— Сильнее!

— Жестко и быстро? Или нежно и медленно?

Я слишком отчаялась, просто не выдержу нежно и мягко, и не думаю, что даже требование Миллера смаковать поможет мне.

— Жестко, — выдыхаю, резко поднимая бедра, — по-настоящему жестко. — У меня нет ни сомнений, ни страха, ни беспокойства. Только его полная преданность, любовь и забота, независимо от того трахает он меня или боготворит.

— Ох, черт возьми, Ливи. — Он вытаскивает член, оставляя меня слегка смущенной, и я уже собираюсь протестовать, но затем меня переворачивают, ставят на четвереньки и резко хватают за талию. Сглатываю, оценивая, как глубоко может войти Миллер в этой позе. Боже, и жестко тоже? — Скажи, когда будешь готова.

Киваю и прижимаюсь к нему попкой, страстно желая этой глубины. Он не медлит. Не входит мягко. Врывается с пронзительным ревом, отправляя меня в ошеломляющую эйфорию удовольствия, от которой сводит пальцы на ногах. Я кричу, сжимая ладони в кулаки и откидывая голову назад в отчаянии. Он беспощаден, рычит при каждом толчке вперед, пальцами впивается в мягкую кожу на моих бедрах. Ковер ощущается шершавым под моими голыми коленями. Миллер ведет себя нехарактерно грубо. Однако легкий дискомфорт и неумолимая мощь тела, ударяющегося о мое, не пугают меня. Наоборот, заставляют умолять о большем.

— Жестче, — слабо бормочу, отдавая Миллеру полный контроль. Меня покидают силы встречать его наказывающие удары. Все, на чем сейчас могу сосредоточиться — это поглощающее каждую клеточку удовольствие.

— Господи, Оливия! — Он сгибает пальцы и снова впивается в мою плоть. — Я делаю тебе больно?

— Нет! — выпаливаю я, внезапно испугавшись, что он успокоится. — Жестче!

— Ох, ты, блядь, мечта. — Он расставляет колени шире, раздвигая мои ноги и увеличивая скорость. Наши тела громко сталкиваются. — Я сейчас кончу, Оливия!

Закрываю глаза, в легких не остается воздуха, и разум тоже опустошен. Я в темном, безмолвном мире, где единственная цель — купаться во внимании, которое дарит мне Миллер. Нет ничего, что могло бы отвлечь меня, ничто не беспокоит меня и не портит наше драгоценное время вместе. Это только мы — я и он творим невероятное волшебство.

Удовольствие возрастает. Каждое столкновение наших тел подводит меня к полному восторгу. Хочется заговорить, рассказать ему о том, что он заставляет меня испытывать, но я молчу, не в состоянии произнести ни слова, только всхлипываю от отчаяния и удовольствия. Чувствую, как приближается его оргазм. Его член увеличивается во мне, и могучий рев возвращает меня обратно в комнату. Собственный взрыв застает меня врасплох, и я вскрикиваю, когда меня накрывает словно торнадо. Напрягается каждый мускул, кроме шеи, которая оставляет мою голову безвольно опущенной между рук. По мере того как он приближается к вершине, Миллер ускоряет резкие движения и тянет мое окоченевшее тело за собой.

— Аааааааа! — ревет он и ударяет с такой силой, которую можно понять, если только сама получаешь удар. Как я. Резкая вспышка боли пронзает насквозь, смешивается с всплесками удовольствия, бурлящими глубоко у меня в паху, и забирает все мои силы.

— Черт побери, — выдыхает он, не отпуская меня и удерживая нас вместе. Я едва не теряю сознание. Только Миллер удерживает меня от этого, и когда он разжимает пальцы на моих бедрах, я теряю опору и падаю на пол, тяжело дыша.

Наслаждаюсь прохладой ковра под своей щекой, наблюдая за тем, как Миллер плюхается на спину рядом со мной, безвольно раскинув руки над головой, его грудь яростно вздымается. Он насквозь промок, упругая кожа блестит от пота. Если бы у меня осталась энергия, я бы протянула руку и погладила бы его, но я бесполезна. Полностью выведена из строя. Но не настолько, чтобы закрыть глаза и лишить их потрясающего зрелища мужчины после оргазма.

