Розалинда интересовалась делами этой семьи безутешно, однако не хотелось бы ей встретиться с Амери лично. Суждения и выговоры пугали ее, и представлялся ей вид совсем отбитого от нравственности человека. Кажется, все так и было.

В разговоре у мостовой она услышала от матери о том, как рада была отчаявшаяся женщина получить долгожданный ответ и прочитать в нем о возможностях приезда. Пусть он и уделил этому известию одну жалкую строку, написанную карандашом, и потертую, точно переписывал ее раз за разом, матери не было дело до этих крайностей. Воодушевление переполнило ее, стоило ей прочитать эти несколько слов, дающих ей сил на вечное ожидание. Дело состояло в том, что в бегах Амери прожил недолго, многого успев натерпеться без наставлений матери и отца.

Вскоре диалог об этом увяз, и так быстро, что Розалинда не успела поинтересоваться и выпытать больше информации.

Спустя пару минут они дошли до неприметного, словно дешевого рынка без богатств. Представления матери оказались иными, роскошнее, но Розалинда с улыбкой на лице рассказала ей о прелестях этого пусть и непримечательного, но богатого разнообразными товарами местечка.

Сперва они бродили вдоль тесных, обставленных домашней утварью коридоров, но оказались после в разделе одежды. Торговцы кричали со всех сторон, призывая горожан, и мать, отвергнув барахолку, присмотрелась к пышному платью. Вдруг приветливая женщина, видимо, иностранка, стала настойчиво рекомендовать покрой платья, возвышая все ценности. Пока она увлеклась, Розалинда мигом пробралась дальше, держа уход на своей совести, и наткнулась на едва заметного старичка в шляпе, восседающего на маленьком табурете. Голова его была опущена, а свет не просачивался сквозь плотные шторы, отделявшие старичка от всего действа. Девица, пришедшая сюда абсолютно случайно, ушла бы вскоре, если бы не споткнулась о продолговатый носок его туфли, пристально смотря на каждый его шорох.

Взбудораженная, она поклонилась к нему с извинениями, и тут же отошла, видя, как торговец просыпается. Он встряхнулся, и, точно не помня себя, оглянулся по сторонам. Взгляда его не было видно, но, приговаривая что-то шепотом, он посмотрел на Розалинду и, как-то неловко улыбаясь, поздоровался.

— Что же ты, стоишь здесь? Небось меня разглядываешь? — хрипло засмеялся он, откашливаясь, — Мне-то, милая, недолго осталось. Или завлекли мои кулоны?

Розалинда в беспокойстве ступила шаг, и хотела было уйти, но наставления совести пылко удерживали ее на месте. Подле старичка, на деревянном и грязном столике, точно прожившем с ним всю жизнь, лежали всякие неприметные и бесполезные вещи. Только блеск камней завораживал взгляд, а красота ожерельев пленила волю заплатить старичку. Он пожал плечами, будто разминаясь, и пристально глядел на девицу, выпытывая ее внимание. Она поджала губы, и извинения вырвались из ее уст.

— Да что ты, обиды на тебя не держу, — он махнул рукой, вновь откашливаясь, — Сейчас времена трудные, нужно спасать себя. Тебе, милая, особенно нужно не терять жизнь в расцветающей поре. Есть у меня штука, спасет она тебя, — старик демонстративно протянул ей кулон с небольшим зеркальцем внутри, — В свою молодость она меня уберегла, а сейчас погибаю, и некуда девать. Возьми ты.

Открыв кулон, он снова показал зеркало, невнятно бурча себе под нос. Девица в смятении огляделась, и, благо не задерживаться и не выслушивать выговора, тут же согласилась на его, как после оказалось, подарок. Розалинда было полезла в карман за купюрой, но ее тут же остановил старческий, едва слышный голос.

— Не приму денег, — воскликнул он громче обычного, — Не нужны они мне больше. Силы этого кулона бесценны, и не простил бы я себя, дуралея, за то, что взял деньги. Оставляй себе, милая.

Без лишних слов, она взяла с его рук кулон, и, пряча в карман, вежливо улыбнулась. Думала она и, кажется, предчувствовала, что старик этот не обычный горожанин, впрочем, с доброй и большой душой, а колдун, ибо как ему удалось достать магический кулон из рук мага? Попрощавшись, она шагала назад с огромным предвкушением, вот только одна мысль мелькнула в голове, и, резко развернувшись, она спросила.

