Сейчас.

Здесь.

Я.

Мы смотрим друг другу в глаза. Не отрываясь. Даже когда он медленно приближается, сокращает расстояние между нами и целует нежно, я не отвожу взгляд. Оставляю глаза широко раскрытыми, как и он. Поцелуй краткий, но полон любви. Это прекрасно.

— Я люблю тебя, — шепчет он, выпрямляясь, но по-прежнему не прерывая зрительный контакт.

Улыбаюсь, балансируя на одной руке. С помощью второй двигаюсь вперед. Касаюсь его щетинистой щеки кончиками пальцев, пока он продолжает исследовать меня.

— Верни руку на стол, — приказывает Миллер спокойно и строго. Я тут же подчиняюсь. Прекрасно понимаю, чего он от меня хочет. Вижу это в его глазах, спрятанное за спокойствием. Отчаянный голод.

Он тяжело вздыхает, и грудь вздымается под тканью костюма. Я тоже вдыхаю воздух, удерживаю его внутри себя. Готовлюсь сама и подготавливаю Миллера.

Красивые, полные губы вытягиваются в линию. Он медленно качает головой в изумлении.

— Я люблю тебя. Очень сильно люблю.

А затем он толкается в меня.

Кричу, легкие будто лопаются, выпуская каждую клеточку воздуха, которую я сдерживала.

— Миллер!

Он замирает, прижимается ближе, полностью заполняя меня. Один этот мощный толчок заставляет нас задыхаться. А впереди еще больше. Миллер дает мне несколько секунд на подготовку, и я благоразумно ними пользуюсь.

Это происходит быстрее, чем ожидала. В течение нескольких мучительных секунд он медленно выходит из меня. Он беспощаден. Наши тела сливаются вместе, создавая прекрасные звуки и ощущения. Крики ошеломляющего удовольствия раздаются в большом офисе. Ощущаю себя так, будто могу отправиться в рай от удовольствия, что он мне доставляет. Мое сознание расширилось. Внимание сконцентрировано на принятии его животных движений. Уверена, останутся синяки. Но мне плевать.

Хочу жестче. Быстрее. Жажду большего. Больше Миллера. Сжимаю в кулаках ткань его пиджака и держусь. А затем отталкиваюсь и впиваюсь ртом в его рот. Ему необходимо знать, что я в порядке. Миллер хочет трахать меня жестче, но слишком заботится обо мне. Он хочет того, что делает нас такими, какие мы есть. Прикосновения. Поцелуи. Любовь.

— Сильнее, — кричу я ему в рот, чтобы он знал — я в порядке.

Мне нравится все, что мы делаем.

Его сила, то, как беспощадно он берет меня в этом месте, и, наконец, то, как он владеет мной.

— О, господи, Ливи. — Миллер касается губами моей шеи, кусает и посасывает. Я откидываю голову назад, кладя руки на его плечи. А движения Миллера не теряют темп… даже на немного. Он двигает бедрами еще быстрее. Даже в два раза. Возможно, в три. — Блядь!

— О боже, — вскрикиваю я, ощущая, как кровь приливает к низу живота. — О боже, о боже, о боже! Миллер! — Я едва слышу, едва соображаю, и наконец сдаюсь и зажмуриваюсь, чтобы еще и не видеть. Теперь мне остается только чувствовать. Много чувствовать. — Я кончаю!

— О, да! Кончи для меня, малышка. — Он целует меня, обрушивается на мой рот, толкается языком, когда я поначалу не отвечаю, слишком сконцентрированная на подступающем оргазме. Он вот-вот разорвет мой мир на маленькие кусочки.

Начинаю паниковать, когда застреваю в точке невозврата, но при этом, похоже, не могу достичь разрядки. Напрягаюсь. Затвердеваю в его руках. Продолжаю двигаться только из-за того, что Миллер контролирует процесс. Он врывается в меня снова и снова, направляет мое тело, пока одновременно с этим наши рты атакуют друг друга. Но то, чего я так жду, не происходит. Не могу достичь пика и от этого раздражаюсь.

— Черт, жестче! — кричу в отчаянии. — Заставь меня кончить!

Поднимаю руку и смело дергаю за его волосы, заставляя кричать, когда он двигается вперед.

Но Миллер останавливается. Резко. Мой гнев только усиливается в миллион раз, когда он усмехается. Он наблюдает, как я отрывисто дышу, чувствуя, как мои мышцы сжимаются. Миллер тоже готов взорваться. Я вижу, что он скрывает за своим самодовольным выражением лица. Но не понимаю, в его взгляде мелькает удовлетворение от того, что он сводит меня с ума или от того, что имеет меня на столе Уильяма.

