— Эй!

— Ну! — спорит он, ласково похлопывая Гарри по щеке. — Как это возможно?

— Он само совершенство. — Вытираю мокрой тряпкой грязные пальчики Гарри.

— Спасибо, папочка.

— Всегда пожалуйста. — Мне хочется стиснуть его в объятиях. — Нам нужно идти.

— Дай мне посмотреть, что там, — просит он, роясь в подарочном пакете. Мы все знаем, что внутри.

— Смотри!

Он уже забыл про носки, переживания стали неважными. Мне кажется, я не найду разумного способа исправить это.

— Ух ты! — Мне становится интересно, и я тоже рассматриваю пару. — Очень умно.

— На них нарисованы лошадки. — Гарри вытаскивает носки и прижимает к груди. — Они подходят к моей рубашке! Это невероятно круто!

Я рад, Грейси тоже. Каждый гребаный человек в этой комнате просто сияет от счастья. И пусть хоть кто-нибудь попробует сказать мне, что мой мальчик не идеален.

Встаю. На меня смотрят три пары глаз. Мне кажется, что все они думают о том, как я внутренне дрожу. Словно это самый яркий момент этого дня.

Двери открываются, и мой пульс ускоряется. Я не дам увидеть сыну свое состояние. Не хочу показывать эту часть себя. Никогда не позволяйте ребенку видеть ваш страх — это знает каждый.

Какого хрена кабинет психотерапевта находится на восьмом этаже? Моему мальчику тяжело подниматься наверх своими маленькими ножками, а нести себя на руках он не позволяет. Так что я застываю в этом проклятом лифте, и так происходит с тех пор, как Оливия настояла, чтобы мы приезжали сюда. У меня портится настроение.

Я чувствую, как маленькая рука сжимает мою, вырывая меня из транса. Черт, я делаю ему больно.

— Ты в порядке, папочка?

Его темно-синие глаза всматриваются в мое лицо. В них беспокойство, и я ненавижу себя за то, что заставляю его переживать.

— Прекрасно, милый мальчик.

Я заставляю себя шагнуть вперед, мысленно выкрикивая мантру ободряющих слов, когда мы переступаем порог коробки ужасов.

Сфокусироваться на Гарри. Только на Гарри. Давай смотри на своего сына.

— Хочешь, пойдем по лестнице?

Его вопрос загоняет меня в угол. Он никогда не спрашивал этого прежде.

— Почему я должен хотеть идти по лестнице?

Он пожимает плечами.

— Не знаю. Может, сегодня тебе не нравится лифт.

Ощущаю себя дураком. Мой пятилетний ребенок пытается помочь мне. Неужели он меня раскусил? И больше не удастся прятать испуг?

— Мы поедем на лифте, — подтверждаю я, протягиваю руку и нажимаю кнопку восьмого этажа, возможно сильнее, чем необходимо. Я полон решимости преодолеть свой страх.

Двери закрываются, и маленькая рука Гарри начинает сжимать мою. Я опускаю глаза и вижу, что он внимательно изучает меня.

— О чем ты думаешь? — спрашиваю я, на самом деле стараясь отвлечься.

Он улыбается.

— Мне кажется, ты сегодня выглядишь сногсшибательно, папа. Маме понравится.

— Мама предпочитает, чтобы я носил свободную одежду, — напоминаю ему, смеясь, когда он выказывает неодобрение. Страшно подумать, сколько костюмов я купил за эти годы, и все они прекрасны, но она все равно надевает потрепанные джинсы.

Лифт звенит, двери открываются, выпуская нас в приемную кабинета терапевта.

— А вот и мы!

Гарри выбегает, увлекая меня за собой. Я успокаиваюсь и обнаруживаю, что он меня тащит через комнату к столу секретарши.

— Привет! — щебечет Гарри.

Мой мальчик может вызвать улыбку на лице самого несчастного человека в мире. А секретарь — именно такой человек. Грозная женщина, но моему сыну она улыбается так, словно завтрашнего дня не будет.

— Гарри Харт! Как я рада тебя видеть!

— Как дела, Анна?

— Стали лучше, когда ты пришел. Не хотите присесть?

— Конечно. Давай, папа.

Меня ведут к двум свободным местам, но улыбки Анны я не удостоен, когда киваю в знак приветствия. К тому же ее дружелюбие исчезает, когда она смотрит на меня.

— Мистер Харт, — почти рычит она, намекая, что разговор закрыт и снова сосредотачивается на экране компьютера, стуча по клавиатуре. Она похожа на русскую штангистку, а ведет себя как бульдог. Мне она не нравится.

