Миллер отмахивается от него и опускает стакан. Я застываю, когда он действительно отходит, чтобы начать натягивать рубашку.

— Ничего страшного.

— У него был нож?

— Ничего страшного, — медленно повторяет Миллер, и Тони вопросительно наклоняет свою лысую голову. — София ушла?

— О, она крепко вцепилась в тебя, мой мальчик. Не сомневайся в ее преданности Чарли. Она же его гребаная жена!

Мои заплаканные глаза расширяются. София — жена Чарли? И она влюблена в Миллера? У Чарли ключи от цепей Миллера. Он знает, что София влюблена в его Номер один? Не думала, что паутина порочности может стать еще более запутанной.

Тони пытается взять себя в руки, делая еще один глоток, упирается руками в край шкафа и опускает голову.

— Наши жалкие жизни реальны, сынок, и привязаны к нашим задницам пока мы дышим.

— Это не обязательно должно быть так, — тихо спорит Миллер, явно не уверенный в собственных словах. От этого у меня все внутри переворачивается.

— Проснись, сынок! — Тони отбрасывает пустой стакан в сторону и хватает Миллера за плечи, заставляя его вздрогнуть, но мужчина этого не замечает. — Мы уже говорили об этом и не раз. Как только оказался в этом мире, ты уже не сбежишь. Нельзя уйти, когда тебе это удобно. Ты в нем на всю жизнь, либо вообще останешься без этой жизни!

Мне становится нечем дышать, пока я перевариваю откровенное объяснение Тони. София сказала это, Миллер подтвердил, а теперь Тони подкрепляет его слова.

— Просто потому, что он больше не хочет трахаться за деньги? — пищу я, не в силах сдерживаться.

Миллер бросает на меня взгляд, и я жду, что мне прикажут помалкивать, но оказываюсь шокирована тем, что смотрит он на Тони, будто тоже хочет получить ответ на мой вопрос.

Связываться с Миллером Хартом смертельно опасно для него.

Нельзя просто уйти.

Последствия будут сокрушительными.

Цепи. Ключи. Долг жизни.

Я уже собираюсь заставить себя встать в попытке казаться сильной, когда дверь снова распахивается, и врывается София. Напряженная, тяжелая атмосфера ухудшается в миллион раз. Откидываюсь на спинку сиденья, пока она оглядывается по сторонам, одаривая каждого в комнате долгим взглядом глаз-бусинок, и вытаскивает сигарету. Становлюсь еще более настороженной, когда появляется Кэсси. Ее совершенство восстановлено, но она выглядит взволнованной и осторожной.

София неторопливо подходит к бару с напитками, протискиваясь между Миллером и Тони, но мужчины не возражают. Они отступают и дают ей пространство, которое требуется, чтобы налить напиток. Она не торопится, ее поза и жесты кричат о превосходстве, и поворачивается к Миллеру.

— Довольно-таки бурная реакция для того, кто якобы ее только трахает. — Европейский акцент Софии делает угрозу в ее голосе едва ли не сексуальной.

Мои глаза на мгновение закрываются, вина снова впивается ненавистными когтями. Я, черт возьми, такая глупая. Осторожно приоткрываю один глаз и вижу, как Миллер смотрит на нее сверху вниз, лицо ничего не выражает, а тело мертвенно неподвижно. Его время прятать меня прошло. Время думать о том, как лучше всего справиться с этим, истекло.

Из-за моих необдуманных поступков.

— С этой женщиной я занимаюсь исключительно любовью. — Он смотрит на меня, раня любовью в своих глазах. Я хочу броситься в его объятия, встать рядом с ним и встретиться с ней лицом к лицу вместе, но мои бесполезные мышцы опять меня подводят. Когда Миллер снова переводит взгляд на Софию, на его лице вновь появляется холодное бесчувственное выражение. — Я ее только боготворю.

Шок на ее лице очевиден. Она пытается это скрыть, делая глоток напитка, а затем затягивается сигаретой, но я предельно ясно вижу это отсюда.

— Ты позволяешь ей прикасаться к себе? — спрашивает она.

— Да.

Дыхание у нее учащается, сквозь шок теперь проступает злость.

— Ты позволяешь ей себя целовать?

— Да. — Его челюсти сжимаются, губы изгибаются в оскале. — Она может делать со мной все, что ей, черт побери, хочется. И я с радостью это приму. — Он наклоняется к ней. — Я даже, блядь, буду умолять об этом.