Мы целую вечность лежим, растянувшись на ковре. Мои уши атакуют размеренные и протяжные вздохи. Наконец откуда-то набравшись сил, я провожу рукой по ковру, а затем кончиками пальцев касаюсь его бока. Они легко скользят, чему способствует его влажная горячая кожа. Его голова склоняется на бок, пока глаза не находят мои, и усталость исчезает, оставляя после себя немного простора для разговора. Но он опережает меня.

— Я люблю тебя, Оливия Тейлор.

Улыбаюсь и прикладываю все усилия, чтобы заползти на него сверху, прижаться к нему всем телом и уткнуться лицом в шею.

— А я весьма очарована тобой, Миллер Харт.

— Посмотрим.

Миллер ждет на тротуаре возле салона, и я могу сказать, что он чем-то обеспокоен. Выглядит напряженным из-за моей будущей прически. В салон меня доставили с четкой инструкцией отрезать как можно меньше. И Миллер взял на себя ответственность донести информацию до парикмахера. Он не хотел уходить, пока я не заставила, увидев, как занервничала женщина от строгих указов. Миллер, следящий за работой, мог привести к неблагоприятному исходу. Мои когда-то длинные и дико волнистые волосы, теперь гладкие и едва достают до плеч. Черт побери, даже я нервничаю. Провожу по прядям руками, про себя думая, какие же они шелковистые. Миллер в это время осторожно рассматривает меня. Я жду. И жду. Наконец, нетерпеливо и раздраженно вздыхаю.

— Скажи что-нибудь! — приказываю, потому что ненавижу такое пристальное внимание. Да, он часто наблюдает за мной так близко, но к чему эта напряженность сейчас? — Тебе не нравится?

Он задумчиво убирает руки в карманы брюк. А затем сокращает расстояние между нами и прижимается лицом к моей шее. Напрягаюсь. Не могу ничего поделать с этим. Дело не в близости. А в молчании. После тяжелого вздоха, он произносит:

— Мне не надо рассказывать тебе, что я немного боялся потерять еще больше.

Недовольно и цинично смеюсь от его недосказанности.

— Немного?

Он отступает назад и задумчиво хмыкает.

— Я чувствую сарказм.

— Твои органы чувств хорошо функционируют.

Он лукаво улыбается и приближается, обхватывая мою шею и притягивая к себе.

— Мне нравится.

— Правда? — Я ошеломлена. Он врет?

— Правда. — Миллер целует меня в затылок и еще раз вздыхает. — Будут выглядеть еще лучше растрепанными и влажными. — Он проводит пальцами по волосам и сжимает их на коже головы. — Идеально.

Даже глупо, что я испытываю облегчение. Правда.

— Рада, что тебе нравится. Хотя в противном случае мне было бы, что тебе сказать. Парикмахерша неукоснительно следовала твоим инструкциям.

— Очень на это надеюсь.

— Ты заставил ее нервничать.

— Я доверил ей свою самую большую ценность. Она должна была нервничать.

— Мои волосы только мои.

— Нет, — возражает он быстро и уверенно.

Закатываю глаза на такую наглость, но останавливаю себя от дальнейшего спора.

— Куда теперь? — спрашиваю, беря его запястье, чтобы посмотреть время. — Слишком рано для Нан.

— Мы навестим кое-кого. — Миллер сжимает мою шею и ведет к «Мерседесу». Меня охватывает беспокойство. Не нравится мне, как он это сказал.

— Кого?

Миллер бросает на меня извиняющийся взгляд.

— Дам тебе три подсказки. — Все вокруг плывет. Мне не нужны подсказки.

— Уильям, — выдыхаю.

— Правильно. — Он не дает возможности возразить. Я сажусь в машину, и дверь плотно закрывается прежде, чем Миллер обходит ее и забирается сам. — Мне действительно нравится твоя прическа, — произносит он мягко и удобнее устраивается на своем месте. Он пытается успокоить меня… ослабить напряжение.

Я сосредоточенно смотрю вперед и взвешиваю плюсы побега. Не желаю видеть Уильяма. Не хочу видеть его недовольство и высокомерие. Миллер в курсе. И он опасается, что я совершу нечто такое, о чем пожалею. Но я все равно боюсь, что он нарушит обещание. Все же решаю попытаться.

— Я не хочу идти. — Поворачиваюсь и вижу задумчивость на его лице.

— Что ж, тебе не повезло, — шепчет он в ответ и заводит машину, заставляя меня проглотить свою гордость.