Подтянув штанины, я сажусь рядом с Гарри и некоторое время изучаю окружающую обстановку. Здесь относительно тихо, как и всегда в конце дня. Наша единственная компания — нервная леди, по имени Вэнди, которая отказывается смотреть кому-либо в глаза, даже Гарри. Он как-то настойчиво пытался с ней поговорить, но в итоге сдался и теперь называет ее Странной Вэнди.

— Я сейчас вернусь, — говорит Гарри, направляясь в детский уголок, где аккуратно сложены кубики «Лего».

Я откидываюсь на спинку стула и наблюдаю, как он опрокидывает коробку и раскидывает кубики повсюду. Он бросает быстрый взгляд на Странную Вэнди, когда Анна рявкает, приказывая ей пройти в кабинет доктора.

Та быстро убегает, оставляя меня и сына одних в зоне ожидания.

Закрываю глаза и вижу темно-синий оттенок везде: яркие, блестящие, прекрасные сапфиры и светлые волосы. Эта красота чиста и необузданна. Каждая моя чертова частичка принадлежит ей. Теперь я это понимаю. Улыбаюсь, слыша, как мой мальчик собирает «Лего» в другом конце комнаты. Он тоже мой.

— Мистер Харт?

Я подпрыгиваю на стуле при звуке нетерпеливого голоса. Открываю глаза, надо мной возвышается. Быстро встаю. Не люблю чувствовать себя уязвимым под ее прищуренным взглядом.

— Да?

— Вас ожидают.

Она шмыгает носом и отходит, хватая сумочку из-за стола, а после исчезает в ожидающем ее лифте.

Я вздрагиваю, затем ищу Гарри и нахожу у двери, его рука лежит на ручке.

— Поторопись, папа! Мы опаздываем.

Я следую за Гарри в офис, морщась, когда ощущение проблем миллиона людей обрушивается на меня. Они словно витают в воздухе, и в результате меня охватывает озноб. Не понимаю, почему это происходит каждый раз. Здесь тепло и уютно, но я все равно испытываю дискомфорт. Ненавижу сюда приходить. Но есть одна проблема. Гарри нравится это место. А эта женщина постоянно зовет его сюда. Лично мне кажется, что ей доставляет удовольствие смотреть, как я извиваюсь на стуле, пока она сидит за своим столом.

Я стону и сажусь на стул, и Гарри делает то же самое. Но в отличие от меня раздраженного, он ухмыляется. Это поднимает мне настроение, и я немного улыбаюсь.

— Привет, Гарри, — говорит она.

У нее нежный и успокаивающий голос. Я ее еще не вижу, так как кресло стоит спиной к нам. Но когда она поворачивается, ее красота заставляет меня застыть на мгновение. Кажется, еще немного, и мой член встанет в штанах.

— Привет, мамочка, — произносит Гарри, его глаза блестят. Он счастлив теперь, когда мама суетится вокруг него. — Мы пришли за тобой. У тебя был хороший день?

Она расплывается в самой потрясающей улыбке, а ее темно-синие глаза, такие же, как и моего мальчика, сверкают, как бриллианты.

— У меня был чудесный день, и теперь, когда вы здесь, он стал еще лучше.

Она смотрит в мою сторону. Ее щеки пылают. Я хочу взять ее прямо здесь и сейчас. Ее широкая улыбка становится застенчивой, и она закидывает ногу на ногу.

— Добрый вечер, мистер Харт.

Я поджимаю губы и ерзаю на стуле, пытаясь сохранять спокойствие перед сыном.

— Добрый вечер, миссис Харт.

Каждый кусочек того света, который поглотил нашу жизнь с тех пор, как мы встретились, сталкивается друг с другом и взрывается. От этого моя спина выпрямляется, а сердце бешено стучит. Эта женщина, такая светлая, чувствительная и идеальная принесла мне больше счастья, чем я думал. Дело не только в близости, а еще и в том, что я стал объектом ее привязанности. Я — центр всего ее мира. А она — ядро моей души.

Смотрю, как Гарри спрыгивает со стула и направляется к книжным полкам.

— Как прошел день? — интересуюсь я.

— Утомительно. И мне нужно будет еще немного позаниматься, когда придем домой.

Я изо всех сил сдерживаюсь, чтобы не закатить глаза, зная, что она будет дерзить, если выкажу раздражение. Работа на полставки, но ей это не нужно. Оливия настаивает на том, что это важно для учебы — когда она получит квалификацию психотерапевта — но я вижу, как она выжигает себя. Не могу ей запретить. Она ведь хочет помогать людям.