— Да-да. Звучит пафосно, не спорю. Но как иначе выражать чувства? Если только так, а по-другому — неискренне. Давай скорее домчим до берега. В лесу не очень удобно. Я привык подозревать.

Афелиса кивнула и в один миг залезла на седло. Лошади подняли головы и неспешно пошли по утоптанной дороге, высоко поднимая ноги. Тучи еще не набежали; проглядывало через листья ясное небо, без единого облака. «Хоть бы так и осталось. А Ангарет не о многих вещах может говорить. Может, есть что скрывать? Или просто неприятно вспоминать?». Она отвечала на его вопросы четко, не скрывая, но взамен получала лишь мотание головой и «неважно». Сомневалась она не только в том, что разговор никто не услышал, но и в его доверии. Прошел не один год, и близости их больше не существует — это Афелиса понимала ясно, хоть и отрекалась долгое время. «Я не могу не затронуть эту тему…». Она выдохнула и быстро спросила:

— Ты женат?

Последовала смущающая тишина. Она замедлила ход и подождала Ангарета. Он, будто не расслышав, сказал неуверенно: «что?». После повтора ответил:

— Нет. Никогда не был женат. Мне не было и дела для этого. Тогда, в Улэртоне, я думал, как бы выжить, а не в каком доме невесту искать.

— А были какие-то недолгие увлечения?

— Были. Но я не относился к ним серьезно. Поэтому они и были увлечениями.

— И как долго ты собираешься оставаться здесь? — она не поспешила с вопросом. Засомневалась, но все же выговорила, — или останешься здесь жить?

— А что еще мне остается делать? Здесь можно найти работу, так еще и с неплохой зарплатой. Я ничего не теряю. Тем более, ты будешь рядом, хоть мы и не всегда будем видеться, да и сложно это будет…

— Что именно сложно?

— Быть незамеченными. Поползут говоры, а разве мы хотим этого? Не отрицаю, что приехал только ради тебя, но и жить как-то нужно. Завтра попробую поговорить с соседом — шахтером. И, наверное, устроюсь. И, неудивительно, что паспорт стал для меня теперь ничем. Без него переезжать границу запрещается, а сейчас живу здесь, в стране, до какой не достанет ни одна война. Он даже у меня с собой есть, — Ангарет пошарил в карманах и вытащил документ в кожаной обложке, — впервые такую вещь увидел. Можешь посмотреть.

Он вытянулся и передал его ей. Афелиса, точно пораженная молнией, отошла от туч размышлений. Перелистывая страницы, она вглядывалась в каждую строчку; он похрустывал в ее руке, из-за чего появлялись опасения. Паспорт был еще действительным. Мысли стали собираться в кучу, и первое, что назрело: «как он получил его?». Прежде она слышала о том, что есть вещь, которая позволяет перейти границу, не рискуя остаться под ударом. «Обычная бумажка, а решает судьбу человека» — она повела плечами, и, придерживаясь одной рукой за седло, отдала ему документ.

— Он всегда при мне, — добавил Ангарет, пряча паспорт в карман, — никогда не знаешь, когда понадобится срочно выезжать. В одно время в Улэртоне следили за новоприбывшими и требовали подтверждение личности. Тогда мне очень повезло, что попался человек, разбирающийся в этом деле. Имя и месторождения у меня другое теперь, и с получением ощутил себя другой личностью.

— Там было напечатано «Элеон Алгрес». Это твое признанное имя?

— Да. И, странно, но чувствовал себя неуверенно, когда подписывал письма под своим настоящем. И никакой я не Ангарет Грейс сейчас, когда-то был, но он обезопасил себя.

Он поехал вперед: за кустами блестел на солнце песок, волны омывали ласками побережье. Легкий ветерок ощущался на лице — освежающий и бодрящий. Привязав лошадей за деревянные столбы, они пошли к самому берегу, опечатанный глубокими человеческими следами. Спустя час солнце, пронзенное превосходством луной, разлило кровь, и та поплыла по небосводу, разукрашивая облака. Афелиса не решалась спрашивать о нынешних их отношениях, все казалось рано. Не раз она упрекнула себя за это и внушала, что это — первое, над чем стоит серьезно поговорить. Не хотелось портить тоской и озадаченным видом лицо, просиявшее на закате. Ангарет шутил, утыкаясь носом в колени, споласкивал руки в еле теплой воде, радовался возвращению. «Я встретила совсем другого человека, — вынесла она, — мне нужно привыкнуть и только тогда говорить о чувствах».

— Как мне обращаться к тебе? — вдруг спросила она, обрывая его смех.

