Закончив тираду, Ширан стала тяжело дышать, и с каждым вздохом слезы катились по щекам. Ресницы блестели на солнце, застревали в глазах, смахивали с себя горечь. Руки ее обхватили живот: она согнулась, стыдливо пряча лицо. Слышались только приглушенные, жалкие всхлипы и не прерываемое: «не виновата… не виновата». Вторила она это через силу, успокаивая и гладя себя. Розалинда тихо перебралась на ее сиденье. Робкое, слабое прикосновение. Поерзав, Ширан взглянула на нее и, взяв подол платья, обтерла опухшее лицо. «Она еще и вчера, видимо, плакала, — сочувственно заключила Розалинда, — как помочь? Что это такое — помощь? Я не знаю… просто обнять? Не могу же я сказать уверенно, что все будет хорошо».

— Ничего, — Ширан хотела сказать, как можно пренебрежительно, но беспокойство все же проскользнуло, — я не хотела. Не стоит. Да уж… сижу перед вами, реву, а вы смотрите на меня, понять ничего не можете. Извините, однако, одно я от этой женщины вынесла — не ныть. Только плюнула на это. Такое наказание…

— Ты не сделала ничего плохого, — Розалинда потрепала ее по плечу и улыбнулась, — ты все сказала?

— О чем ты?

— Тебя еще что-то волнует? Знаешь, я, когда была совсем девочкой, кричала от обиды. Да так, что стены приюта чуть ли не валились. Помогало, правда, меня запирали потом и вели на экспертизу. Мол, демон в меня вселился. Но это ничего… не серьезно. Так что прошу, не калечь себя и расскажи обо всем, что ты хотела сделать с ней. И не сделала?

— Я… не знаю, — пронзительный, испуганный взгляд, — я не видела, не могла… Не верь во весь этот бред. Не надо. Я хотела, хотела, напугала ее, что, вот, если не заткнешься, так я помогу тебе. Но нет, я не сделала. Ее удивление само чуть не убило, я не вмешивалась. С ней припадок случился. Не помогла. Ей недолго осталось. Скоро избавлюсь от мучительницы. Лежала на диване, не двигалась и смеялась! Надо мной! Никогда такого не было, слышишь, слышишь меня? Кричала, как резанная, царапала себя… кровь была. Не помню, забываюсь… — Ширан отодвинулась от нее к самой стене, прижалась к ней коленями, — не хочу быть опасной для тебя. Она тянула руку, что-то говорила, как мне показалось, но… нет. Я не смогла.

— Как ты грозила ей? Ножом?

— Да. Я не могла сделать ничего другого! Это издевательство! Меня нельзя простить также, как и ее. Нет, виновата только она. Я не хотела… правда, не хотела, — она вновь заплакала: отчаянно и по-детски невинно, — она вынудила меня сделать это. Я не владела с собой. И не говорила Дагель, что была у нее. Вдруг подумает, что я убийца. Тогда мне конец. Не хочу в тюрьму. Никуда не хочу. Она и не спрашивала, мне повезло. Но этот осадок того, что в руках моих было лезвие… ты не знаешь, но я презираю убийства. А сама чуть ли не убила. Или убила. Не знаю, но она выглядела вся такая побледневшая, как труп разукрашенный. Она не оставила мне ничего, и еду я с пустыми руками. Отыскала монеты. Они в кармане… их пять. Еще потом две нашла в копилке и ожерелье взяла. Однажды она сказала, что купила его за три золотых. Ничего, выживу. Это золото и есть мое утешение…

— Ширан, погоди, — звучала она напряженно, точно готовая что-то предъявить, — ты помнишь хотя бы тот момент, когда ее убила этим ножом?

— Нет! Я не убивала! Она сама! Правду говорю, она с ума сошла. Розалинда, не вини меня. Как я могла убить ее? Я даже руку не поднимала. Это глупости… ты что… подозреваешь меня?

Тон ее стал понижен. Все плотнее прижимаясь к окну, Ширан часто заморгала, избавляясь от слез и, получив отрицательный ответ, замолчала. Силы из нее все выдохлись. Тем временем карета их мчалась по полю. Изредка в колесах скрипели камни, песок, выводя ее из себя: тело ее было до того напряженно, что, казалось Розалинде, злость вскоре взорвет ее изнутри. Дорога до города их прошла в томящем безмолвии: Филген, не сказавший ни слова, с опаской искоса глядел на Ширан, как на сумасшедшую, Розалинда мечтательно вздыхала, смотря на то, как стремительно переменялся пейзаж. «Не такой я ожидала путь. Но, если она все же пришла, то, конечно, такие эмоции не будут лишними. Не самое лучшее начало…». Каждый витал в своих лабиринтах, и выглядели настолько отстраненными друг от друга, то незнающий человек сказал бы — незнакомцы, вынужденные запереться в одной клетке. Розалинда вытащила из сумки два пропуска, посмотрела на ее, слегка помятый, и слабо улыбнулась. «Хорошо, что только они нужны. Так бы мы и застряли здесь». Надежда, вселявшаяся в душу, оставалась лишь в этих бумажках.

