— Готов поспорить об обратном, — не соглашается Миллер. Он укладывается вместе со мной на гладкую кожу дивана. Я по-прежнему не ослабляю хватку. — Я решу проблемы, Оливия. Все будет в порядке.

Грустно улыбаюсь про себя, восхищаясь его доблестью, но беспокоясь, что, решая проблемы, он создаст новые. А еще я считаю, что Миллер не может заставить мою мать исчезнуть.

— Хорошо, — выдыхаю, чувствуя, как накручивают мои волосы.

— Хочешь чего-нибудь? — спрашивает он.

Качаю головой. Мне ничего не нужно. Кроме Миллера.

— Я в порядке.

— Очень хорошо.

Он тянется и убирает мои ноги со своей спины. Не сопротивляюсь, несмотря на то, что мне хотелось бы остаться рядом с ним. Мышцы обмякают, и я растекаюсь под ним бесполезной лужей.

— Поспи. — Миллер целует меня в лоб и встает, немедленно поправляя костюм. Прежде чем уйти он улыбается мне.

— Миллер?

Он останавливается в дверях и медленно поворачивается.

— Найди другой путь.

Нет нужды вдаваться в подробности.

Миллер медленно кивает, но неубедительно. Затем уходит.

Ощущаю навалившуюся тяжесть. Изо всех сил стараюсь держать глаза открытыми, и как только они закрываются, лицо Нан появляется в темноте. Я тут же снова открываю их. Нужно проверить. Поворачиваюсь, чтобы найти телефон. Беру его в руки. Он начинает звонить, и я тут же откидываюсь назад.

Мобильный звонит.

И продолжает звонить.

— Алло?

Морщу лоб в ответ на странный голос на другом конце линии. Бросаю быстрый взгляд на экран, чтобы проверить, не набирала ли случайно кому-то еще, но обнаруживаю, что это не так. Возвращаю телефон к уху.

— Кто это?

— Старый друг семьи. Ты, должно быть, Оливия?

Сижу на диване, не представляя, что последует дальше. И уже через секунду вскакиваю. Этот голос. Мое сознание наполняется образами. Лицо со шрамами, полные губы, глаза, цвет которых наполнен всеми оттенками зла.

Чарли.

— Что ты там делаешь?

Кровь отливает от головы, но я не сажусь и не начинаю делать дыхательные упражнения, которые, черт возьми, мне необходимы. У меня начинает кружиться голова.

— Ну, наша милая беседа была прервана, так что я решил заглянуть. — Его голос сочится холодом. — К сожалению, тебя не застал. Но твоя бабушка составляет мне компанию. Чудесная женщина.

— Только тронь ее… — Направляюсь к двери, энергия и целеустремленность приходят на смену истощению. — Только подумай о том, чтобы причинить ей боль…

Чарли смеется холодным, злым смехом.

— Как ты могла подумать, что я захочу навредить такой прекрасной старушке?

Теперь я бегу. Прочь из кабинета Миллера, по коридорам «Айса». Он задал мне серьезный вопрос, и у меня есть, что сказать.

— Потому что это уничтожит меня. А таким образом ты уничтожишь и Миллера. Вот почему.

— Ты умная девушка, Оливия, — констатирует он.

На заднем фоне мелькает какой-то звук. Нан. Ее щебечущий голос останавливает мой побег. Застываю на верхней ступеньке лестницы, главным образом потому, что мои трясущиеся ноги и тяжелое дыхание мешают слышать, что она говорит.

— Извини, — небрежно произносит Чарли, и вскоре голос становится приглушенным. Могу только предположить, что он прижимает телефон к груди. — Две ложки сахара, миссис Тейлор, — отвечает Чарли бодро. — Но, пожалуйста, присядьте. Вам не стоит утруждать себя. Я обо всем позабочусь.

Чарли возвращает телефон к уху. Он тяжело дышит, таким образом сообщая мне, что готов продолжить беседу. Где Грегори? Закрываю глаза, молюсь, чтобы с ними не случилось ничего плохого. Внутренности сжимаются от охватившего меня чувства вины. Бабушка даже не в курсе той опасности, в которую я ее втянула. И вот она готовит чай ужасному человеку, спрашивает, сколько сахара ему положить.

— Должен ли я попросить ее приготовить три чашки? — осведомляется Чарли, и я тут же отмираю. Бегу к выходу из клуба. — Скоро увидимся, Оливия.