— Обращаться? Ты имеешь в виду имена?

Она кивнула. Ангарет оперся ладонями об песок, выгнул спину, и лениво пробормотал:

— Как тебе угодно. Но думаю, что прежнее мое имя будет тебе роднее. Хотя и опасно, если кто-нибудь услышит? Тогда уже никак не отделаться. Я сам долго привыкал.

— Сейчас бы вина… — мечтательно проговорила Афелиса, опускаясь на локти, — и тогда легче станет выговориться.

— С каких пор ты стала пить? — Ангарет вздернул бровь, и хихикнул, — неужели тяготы такие повлияли? Я не знал о тебе все, и ты не говорила, пьешь ты или нет. В обществе охотников, мне всегда казалось, нельзя проносить алкоголь. Так что делаю ставки на период, когда вы были в пещере.

— И не угадал! На самом деле — нет, проносят, и еще как. Смотрящие часто мимо глаз пропускают, замученные. Да и сами были не прочь хлебнуть для успокоения. В кругу том все дружно делалось. Вздоры если и происходили, то только из-за неравенства в налитом алкоголе. И тогда я пила. Иногда забывала, для чего пошла туда, поэтому один раз позволила. Уроком послужило. Затем совсем немного, чтобы при здравом рассудке быть. А все-таки странно, что такое мнение сложилось, что все строго. Командиры не жаловали, но, как помню, им никто не докладывал. Но это какая обида должна быть, чтобы угробить целый отряд…

— Это интересно. Тем более мне. Я о них ничего не слышал, только знал, что они — убийцы. И вот вопрос, — Ангарет затянул, запрокинул голову и быстро спросил, — ты убивала магов? Это, должно быть, тяжело. И очень будет заманчиво послушать, как ты вообще заслужила доверие, чтобы тебе приказали убить самого меня?

— Сейчас мне стыдно об этом говорить, — Афелиса снизила тон, покачнулась и, согнувшись, облокотилась об колени. Взгляд ее помрачнел, — но выбора мне никто не оставил, даже я себе. Нужно было добыть все, что может раскрыть уязвимости охотников. Позор бы на мою голову пал, если бы не было убийств. Да, они были. Маги умирали из-за меня. Так подло осознавать, что я пошла по головам ради какой-то цели. Да, она существенна, только если это не спасение душ. Все остальное не стоит погибели невинных. И душа была не одна, их десятки тысяч. Репутация моя быстро поднялась, потому что я умела войти к ним в доверие. Тебе сказать честно?

— Конечно говори.

— Я хотела убить себя из-за этого. Сомневалась, стоило ли это того, — она опустила голову, сжала в пальцах острую ветку и заводила ей по песку, создавая линии, — и были бы мной довольны. Тогда меня наставляли, даже толкали. Конечно, не всегда мне доверяли честным путем.

— А каким еще тогда? Не понимаю.

— Приходилось играть в разные роли. Иногда это удавалось сложно, так как много человек было в семье. На доверие нужно было работать долго и объясняться. И, пожалуй, единственная вещь, которая радует в том, что я высший маг, это — способность завладевать людьми. На корабле мы действовали также. Правда, много сил берет, но что поделать? Тогда маги встречали меня как родную и не ожидали выстрела. Что-то вроде затуманивание мозгов. Мерзко.

— Тогда у меня другой вопрос… — Ангарет слабо усмехнулся.

— Какой?

— Чтобы завладеть мной, ты тоже чары использовала?

В ответ она не проронила ни звука, лишь посмотрела прямо в глаза, точно внушая, чтобы тот извинился. Этот ход подействовал. Ангарет напрягся и, вместе со вздохом выпустил: «я не прав?».

— Да. Ты не прав, — в голосе слышалось раздражение, — это работает на протяжении нескольких минут. И ты до сих пор со мной рядом. Но сомневаюсь, что прежние чувства остались.

Афелиса соврала; не желалось ей прерывать такой долгожданный момент. Заклятие держит в плену человека не долго, но достаточно приложить чуть больше усилий, и душа его привяжется к обладателю. Частое использование не приводило ничего к хорошему — не заполучив объект вожделения, жертва пугает себя рисками самоубийства. Во вред себе, человек рвет свою плоть, лишь бы удовлетворить мага. Во многом подвергались этому явлению не только обычные люди, но и колдуны, только они могут выработать устойчивость духа, непреклонного к таким привязям. Во время ее службы, она опробовала на другом способность — вышло удачно. Последовали после этого сожаления, но Диамет была уверена, что магия вскоре пробудет в детской, томной груди, и снимет всю грязь. Случилось оно или нет — ей неизвестно.