Пот блестит на его лбу, и я отвлекаюсь на это ненадолго… пока Миллер не привлекает мое внимание, заговорив:

— Скажи, что я твой, — тихо приказывает он.

Мое и так частое сердцебиение только ускоряется.

— Ты мой, — говорю ему на сто процентов честно. — Точно.

Он удерживает меня на грани оргазма. Его пах прижатый ко мне между ног — единственное, что не дает мне упасть.

— Ты. Принадлежишь. Мне, — заявляю, наслаждаясь блеском удовлетворения, который заменяет самодовольство. — Мне, — произношу повторно. — Никто не сможет узнать твой вкус, почувствовать тебя, — кладу ладони на его щеки и целую, слегка прикусывая губу, а затем зализываю ранку, — или любить тебя.

Длинный стон вырывается из уст моего когда-то джентльмена. Счастливый стон.

— Правильно, — бормочет он, — ложись назад, малышка.

Я подчиняюсь, отпускаю его лицо и укладываюсь на спину, при этом продолжая смотреть на Миллера. Он улыбается великолепной, головокружительной улыбкой. Затем берет в руку член и медленно толкается в меня, тут же подводя к краю.

— Ооох, — выдыхаю я и закрываю глаза.

Рукой хватаюсь за свои светлые волосы и придерживаю голову.

— Я согласен, — стонет Миллер, вздрагивая и выходя из меня.

Его возбужденная плоть покоится у меня на животе. До него только дошло, что все это время он был без презерватива.

Миллер кончает мне на живот, его член пульсирует, и мы оба за этим наблюдаем.

Мне не нужно произносить вслух то, что обоим и так известно. Ему некогда было думать о защите. Ведь Миллер так внезапно и быстро затащил меня в офис Уильяма. Он желал пометить свою собственность в кабинете заклятого врага.

Извращение? Да. Заботит ли это меня? Нет.

Миллер медленно опускается и прижимает меня к столу, а потом утыкается носом мне в шею.

— Прости.

Легкая улыбка на моих губах должно быть такая же извращенная, как и необдуманные действия Миллера.

— Это…

Дверь ударяется о стену, прерывая. Миллер медленно отрывается от меня и поднимает голову, чтобы посмотреть в глаза. Расчетливая улыбка медленно растягивается на его лице и мне приходится кусать губу, чтобы не повторить ее.

Господи помоги нам!

— Ну ты и мудак, — в глубоком голосе Уильяма столько злобы, — ты чертовски безнравственный мудак.

Широко распахиваю глаза, когда чудовищность ситуации пробивается сквозь болезненное удовольствие, которое я испытываю. А хитрая улыбка Миллера остается на месте. Он снова опускается и целует меня, почти целомудренно.

— Было приятно, малышка.

Миллер поднимается, но не поворачивается. Застегивает брюки и прикрывает меня, улыбаясь. Знаю, это его способ показать, что волноваться не о чем. Миллер натягивает на меня трусики, поправляет платье. И это хорошо, потому что мной снова овладевает беспокойство, отчего я не в силах привести себя в порядок. Затем он помогает мне спуститься со стола и отходит в сторону. И я во всей красе предстаю перед мощью гнева Уильяма.

Дерьмо, он выглядит так, будто готов убивать.

Губы Уильяма кривятся от отвращения. Его по-настоящему трясет. И меня теперь тоже. А Миллер спокоен. Нет. Он игнорирует ярость и спокойно выдвигает стул, поворачивает меня, толкая неотзывчивое тело к сиденью.

— Моя леди, — произносит он, заставляя меня закашлять от своего высокомерного поведения… Ему, должно быть, надоело жить. Однозначно.

Тупо смотрю вперед и начинаю нервно крутить бриллиант на пальце. Краем глаза замечаю, как Миллер разглаживает костюм, прежде чем сесть рядом со мной. Раздраженно смотрю на него, а он улыбается в ответ. И даже подмигивает! От неожиданности фыркаю и тут же закрываю рот ладонью. Я изо всех сил стараюсь сдерживать хихиканье, маскируя смех под приступ кашля. Лишняя трата энергии. В этой ситуации нет ничего смешного. Не было и до того, как Миллер взял меня на столе Уильяма. Мы оба попали в очень большую беду. Опасность увеличилась в два раза по сравнению с той, которая была по приезду.