8. Совсем нелегко решить каково было истинное намерение Сталина когда он настаивал именно на этом требовании при подобных обстоятельствах. Наше согласие или наш отказ не могут так или иначе отразиться на русских послевоенных границах: ни мы, ни Америка не сможем заставить СССР уйти с занятой им в конце войны территории. Однако, возможно, что требование Сталина имеет цель испытать, насколько правительство его величества готово сделать безоговорочные уступки для обеспечения послевоенного сотрудничества с Советским Союзом, иными словами, посмотреть, какое значение мы придаем этому сотрудничеству и насколько для достижения его готово пожертвовать своими принципами. Если такова в самом деле цель Сталина, то надо полагать, что он не согласится на меньшее или на замену этого требования другим.
Сэр Криппс[102], с кем я советовался после его возвращения из России, придерживается того мнения, что вопрос идет о том, все или ничего и наш отказ удовлетворить Сталина будет обозначать конец всяких перспектив плодотворного сотрудничества с советским правительством в наших обоюдных интересах, Советская политика повернет на путь преследования собственных, эгоистических интересов, что может иметь неисчислимые последствия для послевоенного периода. Тем временем, я обещал Сталину, что поставлю этот вопрос на обсуждение перед правительством его величества и правительствами доминионов. И я думаю, что нам не надо больше откладывать обсуждение этого вопроса с президентом Рузвельтом.
9. Даже если мы почти не надеемся, что Сталин согласится на какое-либо урезывание его требований, я предложил бы передать на рассмотрение Рузвельта весь вопрос целиком, так как он нам представляется.
Одна сторона этого вопроса совершенно непосредственно относится к американским ближайшим перспективам войны: наш ответ на требование Сталина, может при известных обстоятельствах, повлиять на решение русских об’явить войну Японии, или воздержаться от этого. Если, как мы предполагаем, президент будет возражать против нашего удовлетворения полностью русских требований, я предложил бы президенту рассмотреть вопрос о том, можем ли мы при особых обстоятельствах предложить Сталину, взамен тот или другой проект, который должен был бы удовлетворить его, если его теперешнее требование действительно выдвинуто в интересах безопасности, а не для того, чтобы посмотреть насколько он может заставить нас пожертвовать нашими принципами и подвергнуть опасности наши отношения с США. Нужно, чтобы президент не только согласился на это, но и принял участие в таких предложениях, потому, что Сталин, возможно, скорее примет от США и Англии то, что он отказался бы принять от одной только Англии.
10. Любое предложение, которое мы сделаем, должно базироваться на требовании русской «безопасности», к которой Советский Союз стремится с 1917 года, то есть создания такого стратегического положения, которое помогло бы советскому правительству довести до конца социальную экономическую корпорацию внутри России не боясь иностранной интервенции и войны (исходя из чего мы могли бы предложить Сталину, по крайней мере две альтернативы:
а) русские базы в прибалтийских государствах. Мы могли бы сказать Сталину, что в то время как мы не видим сейчас оснований для восстановления границ 1941 года, Великобритания могла бы дать гарантии уже теперь, что исходя из интересов советской безопасности, мы, в нужный момент, поддержим требования советского правительства о создании советских баз на территориях смежных с Россией, особенно на Балтике и в Черном море, откуда можно угрожать безопасности Советскому Союзу. Принятие советским правительством такой гарантии не помешает ему выставить на мирной конференции требование поглащения прибалтийских государств, Бессарабии и части Финляндии, а правительство его величества тем временем получит возможность воздержаться от предварительного принятия или удовлетворить подобное требование если таковое будет выставлено на мирных переговорах.
Создание баз одной страной на территории другой применялось также США и надо полагать, что Америка встретит это предложение благоприятно. Весьма вероятно, что мы сами также прибегнем к этому методу после войны, а кроме того советское правительство первое осуществило идею в 1939 году в отношении прибалтийских государств.
б) Установление Советским правительством контроля над внешней политикой и обороной в прибалтийских государствах. Я обязан британскому послу в Вашингтоне формулой, по которой оставляя как бы нетронутой внутреннюю автономию прибалтийских государств, фактически передается Советскому правительству весь контроль над этими странами необходимый русским с точки зрения их безопасности. Эта формула заключается в следующем:
«Мы желаем и намерены работать вместе с Вами после и считаем, что тесное сотрудничество существенно для обеих сторон и для поддержания мира в Европе. Мы понимаем важность, которую Вы придаете границам июня 1941 года исходя из соображения Вашей собственной безопасности. Мы не возражаем против этой границы, которую Вы установили с Финляндией, потому, что финны позволили Гитлеру использовать себя как орудие в его руках и мы конечно не защищаем Румынию. Однако мы исходим из принципов Атлантической Хартии, к которой Вы, господин Сталин, присоединились и из того, что может означать для нашего положения в твердом решении вопроса о прибалтийских государствах.
Для того, чтобы примирить ваше требование безопасности и наши общие обязательства по Атлантической Хартии, мы окажем вам поддержку при заключении мира, если вы потребуете, чтобы внешняя политика и вопросы обороны в прибалтийских государствах были переданы Советскому Союзу, который для этой цели получит возможность установления на их территории всего необходимого руководства и контроля». По этой формуле можно будет примирить желание советского правительства, нашим обязательством по Атлантической Хартии и американское болезненное восприятие.
11. Мы не должны забывать вопроса о Литве. Польское правительство высказало желание, чтобы мы не вступали ни в какие переговоры относительно будущей передачи советскому правительству Литвы, не посоветовавшись с ним и надо полагать, что его намерением является создание польсколитовского союза после войны. Этот план, конечно совершенно противоположен советскому плану об аннексировании Литвы и даже противоречит предложению о контроле советами внешней политики и обороны прибалтийских государств.
С другой стороны, это юридически можно увязать с компромиссным решением, по которому Советское правительство будет иметь только базы в этих государствах. Если Сталин будет настаивать, как он несомненно намерен, на принятии «линии Керзона»[103], как новой польско-русской границы, то Польша не будет иметь с Литвой общей пограничной линии, если только она не присоединит Восточной Пруссии (на что, как Сталин сказал, он готов согласиться). Поэтому с географической точки зрения польские намерения в отношении Литвы могут стать практической политикой только если она получит от Советского Союза или границу с Россией значительно к востоку от линии Керзона или же разрешение аннексировать Восточную Пруссию.
12. В заключение я просил бы уполномочить лорда Галифакса[104] об’яснить обстановку правительству США и если возможно, лично президенту Рузвельту и спросить его не согласится ли он, ввиду чрезвычайных обстоятельств на удовлетворение нами требований Сталина в том виде как они есть, или же, в случае отрицательного ответа поддержать нас при выдвижении нами этого или другого контрпредложения, упомянутого в моем докладе. Это нужно сделать как можно скорее, поскольку Сталину было обещано, что решение английского правительства и правительств доминионов последует через три-четыре недели после моего возвращения в страну. Министерство индел января 28.
