое облегчение… Будь я сейчас дома, обернулся бы драконом. Или, на худой конец, ледяным вихрем. Но здесь, в Тавельни, пришлось грузиться в мобиль представительского класса и терпеть его медлительное скольжение в транспортном потоке. Я наблюдал за сменяющими друг друга картинами городской жизни: торговцами и лавочниками, ремесленниками и магами, дельцами и ворами. Очень много людей, всюду идут стройки, пар вырывается из труб фабрик, магпроизводства отбрасывают на облака свой свет.

В Вел-Лерии узкие улицы. И очень много разномастного транспорта. Этот город дышит жизнью, растёт, развивается… Но у него есть изнанка, верно? Она всегда есть.

Интересно, какой видела Вел-Лерию Шери?

Возможно, я поступил неправильно. Может, мне следует найти её. Тайно, разумеется. И позаботиться о будущем. Возможно… Как я устал от странных чувств, разрывающих меня изнутри. Дайяна, Шери...

Если это не приворот, то, возможно, у меня просто что-то с головой.

— И почему это старушке нельзя смотреть на принца? — этот скрипучий голос я услышал, когда подъезжал к посольскому кварталу. — Молодым можно, а бабуле нельзя?

Это был один из многих голосов, на самом деле. Там были репортёры, штурмующие наш дом девицы и одна Бездна Фоморья знает, что ещё.

Но я прикипел взглядом к тощей старушке в дурацкой шляпке, одетой в непонятные лохмотья.

— Ну вот, — сказала она, уставившись на меня своими светлыми глазками, и что-то внутри перевернулось. — Теперь и старая я видала принца! А красивый он у вас.

Я невольно улыбнулся в ответ и шагнул к ней, но потом остановил себя.

Ну отлично. Раньше это были хотя бы молоденькие девушки, а теперь меня тянет к пожилой женщине. С той же силой.

Всё же, я определённо схожу с ума. А если со мной кто-то так играет… Найду. И прибью.

— Что, правда красивый? — спросил я.

— Да, — ответила старуха. — Прекрасный.

Я помедлил, но потом всё же подошёл к ней. Вокруг нас вспыхивали визоры.

— Возьми, — сказал я, сняв с руки одно из колец. — Продай и купи наряд получше. А не хочешь, так оставь на память. О том, что видела такого прекрасного меня.

Я подмигнул и, походя попозировав визорам газетчиков, направился дальше. Взгляд старухи прожигал спину.

Определённо, со мной что-то не так.

Алиссия

*

Определённо, со мной что-то не так.

Я шла по улице, сжимая в кулаке кольцо, и боялась даже представить, что сказала бы тётя Ленна о моей выходке.

Ничего цензурного, мне кажется.

Но, почитав газеты этим утром, я поняла, что хочу увидеть Или. Издали, краем глаза, натянув самый нелепый облик из возможных…

По-дурацки всё вышло.

Хотя, когда речь заходит об Или, “получилось по-дурацки” — это практически мой девиз. У меня отключается разум, самоконтроль улетает в трубу, и я делаю вещи, которых бы никогда не позволила себе в нормальном состоянии.

Я не знаю, почему он так на меня действует. Порой мне становится от этого даже немного страшно.

На самом деле, я не собиралась приближаться к нему. Семья бы этого не одобрила, это было глупо, бессмысленно и, в конечном итоге, опасно. Тем более что, честно говоря, мне и без того было, чем заняться: дома творилось форменное безумие, а сама я…

Меня начал преследовать голод.

Не только физический (с этим как раз вполне благополучно помогала справляться тётя Ленна, закармливая меня до упора), но и энергетический тоже. И вот тут было сложнее, потому что вместе с голодом пришла ещё и утомляемость, и выступать стало откровенно нелегко. Опять же, новогодние праздники отгремели, наступил мёртвый сезон, и работы для меня как для певицы было не так уж и много.

Недостаточно для того, чтобы унять голод.

В какой-то момент мне даже стало интересно, как обычно с этим справляются гильдейские змеи. Но потом я вспомнила о той самой статье их дохода, включающей в себя торговлю живым товаром, и поняла, что мне едва ли подошли бы их способы.

