Я был зол, но всё никак не мог направить эту злость на окружающих. Хотя бы на ту же Дайяну. Даже попросил пока что не вовлекать её в расследование, максимум — вежливо побеседовать. Объяснил, что хочу поговорить с ней сам.

Ведь, если подумать, не одна Дайяна была вовлечена в это. Не с неё начались странности; Джина, Марджана Лофф, Шери — все они явно пользовались тем самым приворотным средством. И я на себе смог оценить, насколько оно действенно.

Я отправил Дайяне вестника с просьбой всё рассказать. Не то чтобы так уж хотел выслушать новую порцию вранья, просто… посчитал, что я должен дать ей право объясниться. Всё же, она стала одной из близких… или почти стала.

Но нужно приучить себя к мысли, что всё это — благодаря привороту.

Эта теория мне нравилась. Она всё объясняла. Она сходилась со всех сторон. Так что я был уверен в своей правоте на девяносто девять процентов, когда сказал Марджане Лофф:

— Джана, что премьер-министр поручил тебе? Какие указания насчёт Дина и нас ты получила? И что это за приворот, с помощью которого ты привязала Дина? Расскажи нам.

Разумеется, этим своим вопросом я вызвал волну негодования со стороны Дина; ничего удивительного. Я сам помнил, как именно ощущалась эта дрянь, и подготовился при необходимости даже нейтрализовать побратима. Но вот удивлённого, непонимающего и чуть обиженного взгляда со стороны Марджаны Лофф я не ожидал.

Она послушала меня, ещё раз послушала — и принесла нерушимую клятву, что никакого приворота не было.

Тем самым, разумеется, разрушив красивую теорию до основания.

Признаться, я растерялся. Предположить, что девчонок использовали вслепую? Да ну, бред. Какой смысл тавельнским спецслужбам в такой многоходовке?

Да никакого. Если только это не спецслужбы.

Как бы мне ни хотелось цепляться за простую и объяснимую версию тавельнских приворотов, но она, кажется, не подтверждается.

И Рой, который в нашей эмоционально нестабильном коллективе нынче подрабатывал головным мозгом, тоже так считал.

— В этой истории много заинтересованных сторон, — сказал он. — И не все они — существа земные. Понимаешь, о чём я?

Ещё бы я не понимал! Да я кручу это у себя в мыслях вот уже несколько месяцев!

Ведь, как я уже упоминал, драконы не принадлежат этому миру. Когда-то наши предки торжественно ушли (читай: сбежали) из шестого мира сюда. Пути назад у них не было, только вперёд — уж это мой дедуля, Первый Император, при всей своей придури понимал ясно. Так что драконы погрузили этот мир в кровавый хаос завоевательной войны.

Примерно тогда один из местных богов, покровитель сидхе, именуемый обычно Лесным Царём, проклял драконов, лишив нас возможности находить пару через прикосновения. Только постель! Которая в каком-то смысле превратилась чуть ли не в обязаловку. Молодые драконы и драконицы должны проверять таким образом кандидатов, которые их хоть минимально заинтересовали. Нет, это весело, конечно, но… только до поры.

Больше тысячи лет сохранялось такое положение вещей: вера в Лесного Царя была под запретом в Империи, драконы же страдали от последствий проклятия (остальных оборотней оно коснулось, но в меньшей степени: всё же, Лесной Царь благоволит лохматым).

Но несколько столетий назад на этом поприще наметились подвижки: отец снова разрешил веру в Лесного Царя. Было у него на то несколько причин, но я знаю: помимо всего прочего он надеялся, что проклятье можно обратить вспять. Только вот не пустыми ли были эти надежды? Пока больше похоже, что божок просто играет с нами, мучает. Притом началось всё с семьи Дина, мать которого истово верит в Лесного Царя. А дальше была моя музыкальная магия, которой также покровительствует этот бог… Печальные напрашиваются выводы.

— И что ты мне предлагаешь? — спросил я у побратима. — Допросить бога? Так и представляю: “Эй, Морозный Дед, что за странные подарки ты мне под ёлку подогнал? Я был не настолько плохим мальчиком!”

Дин тихо фыркнул — он последние месяцы из первых рядов наблюдал мой загул и крайности, в которые меня нещадно швыряло. Так что имел наглядное представление о том, насколько плохим мальчиком я был в этом году.