Он вешает трубку. Ужас внутри меня умножается в миллион раз. Адреналин в крови зашкаливает. Всем весом бросаюсь на дверь, чтобы открыть ее… но ничего не добиваюсь.

— Открывайся! — Я дергаю несколько раз, ища взглядом замок. — Да открывайся же!

— Оливия! — встревоженно зовет Миллер позади, но я не реагирую. С силой дергаю дверь, плечо уже болит от усилий.

— Почему не открывается? — кричу я, оглядываясь по сторонам.

Я даже не против бросить что-нибудь тяжелое, чтобы выбраться наружу.

— Да черт побери, Оливия! — Миллер хватает и удерживает меня, но адреналин внутри хорошо делает свою работу. — Да что, черт возьми, с тобой происходит?

— Открой дверь! — визжу я и вырываюсь.

— Блядь! — вскрикивает Миллер, и я надеюсь, что он отпустит меня. Однако меня только сильнее прижимают к груди. — Успокойся!

Не могу.

— Нан! — кричу я, наконец, освобождаясь от его рук.

Боль распространяется в голове. Слышу, как Миллер и Уильям ругаются.

— Достаточно! — Миллер поворачивает меня и прижимает к стеклянной поверхности.

Он внимательно смотрит мне сначала в лицо, а потом переводит взгляд на хлынувшие из глаз слезы.

— Расскажи мне.

— Чарли в доме, — выпаливаю, надеясь, что он услышит и тут же отвезет меня. — Я позвонила Нан, чтобы проверить, а ответил он.

— Блядь! — ругается Уильям и начинает двигаться вперед. Миллер ошеломлен, но до Андерсона новости дошли быстрее. — Открой чертову дверь, Харт.

Миллер дергается, возвращаясь к жизни. Он отпускает меня, чтобы достать ключи из кармана. Дверь быстро открывается, меня выводят и передают Уильяму, пока он запирает дверь.

— Тащи ее в машину.

Я не имею права голоса, да и не хочу. Оба мужчины совершают быстрые, уверенные действия. И меня это устраивает.

Меня запихивают на заднее сиденье машины, приказывают пристегнуться, и Уильям мгновенно оказывается на пассажирском сиденье, поворачиваясь, глядя через плечо. Он смотрит на меня серьезно, даже пугающе.

— С ней ничего не случится. Я не позволю.

Я верю ему. Это легко сделать, потому что сквозь всю душевную боль и мучения очевидно одно — чувства Миллера и Уильяма к моей бабушке искренние. Они тоже любят ее. Я сглатываю ком в горле и киваю, как раз когда водительская дверь распахивается, и Миллер садится на место.

— Ты в состоянии вести? — спрашивает Уильям, настороженно глядя на Миллера.

— Все в порядке.

Он заводит машину и тут же выезжает с парковки. Очень быстро, даже небезопасно. Миллер водит как демон. При нормальных обстоятельствах я бы держалась изо всех сил, может быть, даже попросила притормозить, но не сейчас. Время выходит. Все мы знаем это. После того, что я услышала от обоих мужчин, а также после того, как сама имела счастье оказаться с Чарли в одной компании, уверена на сто процентов, что все угрозы этого человека — прямые или косвенные — будут исполнены. У него нет ни морали, ни сердца, ни совести. А сейчас он спокойно попивает чай с моей любимой бабушкой. Ощущаю, как нижняя губа начинает дрожать. Неожиданно маниакальное вождение Миллера кажется недостаточно быстрым. Почувствовав на себе знакомый взгляд голубых глаз, поднимаю голову вверх и смотрю в зеркало заднего вида. В собственном взоре обнаруживаю страх. Лоб Миллера блестит от влаги. Вижу, что он пытается успокоить меня, но проигрывает эту битву. Он не может побороть собственный ужас, так что пытаться успокаивать меня бесполезно.

Кажется, годы уходят на то, чтобы добраться по улицам Лондона до дома. Миллер совершает бесконечные незаконные маневры: сдает задом с забитых машинами дорог и едет по улицам с односторонним движением, постоянно ругаясь, в то время как Уильям указывает короткие пути.

Когда мы, наконец, с визгом останавливаемся у дома, отстегиваю ремень и бегу по дорожке, оставив дверь машины открытой. Лишь смутно замечаю, что за мной бегут, но потом ощущаю сильные руки, схватившие и поднявшие меня.

— Оливия, придержи коней. — Миллер говорит спокойно, и я знаю почему. — Не показывай ему своего горя. Он питается страхом.