Я даже на мгновение перевожу презрительный взгляд с Миллера на него. Он смотрит в ответ. Если бы в этот момент во мне было больше безрассудства, я бы зарычала. Но понимаю, что ничем не помогу. На самом деле вся наша ситуация доказывает, что я помеха. Но все равно… злюсь. На ощущение бесполезности. На то, что такая сложная.

Молча встаю и покидаю офис, тихо закрывая дверь. В оцепенении шагаю по коридору в поисках женского туалета. И без разницы, что прекрасно знаю, куда идти. Не обращаю внимания на то, как люди на моем пути бросают на меня заинтересованные взгляды. Трудно, но я справляюсь. Понимаю, как может повлиять выражение безнадежности на моем лице, поэтому нахожу в себе силы.

После того, как я провела время в туалете, вымыла руки и целую вечность безучастно смотрела на себя в зеркало, направляюсь в лаундж-бар и сажусь на барный стул, быстро заказывая бокал вина — что-нибудь, на чем можно сосредоточиться, кроме того, что происходит в кабинете Уильяма.

— Мадам, — улыбается бармен и ставит передо мной бокал.

— Спасибо.

Отпиваю и осматриваюсь по сторонам, радуясь про себя, что Карла не видно. Быстро смотрю на телефон. Сейчас только полдень. Кажется, будто утро длилось целую вечность. Мысль о скорой встрече с Нан и то, что через несколько часов мы увезем ее домой, поднимает мне настроение.

Чувствую, как окружающая атмосфера и неторопливые глотки вина успокаивают меня. А потом это ощущение. Я испытывала его в последний раз в Нью-Йорке. И вот, оно снова настигло меня. Озноб. Покалывающие мурашки пробегают по плечам, а затем волосы на макушке встают дыбом. Поднимаюсь, поглаживаю шею и смотрю по сторонам. Ничего необычного. Мужчины пьют, женщины сидят рядом на барных стульях. Отмахиваюсь от ощущения и отпиваю еще вина.

Бармен улыбается подошедшей женщине.

— Джин «Хендрикс», пожалуйста, — произносит она мягким, но хриплым голосом, пропитанным сексом. Теперь я вспоминаю, как звучат женщины Уильяма. Как будто учились искусству словесного соблазнения. Даже заказ звучит эротично. Несмотря на неприятное напоминание, улыбаюсь сама себе. Даже не знаю, почему. Может, потому что прекрасно понимаю: я так никогда не звучала.

Подношу вино к губам, наблюдая, как бармен наливает и протягивает даме бокал, затем слегка поворачиваюсь, чтобы увидеть вход в бар, ожидая появления Миллера и Уильяма. Как долго они будут разговаривать? Они вообще живы? Пытаюсь перестать волноваться. Довольно легко это сделать, когда пугающие ощущения снова возвращаются, заставляя меня на автомате повернуться.

Вижу смотрящую на меня женщину. Она держит стакан изящными пальцами. Как у меня. Сердце будто подкатывает к горлу. В голове проносятся миллионы воспоминаний. Видения ясны. Даже слишком.

— Моя малышка, — шепчет она.

Мы, не отрываясь, смотрим друг другу в глаза. Зрительный контакт не обрывает даже звон разбитого бокала, выпавшего из моей безжизненной ладони.

Сапфир на сапфир. Горе и шок.

Мать и дочь.

— Нет, — шепчу я и, соскользнув с барного стула, отшатываюсь назад. — Нет!

Разворачиваюсь, чтобы убежать. Голова кружится и гудит. Дышать тяжело. Врезаюсь в широкую грудь. Ощущаю, как сильные ладони обхватывают мои плечи, и поднимаю взгляд. Карл обеспокоенными глазами изучает мое обезумевшее лицо. И это подтверждает, что мое видение — реальность. Злодей выглядит встревоженным, и ему совсем не идет.

Слезы текут из моих измученных глаз, пока он удерживает меня на месте. Тревога исходит от его большого тела.

— Черт возьми, — рычит он, — Грейси, что за глупые игры?

Упоминание имени моей матери возвращает оцепеневшее тело к жизни.

— Отпусти, — кричу я и вырываюсь из хватки, ощущая подступающую панику и огорчение, — пожалуйста, отпусти меня!

— Оливия! — Ее голос пробирается по коридорам моего сознания, позволяя шквалу потерянных воспоминаний атаковать меня. — Оливия, пожалуйста!