— Хотя нет, — меня несло. — Лучше!

Ярость, долгое время сдерживаемая, кипела в груди. Я вскочил на ноги и поднял глаза к небу, роль которого нынче играл потолок с лепниной. Но это ничего! В моей жизни все играют роли, включая меня самого. Так что потолок вполне годится для молитв.

Что же ты, Лесной Царь? Это месть? И тебе дотянуться до меня проще, потому что во мне больше эльфийского наследия?!

— Эй, Рогатый! Ты, добрый Дедушка Мудоз!

Я увидел краем глаза, как прикусила губу Марджана Лофф. Ну да, фоморы тоже поклоняются Лесному Царю, почитают его и уважают. И в других обстоятельствах я бы заткнулся, конечно, но нынче был слишком зол.

— Ты, чудище реликтовое! Хватит делать вид, что не при делах! Мы ещё можем разрушить твои храмы обратно, понял?! Так что расстарайся, задница божественная, и пришли мне знак… Или чего там ещё принято присылать? Ну! Ты слышишь меня?!

Разумеется, он не слышит. Глупо было надеяться, глупо злиться на тишину в ответ. Лесному Царю плевать на мои молитвы…

Стоило мне подумать об этом, как в окно постучали. И это оказался вестник, принесший новость о первом ребёнке-полукровке в новейшей драконьей истории.

Джина, жена Дала Ртутного, была беременна.

Полукровкой.

Маленьким сидом, который унаследует ртутную магию, но никогда не станет полноценным драконом.

Неоднозначная новость. Радостная, потому что для нас дети в любом случае радость. Но и тревожная тоже: это значило, что законы парности меняются. Либо, как вариант, мы не знали чего-то очень серьёзного. Ведь считается, что у драконов дети могут рождаться только от истинной пары, той, у которой появились татуировки парности на руке. Если же в паре было двое драконов, то знаки парности проявлялись у обоих. Но появление полукровок при отсутствии татуировок… наша наука не знала такого.

Этот вопрос следовало изучить.

Дин, конечно, не пришёл в восторг от необходимости отдать племянника или племянницу на опыты. Да, всем понятно, что ничего по-настоящему плохого с младенцем не сделают. Мы же не уроды какие-то! Но дети у нас рождаются крайне редко, потому инстинкт защиты потомства очень силён. Так что, как бы я ни хотел поделиться с отцом новой информацией, но решил дать Дину и его брату с женой время всё осмыслить.

Немного времени.

Когда этот тяжёлый разговор был окончен, Дин ушёл обхаживать свою Марджану и наверняка отлично проводил время. Рой тоже куда-то ускользнул, не иначе как собирать себе здесь ещё один гарем. Я же остался стоять у окна, хмуро глядя на заснеженную улицу и прикидывая свои дальнейшие действия.

Именно там застал меня вернувшийся вестник.

Дайяна Гохорд прислала свой ответ.

Была она лаконична.

“Я не зачаровывала вас, — сказала ледяная птица её голосом. — Днём перед нашей совместной ночью, во время выхода в город я получила фоморьи чары, которые должны были помочь мне вам понравиться. Их наложила какая-то девица из Тавельни, предложившая свои услуги. Но это — всё. Я не приобретала в Тавельни никаких приворотов. Я была там, потому что…”

Я слушал историю Дайяны, вслушиваясь в интонации и полутона. Было в её рассказе несколько едва заметных заминок, но в целом я готов был поставить, что она говорила правду. Наложить фоморьи чары перед нашей с ней ночью? Логично, ведь тогда её уже не проверяли. Всё сходится. Поездка в Тавельни… Какой ненормальный потащит свою полумёртвую дочь через море, чтобы не было слухов? Могла ли мамаша Гохорд так рискнуть здоровьем ребёнка ради репутации? Исходя из того, что я знаю о старой аристократии в целом и о Гохордах в частности — запросто.

Кошмар, если быть откровенным.

Но всё же. Почему я не заметил этого в Дайяне сразу? Печали, боли? Потеря возлюбленного, нерождённого ребёнка, болезнь — всё это тяжкие испытания. Впрочем… Может, я не хотел замечать? В ней с первого дня был какой-то надлом, странная грусть, как будто… с чем бы сравнить?... Как будто её кожа ей натирала. Уж мне, примерившему за жизнь экстраординарное количество масок, прекрасно известно, как это бывает.