Незадолго до парада Валя рассказала Кузнецову, что встретила в городе знакомого из числа местных жителей. Это был Ян Казимирович Каминский, с которым Николай Иванович решил встретиться. Каминский рассказал о себе и сообщил, что, желая бороться с немцами, он вступил в организацию, созданную местными поляками, — «Союз вооруженной борьбы». Эта организация, как оказалось, была связана с Варшавским центром и Лондоном. По словам Яна, она, однако, занималась болтовней, а к действиям не переходила.
Николаю Ивановичу Каминский понравился, и он решил привлечь его к работе своей группы. Ян согласился сотрудничать и подписал присягу партизана. С этого момента Каминский вошел в группу разведчиков.
Однажды знакомый немецкий офицер познакомил Кузнецова со своим сослуживцем штурмбаннфюрером гестапо фон Ортелем. Кузнецов пригласил фон Ортеля в компанию, которая собиралась у Вали. Постепенно гестаповец, присмотревшись к Паулю Зиберту, начал кое-что рассказывать о себе. Николай Иванович не скупился на угощения гитлеровцев, тем более что денежные средства были немецкими: боевые группы отряда Медведева, проводя операции, доставляли в отряд крупные суммы немецких марок.
Когда их отношения достаточно укрепились, Кузнецов пригласил штурмбаннфюрера в ресторан. Они сидели за столиком и беседовали. Вдруг, заметив человека в штатском, фон Ортель жестом подозвал его и заговорил с ним на прекрасном русском языке. Разговор ничего особенного не содержал, но продолжался около десяти минут. Николай Иванович внимательно слушал и обдумывал, не проверяет ли его гестаповец. Когда человек отошел от их столика, Кузнецов спросил фон Ортеля, откуда он знает русский. Гитлеровец ответил, что занимается русским языком давно и поинтересовался, понял ли Зиберт что-либо из разговора. Узнав, что Пауль Зиберт разобрал лишь несколько слов, насколько позволял набор из военного разговорника, фон Ортель рассказал Николаю Ивановичу, что до войны два года работал в Москве и «сумел кое-что сделать в пользу Германии».
Эта информация ушла в Центр. Позднее Кузнецов стал получать из разговоров с фон Ортелем более ценные сведения. Фон Ортель отпускал нелестные оценки в адрес германских руководителей. Доставалось и Геббельсу с Розенбергом, и Герингу, и Коху.
Фон Ортель как-то заметил в разговоре с Кузнецовым, что он никого не провоцирует и в то же время не лицемерит, как это делают другие. Перед Кузнецовым раскрылась сущность человека-циника, который не верил никому и стремился делать лишь то, что было ему выгодно.
Фон Ортель проникся симпатиями к Паулю Зиберту, оценил его личные качества и посчитал, что ему можно доверять. Он предложил Николаю Ивановичу «участвовать в одном важном деле». Из намеков гестаповца он понял, что речь идет о каком-то совещании в Тегеране, которое должно там состояться в ноябре 1943 года, и фон Ортель предлагает ему туда отправиться.
Николай Иванович прибыл в отряд и рассказал Медведеву и Лукину о разговоре со штурмбаннфюрером. По предложению Медведева он включился в разработку плана по захвату фон Ортеля, с тем чтобы получить более конкретные данные. Однако, вернувшись в Ровно, Кузнецов узнал, что фон Ортель уехал.
Тем не менее Медведев направил в Центр телеграмму о том, что немцы затевают какую-то акцию в Тегеране. В совокупности с другими разведывательными данными стало ясно, что немцы планируют враждебные акции в связи с проведением в ноябре 1943 года совещания в Тегеране «большой тройки» — Сталина, Рузвельта и Черчилля. Советские органы безопасности приняли соответствующие меры по срыву планов гитлеровских спецслужб, и конференция в Тегеране прошла без эксцессов.
В мае 1943 года Валя Довгер получила повестку о том, что ее направляют на работу в Германию. По просьбе Николая Ивановича она написала заявление гауляйтеру Коху с просьбой оставить ее, как немку, в Ровно. Кузнецов решил сопровождать свою «невесту» в рейхскомиссариат. Имея разрешение Медведева провести акцию возмездия в отношении Коха, Кузнецов счел самым удобным для этого использовать предстоящее посещение рейхскомиссариата.