В общем, было мне не до принца. Вроде бы. Но потом я прочла публикации в утренних газетах.

Испытала я по этому поводу смешанные чувства. С одной стороны, мне хотелось крикнуть: “Я же говорила! Я говорила, что фомору нельзя в этой стране вести открытую жизнь! И вот, разумеется, на неё повесили всех собак!”.

С другой стороны, я почувствовала грусть. Если уж идеальной Марджане Лофф, наследнице Древних, со всеми её друзьями, со всей её идеальной жизнью и биографией не удаётся спрятаться от общественной травли, то что говорить обо мне? Что говорить? Если даже она оказывается под прицелом из-за своей фоморьей крови, то я, дочь преступника, существо без лица и имени, потомок хищных фоморов… Что тогда говорить обо мне?!

Третье, и самое глупое, чувство было ревностью. В целом я, при своей нелюбви к госпоже Лофф, допускала, что большая часть газетных инсинуаций — полнейший бред. Тем не менее, строчка об “оргии с тремя иностранными студентами” зацепила меня.

Потому что догадываюсь, что это могли быть за студенты. И допускаю, что они могли развлекаться все вместе. И… правда, кто угодно, но не Марджана Лофф!!

И да, я почувствовала сильное желание увидеть Или. Безумное почти. И, помаявшись, всё же уступила своей слабости. Но решила при этом натянуть на себя самое непривлекательное, дурацкое обличье, чтобы избежать неоднозначности.

Нельзя сказать, чтобы у меня получилось.

Одно радует: то ли из-за чужого внимания, прикованного к безумной старухе, то ли из-за близости Или голод мой отступил. Кольцо, подаренное принцем, грело ладонь.

Если однажды мой ребёнок спросит, каким был его отец, я могу сказать, что он был красивым и добрым. И передать кольцо. Не так уж много, но лучше, чем ничего, верно?

Конечно, придётся объяснять, почему ему (или ей) нельзя общаться с отцом. Пока ещё рано об этом думать, правда… Но объяснение приготовить придётся.

И от этого мне уже немного страшно.

*

— Красивый Благородный. Именно это вы предлагаете записать в качестве вашего имени? Я правильно поняла? — голос стряпчей-косатки я услышала с порога и прикусила губу, дабы не расхохотаться.

— Да, — ответил Глубоководный. — Я вычитал, что имя должно отражать суть. Разве это не отражает мою?

— Несомненно, — сказала стряпчая. — Но вы забыли упомянуть свою скромность и непритязательность.

— Да? А что, можно, чтобы имя состояло из четырёх частей?

Лирана Жифф коротко хмыкнула, сняла свои элегантные очки в тонкой оправе и потёрла переносицу.

Я испытывала к ней искреннее сочувствие.

— Что же, — сказала она. — Вы можете взять любое имя. И несомненно, Красивый Благородный звучит очень… гордо. Но всё ещё отличается от обычных человеческих имён. Опять же, очень многие воспримут это скорее как… псевдоним.

— Какая разница, как они это воспримут? — проворчал Глубоководный. — Я всё ещё могу перекрыть им море.

Косатка вздохнула и посмотрела на него своим косатковым взглядом.

— Вы, несомненно, можете, — признала она. — И перекрыть море, и устроить шторм, и потопить множество кораблей.

— Да, я могу!

— Всё так. Но всё же есть разные плоскости. С одной стороны — потопленные корабли, с другой — дипломатия. И на этом поприще, если дело дойдёт до потопленных кораблей — значит, мы уже проиграли.

— Почему? — Глубоководный искренне огорчился. — Тот Кто Спит поддержал меня. Он пообещал выпустить Кракена! И Мёртвого Капитана! Чтобы ни один не рискнул выйти в море без нашего разрешения. Как вам, а?

У Лираны нервно дёрнулась бровь.

— Тот Кто Спит… Мы говорим о легендарном чудище подводных чертогов?

— Чудище? Он первенец творения! По крайней мере, для этого мира. И его ближайшие друзья…

— Капитан и Кракен. Да, наслышана. И всё же, если дело дойдёт до противостояния сил, это будет проблемой для нас всех. Может начаться война.