— Догадываешься, что я мог взять для тебя?

— Судя по звуку — что-то стеклянное. Так что тебе нужно было осторожнее вытаскивать. Тогда я бы не могла ничего ответить.

У нее были догадки, но разрушать эту томящую, задорную минуту не хотелось. Ей хотелось повременить с ответом, чтобы подольше насладиться его родной улыбкой, сверкающими глазами — и все это пронеслось сквозь года, оставаясь неименным. Ангарет кивнул, но еще не раскрыл загадку. «Алкоголь, — подумала Афелиса, — а если нет? Вдруг ему в голову взбредет, что я только об этом и думаю? Может, там что-то грандиознее, значимее…».

— Не знаю, — выдала она, — показывай уже, интриган.

— Так уж и быть… Вот!

Он резко вытащил из-за спины бутылку с красным вином и сел подле Афелисы. Ангарет улыбался более искренне, точно добыл клад, какой на земле единственный. Она сначала непонимающе взглянула на вино, затем на него. Не прошло и минуты, как бутылка оказалась в ее руках. В темном стекле еле просматривалась жидкость, бушующая по стенкам.

— Где твой восторг, Афелиса? Вчера бы говорила, что хочешь вина, я тебе его достал. Или хотения теперь нет? — произнес он тихо, приунывая.

— Нет, все в порядке! То есть… да, еще хочу. Спасибо. Ты осчастливил меня не только вином, но и своим присутствием. И страшно напугал. Что ж… выпьем за твой приход?

— Что значит через полчаса? — Ширан резко поднялась, протирая глаза, — не шутка, а? Ты чего стоишь? Собирай давай! Мне еще себя в человеческий вид привести нужно.

Розалинда стояла напротив, изучающе ее разглядывая: выглядела она хорошо, только вот косы расплелись, но разве это было важно? Переоделась Ширан за несколько минут, смотрелась в маленькое зеркальце, убирала вылезшие нитки, пока подруга ее ползала по полу, кидая в чемоданы вещи. Становилось жарко; пришлось приоткрыть дверь. Оттуда уже слышался топот и скрежет. Заметив, как люди выходят из кают, Ширан спохватилась, чуть ли не драла волосы расчёской, крича на Розалинду:

— Вон, уже идут! Уже скоро выходить будем, а мы только вещи в чемодан укладываем! — в щеки ее прилила кровь, выдыхала она громко и волнительно, — что случится, если мы не успеем? Забудут о нас? Ох, Розалинда… да что ты складываешь, а? — вдруг Ширан выхватила из ее рук пододеяльник и, скомкав его, бросила в чемодан, — времени нет, а она складывает! Соседи наш, по-моему, еще не вышли… это хорошо. А Филген твой где? Ты его видела? Или он твоих ночных истерик испугался? А у тебя что с волосами? С такой копной вернешься домой? Иди сюда.

— Не начинай, пожалуйста… — измученно пробормотала она, — не нужно так торопиться. За нами зайдут, если мы опоздаем. Зато толпиться не будем. А Филген ушел на палубу. Ему нужно было…

Но договорить она не успела. Вдруг голова ее вздернулась назад: Ширан смотрела на нее злобно, не воспринимая отказа. Она качнула Розалинду, усадив на месте. Та молча опустила подбородок, чувствуя, как зубчики нещадно терзали кожу. И странной была эта картина: рядом с тихим, грустным лицом, нескрываемая, раздражительная ядовитость Ширан. Мучение длилось недолго — по крайней мере, как показалось Розалинде, когда подошел конец. Чемоданы еле закрывались; пришлось все вновь вытаскивать и складывать. Вскоре подошел и Филген. Он поднял глаза, вдумчиво посмотрел на них, улыбнулся и принялся помогать. Он был слишком спокоен, и это даже не сравнительно с тем, что с ним происходило давеча.

— Не беспокойтесь вы так, — серьезный и бледный он стоял перед Ширан в ожидании, — никто еще не выходит. Да и мы плывем. Остров уже виден, так что не нужно было разводить лишнюю суматоху.

— Да мы поняли уже, поняли… — проговорила Розалинда угрюмо и вдумчиво, — она не хотела меня слушать. Нет, Ширан, не нужно скандалов, — она обратилась к ней, — это факт. И неоспоримый. Еще, кажись, ждать будем.

— Да если и будем, то это всяко лучше опоздания!