Сердце взрывается миллионом осколков от несвоевременного признания, отчего моя уже вскруженная голова начинается кружиться еще сильнее. София лишается дара речи и делает быстрые, лихорадочные глотки своего напитка, затягиваясь сигаретой между ними. Ее мощное самообладание пошатнулось признанием Миллера. Она подозревала такое, так что это не должно шокировать. Или она недооценила ситуацию? Думала, что это незначительно?

Как же она ошибалась.

Оставаясь безмолвным наблюдателем разворачивающихся событий, я перевожу взгляд на Тони и вижу на его лице неприкрытый ужас. Затем смотрю на Кэсси и замечаю такой же шок, что и на лице Софии.

— Я не могу защитить тебя от него, Миллер, — спокойно говорит София, хотя грань раздражения все еще очень очевидна. Она предупреждает его.

— Я и не ожидал от тебя этого, но знаю одно. Я больше не твой мальчик на побегушках. Мы уходим, — заявляет Миллер, отходя от Софии. Он приближается ко мне быстро и решительно, но у меня нет сил встать на ноги. Я вся дрожу от страха. Миллер протягивает мне руку. Смотрю на него снизу-вверх и вижу твердую уверенность в его голубых глазах.

— Как думаешь, будут искры? — шепчет он, губы двигаются словно в замедленной съемке, а глаза сияют и излучают силу и надежду. Я принимаю его руку и не отвожу от него взгляда, пока он поднимает меня на ноги. Протянув руку к моим волосам, Миллер нежно заправляет несколько прядей за уши, а затем изучает мое лицо. Он никуда не торопится. Нет никакой необходимости срочно выводить нас из этой ужасной ситуации. Он просто доволен тем, что заставляет меня таять под своим пронзительным взглядом. Он целует меня. Мягко. Медленно. Многозначительно. Это знак, заявление. И я ничего не могу сделать, кроме как принять. — Пойдем домой, сладкая девочка. — Он кладет руку мне на затылок и ведет к двери кабинета. Тревога начинает покидать меня с осознанием того, что мы скоро уйдем отсюда, из этого жестокого мира. На сегодняшний вечер мы можем закрыть дверь. И я надеюсь, что завтра никогда не наступит и нам не придется ее открывать.

— Ты пожалеешь об этом, Миллер. — Ровный тон Софии останавливает его, и меня соответственно тоже.

— Моя жизнь до этого момента была одним сплошным разочарованием, — отчетливо заявляет Миллер ровным голосом. — Ливи — единственное хорошее, что со мной произошло, и я, черт побери, не намерен ее отпускать. — Он медленно поворачивается, увлекая меня за собой. София восстановила свою ауру превосходства, Тони все еще выглядит задумчивым и, взглянув на Кэсси, я вижу слезы в ее глазах, пока она наблюдает за Миллером. Изучаю ее несколько мгновений, и она, должно быть, чувствует, как мой пристальный взгляд обжигает ее, потому что мельком смотрит на меня.

Она улыбается.

Это не самодовольная улыбка, действительно, ни намека на нее. Это похоже на грустную улыбку понимания, но через несколько секунд я осознаю, что это успокаивающая улыбка. Затем она слегка кивает, подтверждая мои мысли. Она все это понимает.

София злобно смеется, привлекая наше с Кэсси внимание.

— Я могла бы остановить все это в мгновение ока, Миллер. Ты знаешь это. Я скажу ему, что она ушла. Она никто для тебя.

Я оскорблена, но Миллер остается спокойным.

— Нет, спасибо.

— Это всего лишь увлечение.

— Это не просто увлечение, — холодно парирует Миллер.

— Оно самое, — возражает София, осуждающе махнув рукой. Ее укоризненный взгляд пронзает меня насквозь, заставляя слегка съежиться. — Ты знаешь только одно, Миллер Харт. Ты знаешь, как заставить женщин кричать от удовольствия, но ты не знаешь, что значит настоящая забота. — Она подмигивает. — Ты — Особенный. Ты. Знаешь. Только. Как. Нужно. Трахаться.

Вздрагиваю, сопротивляясь непреодолимому желанию поставить ее на место, но я уже натворила немало бед. Я — причина, из-за которой София стоит здесь, источая самодовольство. Я — причина, из-за которой стоящий рядом Миллер истекает кровью.