Как в детстве слышу ее голос. Слышу приглушенную колыбельную, чувствую мягкие пальцы, ласкающие щеку. Вижу ее спину, когда она уходит из бабушкиной кухни. Меня это сбивает с толку. Ее лицо все портит.

— Пожалуйста, — умоляю я, глядя слезящимися глазами на Карла. Мой голос дрожит, а сердце сдавливает. — Пожалуйста.

Он поджимает губы, и все возможные эмоции играют на лице злодея, как на фотопленке: горе, печаль, вина, гнев.

— Черт, — ругается Карл, и внезапно тянет меня за стойку бара.

Он ударяет кулаком по скрытой кнопке за полкой, полной спиртных напитков, и все здание внезапно начинает кричать, вокруг нас так громко звенят тревожные колокольчики, что все вскакивают со своих стульев. Активность вспыхивает в одно мгновение. И невыносимый звук, что странно, успокаивает. Карл привлекает внимание всех вокруг, но я знаю, что ему нужен один конкретный мужчина.

— Оливия, малышка.

Электрический разряд пробегает по телу, когда она легко касается моей руки. Снова дергаюсь в крепких руках Карла. В этот раз мне удается освободиться.

— Грейси, оставь ее! — рычит Карл, когда я выбегаю из-за стойки, а ноги мгновенно немеют от скорости, которую быстро набираю.

Могу думать только о побеге. Надо выбраться. Сбежать. Добираюсь до двери бара и быстро сворачиваю за угол, едва успевая заметить, что она идет за мной, но тут, откуда ни возьмись, появляется Уильям и преграждает ей путь.

— Грейси, — кричит Уильям, его голос сочится угрозой, — глупая женщина!

— Не дай ей уйти! — кричит она. — Пожалуйста, остановите ее!

Я слышу боль в ее голосе, вижу ужас на прекрасном лице, когда смотрю на него в последний раз перед поворотом за угол. Я замечаю. Но не чувствую. Ощущаю только собственную боль, злость, хаос. И не могу с этим справиться. Фокусируюсь на побеге и бросаюсь к дверям, которые выведут меня из этой адской дыры, но внезапно я больше не двигаюсь. Ноги продолжают работать, но дверь не приближается, только спустя некоторое время понимаю, что происходит.

— Оливия, это я, — успокаивающе шепчет Миллер. Он говорит очень тихо, но его голос прорывается сквозь бушующую тревогу. — Ш-ш-ш.

Всхлипываю и поворачиваюсь, обнимая и цепляясь за него изо всех сил.

— Помоги мне, — всхлипываю ему в плечо, — уведи меня отсюда, пожалуйста.

Мои ноги отрываются от земли, и я крепко прижимаюсь к его груди.

— Ш-ш-ш. — Он обхватывает мой затылок, прижимая лицо к своей шее, моему уютному убежищу, и начинает шагать прочь. Целеустремленно.

Паника начинает спадать. И это только потому, что я окружена его уверенностью.

— Мы уезжаем, Оливия. Я увезу тебя.

Мои одеревеневшие мышцы оживают под его яростной хваткой и успокаивающим тоном. Я признательна, и не могу найти слов, чтобы выразить это. Смутно осознаю, что вой сирен резко оборвался, но я более чем осознаю шаги, раздающиеся позади нас. Две пары. И это не Миллер.

— Не забирай ее у меня!

Тяжело сглатываю и только сильнее зарываюсь в изгиб шеи Миллера. Он игнорирует вопли и продолжает шагать.

— Грейси! — ревет Уильям. Громкость его голоса заставляет Миллера сбиться с шага, но он вскоре восстанавливает темп. — Грейси, черт тебя дери! Отстань от нее!

— Нет!

Нас резко останавливают. Миллер поворачивается, чтобы разобраться с моей матерью

— Отпусти мою руку, — шипит он.

В его голосе угроза, которую он привык использовать на других. Тот факт, что эта женщина — моя мать, не имеет никакого значения для Миллера.

— Я не буду повторять. — Он остается неподвижным вместо того чтобы вырваться из ее хватки, очевидно, ожидая, что она отпустит его.

— Я не позволю тебе забрать ее. — Решительный голос Грейси вселяет в меня страх.

Боже. Не могу смотреть на нее. Не хочу смотреть на нее.

— Нам нужно поговорить. Я хочу объясниться.

Ощущаю пульсацию тела Миллера. Именно в этот момент осознаю свое положение. Он смотрит на мою мать. Он смотрит на женщину, которая бросила меня.