Розалинда стала было вставать. Внезапно сделалось ей душно, тяжело и как-то неловко за вчерашние ночные слезы. «Видела только она, — успокоение не действовало вполне, — но и спрашивать Филгена я не хочу. Что подумает? Если не говорит ничего, то и пусть, значит, не слышал. А то бы забеспокоился».

Нужно было выходить. Каюта оставалась пуста и темна — лишь восковая, потекшая свеча была признаком, что здесь кто-то был. Тихими, ослабевшим шагом Розалинда поднималась по лестнице, таская за собой один чемодан, второй был у Филгена. Не хотелось ни о чем думать, только обрывки мыслей ударялись друг о друга, раздувая насущную проблему: так ли просто будет с жительством? Прокручивала она лица прохожих людей — радостные, предвкушающие жизнь свою, и завидно становилось; Розалинду озадачивали совсем другие вопросы, да так, что главного она не замечала. На палубе пахло табаком, так остро, что запах этот проникал в глотку. Миновали они лестницу, черную, засыпанную песком и грязью, а откуда-то доносился звон колоколов — предупреждение, что скоро необходимо всем выйти на свет. Между толпами вилась струйка женщин с подносами, на них — фрукты и закуски. За небольшую плату можно было перекусить, но Розалинда только поморщилась и увела взгляд. Опустошение внутри хотелось заполнять лишь эмоциями. Филген все же вынудил ее прожевать булку, сказав, что полегчает. И вправду — она слабо улыбнулась и как бы стыдилась отказа. Предметы сменялись, как вихрь. Люди проходили, как черные полотна — размазанные, точно художник вылил на них всю горечь и безжалостно растоптал. Иные ей даже нравились — пританцовывающие девицы в обтягивающих платьях, но они быстро угасали. Неопределенное чувство слабо давило внутри. Много таких разукрашенных и напомаженных ходило вокруг мачт — звездами они претворялись, но сиять не умели.

За бортом внизу шумели волны — даже ударяясь они выглядели спокойными, и все смирялись и смирялись… Ветер поднялся: паруса раздуло, и корабль помчался стремительно к острову, такому неприступному и жертвенному. Непривычно ей видеть его не черным, точно смерть, не завязшим, точно алые розы, а живым и трепещущим умиротворением — не рай ли среди волн?

За багажом они смотрели в оба — повсюду ходили варвары, в этом Розалинда была уверена. Она услышала поспешные шаги: Филген подошел к ней, и голос его вывел ее из транса.

— Как ты?

— В смысле? — Розалинда обернулась, встречая его взгляд.

— Должно быть, трепетно и приятно возвращаться домой.

— Приятно возвращать тогда, когда знаешь, что тебя там ждут. А я и не знаю, что меня там ждет. Одно ясно, что смерть.

— Возможно, — бесчувственно ответил Филген, — мы ведь не собираемся больше выезжать отсюда. Значит, и вправду умрем здесь.

— Я надеюсь. Это будет лучшая смерть. Помнишь, я рассказывала тебе о предсказании? — заметив его кивок, она продолжила, — это было хитро. Возможно, у нее все карты были со смертельным предсказанием. Ведь это событие настигает всех, рано или поздно — тут ошибиться нельзя, соответственно, нельзя и обвинить в шарлатанстве. А я, глупая, поверила. Тогда я много во что верила. Да и состояние мое… пошатнулось.

— Из-за чего? Я, конечно, могу предполагать, но…

— Из-за кошмаров и «докторов», — проговорила она это с неприязнью, — в то время я еле оправилась. Захворала. Матчеха и понять не могла, что организм мой переживает не болезнь, а становление. Я тоже боялась. Ужасно боялась. Иногда боль была такой резкой, что казалось, что умру. И не знала о том, что происходит… потом я вычитала из книги, что этот процесс переживает каждый маг. И успокоилась, значит, не одна я так страдала. Представляю теперь, — Розалинда улыбнулась, смотря на него как бы с издевкой, — что случилось бы, если она узнала. Наверное, отвела бы меня к особенным докторам.

— Особенные доктора?

— Ты не знаешь?

— Нет, не знаю, — он мотнул головой, смотря куда-то в сторону.

— Странно. Они были известны. Ходил слух, что эти люди… Мне даже противно их людьми называть! Шарлатаны! Обманщики! — с жаром выплеснула она и тут же стихла, когда женщина позади обернулась на ее крик, — в общем, эти существа, уж буду называть их так, лечили от колдовства. Представляешь себе? И я думаю, что она бы меня к такому бы и отправила…