В приемной в ожидании вызова молча сидели несколько офицеров. Когда очередь дошла до Кузнецова с его спутницей, адъютант обратился к Вале:
— Прошу в кабинет рейхскомиссара, а вас, герр обер-лейтенант, попрошу подождать.
У Вали голова пошла кругом. Не выдаст ли она себя? Позовут ли потом Кузнецова? Будет ли он стрелять в Коха?
Адъютант открыл дверь кабинета, пропустил Валю, а сам остался в приемной.
Валя едва сделала шаг вперед, как к ней подскочила огромная овчарка. Валя вздрогнула от испуга.
— На место! — раздался громкий окрик на немецком языке.
Собака отошла прочь. Тот же голос предложил Вале:
— Прошу садиться.
За столом сидел рослый, плотный человек с усиками «под Гитлера» и с рыжими ресницами. Перед Валей был Эрих Кох.
К столу Коха примыкал перпендикулярно другой длинный стол. Сюда Валю и пригласили сесть. Между нею и Кохом с двух сторон сидели охранники, а у стола поодаль — еще один. У ног Коха лежала овчарка.
«Боже, какая охрана!» — успела подумать Валя.
— Почему вы не хотите поехать в Германию? — спрашивал Кох, глядя не на Валю, а на лежавшее перед ним заявление. — Вы девушка немецкой крови и были бы очень полезны в Германии. Чтобы победить большевиков, надо работать всем.
Кох вскинул глаза на девушку и во время дальнейшего разговора смотрел на нее в упор.
— Моя мама серьезно больна, а сестры малы, — стала объяснять Валя, пересиливая волнение. — После гибели моего любимого отца я должна зарабатывать для всей семьи. Прошу вас разрешить мне остаться в Ровно. Я знаю немецкий язык, русский, украинский, могу и здесь принести пользу Германии.
— А где вы познакомились с господином Зибертом?
— Познакомилась случайно, в поезде. Потом он часто заезжал к нам по дороге с фронта. Мы с ним помолвлены, — добавила Валя смущенно.
Кох несколько минут беседовал с Валей. Он поинтересовался, с кем еще из немецких офицеров она знакома. Когда Валя назвала в числе своих знакомых сотрудников не только рейхскомиссариата, но и гестапо, Кох, видимо, был удовлетворен.
— Хорошо, идите, — сказал Кох и, обратившись к охраннику, резким голосом приказал позвать обер-лейтенанта Зиберта.
Пауль Зиберт довольно долго пробыл в кабинете гауляйтера и вышел оттуда с заявлением своей «невесты», на котором было написано: «Оставить в Ровно. Предоставить работу в рейхскомиссариате».
Когда они возвращались по аллеям парка, Валя спросила Николая Ивановича, почему он не стрелял. Он сказал, что стрелять было невозможно, а гибель лишь при попытке достать пистолет не делает чести разведчику.
Мнения в отряде, верно ли сделал Кузнецов, упустив редкий шанс для того, чтобы совершить террористический акт против немецкого сатрапа, разделились. Но большинство, в том числе и командир отряда, считали поступок Николая Ивановича правильным.
Кох, беседуя со своим «земляком из Восточной Пруссии Паулем Зибертом, воевавшим под Курском», между прочим сказал ему, что немецкое командование намерено взять реванш за поражение под Сталинградом. Для этой цели стягиваются войска на Курском фронте. В Москву вновь пошла шифровка за подписью Тимофея: для командования Красной Армии это были дополнительные сведения о том, что немцы готовят наступление на Курском направлении.
Как уже говорилось, имперский комиссар Украины и гауляйтер Восточной Пруссии Эрих Кох по большей части отсутствовал в Ровно. Зато его подручные постоянно находились в городе. Одним из них был Пауль Даргель, первый заместитель Эриха Коха по политическим делам. Он также осуществлял взаимодействие с националистами, периодически вылетал в Киев, Днепропетровск, Николаев и другие города Украины, но в основном находился в Ровно.
По согласованию с Москвой Медведев разрешил Кузнецову ликвидировать Даргеля. Валя Довгер, работая в рейхскомиссариате, изучила распорядок работы Даргеля и знала, что ровно в 14.30 он ходит в свой особняк обедать. Обычно его сопровождает адъютант в чине майора с красной папкой под мышкой.