***

Корабль, ярко освещенный, стоял поодаль от набережной. Отсвечивал беспечный свет из фонарей — такой непривычный для людей, чьи ночи тонули во мраке. Да уж, это не деревня! Через час он должен был выйти в океан. Прибыли они намного раньше; точное время не рассчитали. На береге выстроились острые ряды: дома в столице отличались высокими куполами, будто колами, и такими же узкими решетчатыми окошками. Судно это стояло гордо, как настоящий спаситель — и была в этом своя правда. Народ, испуганный угрозами о начале вторжения в Блоквел, вопреки всему, стояли целыми днями в очередях, и, конечно, нет обещания, что утомленные и измученные, они восполнят потраченное время какой-то бумажкой. Иной раз, по слухам, по невнимательности проверяющий проскальзывали за борт проныры без пропуска, но места так себе и не находили — спали прямо на полу палубы, в коридорах, в углах камбуза и были оштрафованы. Корабль готовили к отплыву: в трюмы загружали хлеб, овощи, мясо, ящики и мешки, точно у них не было веса. Толпа уже медленно охватывала побережье: кто-то слонялся по закусочным, носился в каком-то приступе с чемоданами, кричали и пели песни о прощании.

Спустившись с дрожек, Розалинда взяла Ширан за руку и указала пальцем на небо: среди темного одеяла сияла звезда. Прогулка по городу пришлась ей в пользу: она улыбалась и более не вспоминала про конфликт с матерью. Были и сомнительный момент — время отплыва перенесли на десять часов, но пропуски оставались действительными. «Надо же, почти половину монет потратили на всякие развлечения», — говорил Филген, таская чемоданы. Остановились у скамьи на площади. Все устали бродить под палящим солнцем. Розалинда, рухнув на скамью, почесала затылок и недовольно выплеснула:

— Жара-то какая! Филген, сколько времени? Кажется, недолго ждать. А хотя, кто его знает? То есть, этот корабль и всех муравьев в нем. Посмотрите, сколько людей — да он же потонет! Точно, и придется нам на какой-нибудь дощечке плыть по океану, а там… в глубине…

— Что в глубине? Погибель? Только и она. Я плавать никогда не умел, — Филген сел рядом и потянулся, — корабль всегда отплывал таким переполненным, и никакой не тонул. Или ты так любишь драматизм? Именно мысль, что, когда мы окажемся за бортом, он рухнет?

— Нет, конечно! Как это любить можно? Если бы там были ненавистные мне люди, то хорошо. А почему ты это исключаешь? Может, и правду мне гадалка напророчила, что смерть меня ждет. Только это пять лет назад было… но что это — ближайшее время? Всегда оно было для меня бесконечным, особенно взаперти. Ладно, ладно… — пробурчала она, видя его недовольный взгляд, — забудем. Но я рада буду очутиться на родине. Мне хочется побродить и посмотреть, какую работу они провели на кладбищах.

— Зачем тебе туда? — вдруг спросила Ширан, точно проснувшись, — кто-то умер?

— Да. Мать. Я хочу проверить, похоронили ли ее. Однако, сомневаюсь. Как-то раз я спрашивала у воспитательницы, куда ее денут, а она ответила — сожгут или выбросят в канаву, и так она медленно будет тлеть. Для меня это были слишком сильные слова. Благо, эти женщины-«матеря» больше не сняться мне. А то я так и слегла… было такое.

Ширан не ответила — только глазами повела куда-то в сторону, слыша, как за спиной раздавались шаги. Высокие, тонкие дома, ожившие после долгого дня, засверкали, точно мотыльки в ночь. Из магазинов несло запахом мяса, рыбой чесноком: все это ощущалось настолько ядовитым, что легко переплюнули те самые сны Розалинды. Вдалеке от корабля, на холме, вырастал замок, и свет, как ручей, струился по широким ступеням. Блоквел стал еще одним неудачным пристанищем. Любая земля ей была непригодна, всюду что-то недоставало, и наконец, единственная надежда, жившая в ней всегда — Гроунстен. Пока вокруг не было большого шума, Розалинда положила руку на плечо Филген, заставив обернуться.