— Погодите, а для чего мне этот кулон? Какова его польза?

Но ответа не последовало. Она оглянулась на вид спящего старика, и уж подойдя к нему, шепотом повторила свои слова. Вздрогнув, он посмотрел на нее, словно не узнавая, но все же сказал, пусть и не прямо и четко, но удалось выпытать хоть пару слов.

Заклинание ей сразу приелось в голову, но все же она хотела записать его, вернувшись домой, чтоб вещица не пропала даром. Все-таки, старичок выглядел покойником, мимо которого проходил каждый человек. Розалинда пожелала удачи и, развернувшись, с нетерпением поспешила к матери. Если она пробыла недолго, то та и заметить ничего не успела. Виделась Розалинде дикая ее заинтересованность в платье, так что никаких сомнений не оставалось.

Правда, наихудший исход событий сбылся. На углу, у самого выхода, она увидела беспокойно озирающуюся мать, и побежала прямиком в ее объятья.

Всполохнувшаяся Дарья с волнением оглядела Розалинду, точно выискивая на ней следы похищения или угроз. Рассказав об ее трепете и потерянности, Дарья на миг обняла дочь и тут же взглянула на нее встревоженно и гневно. Розалинда уверила ее в свою абсолютную неприкосновенность, и насильно повела разбушевавшуюся мать на улицу.

Все-таки невзгоды и обиды мигом стихнули. Про кулон и старика девица так и не рассказала, зная, с каким презрением и предубеждением относится Дарья к подобным вещам, от которых болезненно кружится ее голова.

На необычайное удивление, и, пожалуй, этому способствовала магическая привязанность, но в память, оскверненную всякими нечистями, проник дряхлый и уставший старик. Доброта его ощущалась мгновенно, как теплота морщинистых рук. Как бы ни терпко было желание, но никто более не узнал об этом человеке. По пути домой, Дарья говорила много, быстро и временами столь неразборчиво, что Розалинде приходилось неловко выслушивать и просить повторить сказанное.

Сердясь на равнодушие и незаинтересованность дочери, она выглядела как помешанная. Иногда, на счастье, словно внутренняя сварливость и детская капризность пробуждалась из стертых глубин, не теряя свое ужаснейшее существование.

Забавно, но после брани и осуждений, ее щеки заливались румянцем, а взгляд метался из стороны в сторону в огромном смятении. Розалинде всегда казалось странным и необычным ход развязки, однако, ее силы были бесполезны, чтобы разузнать об ее душевном состоянии.

Как раз после этой прогулки, принесшей девице множества чувств и неожиданностей, в доме раздался стук в дверь. Пришедшие женщины только недавно вернулись домой, и в великом энтузиазме Дарья поприветствовала гостью. Ею оказалась миссис Хендерсон. Промокшая до нитки, уставшая, словно раб, она глядела на подругу растерянно, и молча умоляла впустить ее в дом. Одежда на ней легкая и совершенно мокрая, облегающая силуэт худого тела. Дарья спохватилась за служанкой, приказывая принести сухой одежды, не спрашивая о желании Авианы, — достопочтенной матери Амери. Она схватилась двумя руками за ее предплечья, спускаясь ниже, и тут же перехватила ее запястья. Потерянная, точно обезумевшая, Авиана прозябла от холода настолько, что не могла выговорить ни слова. Лишь мелкие обрывки, неразборчивые, и весьма пугающие вылетали из уст.

— Что же это? — волнуясь спрашивала Дарья, словно выпытывая, — До чего ты довела себя?

Снова молчание, с каждой секундой пугающее все сильнее. Как только пришла служанка, — а за ней еще одна, — она под руку повела бедную Авиану в уборную.

Знакомый дождь омывал поникшие в своей безудержной тоске дома, лился на глухую землю, разбиваясь об нее…

Явление обыденное, однако сейчас, в сумерках, какое-то настораживающее. Пасмурный прохладный вечер навеял теплые воспоминания о тех мутных, но временах. Удары дождевых капель об окна дополняли волнительную тишину приятными, словно родными мечтами. Впрочем, не все жители этого дома были столь обеспокоены. Ни двое мальчишек, ни Розалинда понятия не имели о гостье из приближенной семьи. Да и желания узнавать что-либо о мире за стеной не было.