— Он убьет… убьет меня здесь, — проговорила она медленно и слабо, с искривившимися в болезненную улыбку губами. — Вот, чего я боюсь. А если придет сюда, в ваш дом, то жертвой стану не только я. Понимаешь? Будут свидетели, так он их сразу зарежет… все ждал от меня письмо. Но теперь уж я знаю, для чего ему нужны мои деньги.

— Наследство, — тихо прошептала Розалинда, вспоминая. — У него ничего нет.

— Вот. Наконец-то ты меня поняла! Амери ждал, ждал мою смерть. Но деньги я ему ни за что не отдам.

«Неужели… неужели, — мелькало в ней. — Видимо, все и правда так. Амери обыкновенный скупой подонок. Однако, что же Авиана не может раз и навсегда покончить с ним? Не связываться… Хотя, переезд без малейшей новости тоже хороший шанс скрыться ото всех. Дарья не переживет этого… Она метается из крайности в крайность. Невозможно! — отталкивала она от себя эту мысль, чувствуя прилив бушующей злости и тревожности. — Даже если тому и быть, они ведь не смогут прожить друг без друга. С чего я вообще забочусь об этом?»

— Я помню! Помню все, как наяву, — остановившись на тропинке, она приложила руку ко лбу. — Слышишь? Мне не хорошо… Чувствую, наша прогулка продлиться не долго. Я хотела выйти на свежий воздух, да все испортила…

— Не твоя вина. Мы можем поговорить в доме.

— Пойдем уже…

Как только они зашли в дом, Авиана вдруг упала в обморок. Служанки увели ее в комнату, выделенную для нее, и всячески отговаривали Розалинду войти. Дом захватила тишина и угнетающее спокойствие. Розалинда заперлась в спальне, обдумывая слова Авианы, пусть и не многие. И казалось даже, она настояла на том, что Авиана упустила некие подробности, чтобы не морочить себе голову. Впрочем, даже из чувства беззащитности эта женщина не желала распространяться. Дарью она будто бы избегала, стыдясь и упорствуя на своих внутренних убеждениях. Все-таки дело запутанное и никак не трогавшее Розалинду. Значит, все эти рассуждения напрасны.

Она стояла, долго стояла, и чем глубже уходила в мысли, тем чаще стучало сердце. Вдруг послышался сухой треск с окна — видимо, простая ветвь. Всякое глупое замечание разгоняло в ней интерес, но стоит лишь об этом задуматься, так сразу эта мысль, абсурдная и ничем не обусловленная, тащила ее в глубинку непроглядного, мрачного леса. И тут неожиданно вспоминается Розалинде дневник — лучик солнца среди хмурого неба! Без промедлений она кинулась к ящику и, убрав старые вещи, взяла его в дрожащие пальцы. Пыль тонким слоем укрыла поцарапанную обложку, Розалинда вытерла ее и открыла на пустой странице.

«Я все боялась написать самое заветное, самое значимое желание, — думала она. — Если напишу, то буду переживать, что получу обратный эффект. Много же трудностей у меня возникло из-за тебя… Афелиса. Жива ли она? Может, я зря переживаю. Если она умерла, то буду волноваться еще больше…»

— Да к черту, — вырвалось у нее из мыслей. — Я хочу защищать Гроунстен. Все же, я уже не маленькая девочка!

Положив голову на руку и оперевшись локтем об стол, она выводила произвольные линии, никак не смирившись с опасным желанием.

«Если я и уйду, то кто останется с мамой и Авианой? Они же умрут без меня в первый день. Уйду без оглашения, просто… ночью выскользну из окна, проберусь по крыше… Но, вдруг заметят? Да будь так, но эти шайки пьяниц и близко не осмелятся подойти к моей матери. Она не сможет, не сможет! Жизни ей не будет. Но не будет жизни и всем магам на планете! Авиана уедет, и она совсем одинешенька останется с двумя мальчиками на руках. Никто и не вспомнит о ней. Однако же, если я расскажу о всех моих задумках, то почтет меня за сумасшедшую, закроет в комнате без окон. Оно мне не нужно».

Розалинда терялась в мыслях.

Обычно, Дарья по особым вечерам устраивала балы, созывая всех значимых и достопочтенных лиц. В этот раз она снова разговаривала об этом и уже велела разослать приглашения, хриплым голоском прикрикивая на распереживавшуюся служанку, не вставая с кровати.

— Скучно, я скоро помру здесь! — жаловалась она Розалинде. — Ты посмотри, как там Авиана, а то погляди, совсем с дубу рухнет.

— Авиана плохо себя чувствует.

— Оно и понятно. Все ревет, ревет, да и выревела свое счастье.

— Я хочу рассказать тебе нечто важное, это может встревожить, особенно тебя и твою чувствительность, — пробормотав, она побледнела в испуге и тревожности. — Вот только не нужно резких выкриков, опровержений. Ты, как и я, да и как все другие должны знать. Пусть эта новость и слишком волнует, и…

— Говори прямо к делу, — выкрикнула она со взглядом, горевшим от негодования. — Да чтоб тебя черт побрал! Суть!

Розалинда замерла в полнейшем испуге, играясь с кольцом на пальце.

— Ничего, сейчас прямо и скажу. Ты не примешь мои слова и скорее всего сочтешь за ложь, но сама попросила в конце-концов говорить правду! — проговорила она в полголоса, точно не вполне осознавая, что хочет сказать, и есть ли вообще здравые мысли на уме. — На Улэртон надвигается войско охотников. Сейчас. Они окружают дома и убивают невинных людей. За что? За что же? Они подозревают каждого встречного в колдовстве, и мы тоже можем умереть от их рук, — прерывающимся голосом она пыталась выговориться, метая взгляд на что угодно, но только не на недовольное лицо Дарьи. — Понимаешь, в любое время эти уроды могут ворваться в наш дом и прикончить. Ни за что. Что уж говорить, если охотники тиранят невиноватых магов, просто за то, что они существуют. Позор! Не понимаю, как ты до сих пор поддерживаешь их, злорадных тварей, бездушных и никому не нужных олухов! Если все было так просто! Твоя Авиана уезжает далеко в Блоквел из-за них. Но язык у нее не повернулся прямо сказать, обвинила только сына. Так скажи, ты по-прежнему ненавидишь магов и прославляешь охотников? Вот, что я хочу знать!

Розалинда молча подняла на нее свое бледное и грустное лицо, не сказав более ни слова. Сердце болезненно сжалось. Ощущение свободы и необыкновенной злости стянулись в тонкую нить. Но после ложного чувства вседозволенности, она от страха ничего не могла выговорить. Мрачным взглядом Розалинда вглядывалась в искривившиеся черты лица Дарьи, и кажется, пока она не обдумала всю подноготную ее слов, ожидать резкого порыва всяких ругательств и возмущений было ни к чему. В минуту молчания странное, неожиданное чувство едкой ненависти прошло по ее сердцу.

— Вот, девочка, понавыдумывала и свое творение огласить хочет, — она улыбнулась, но не посмеялась. — Фантазия хороша, только используй ее к месту.

— Все это правда! — выкрикнула Розалинда, ужасно оробев.

— Твоя правда.

— Я не услышала ответ…

— А какой ответ ты хочешь услышать? — спросила она насмешливо. — Я даже и не предположу… Не понимаю, к чему тебе это колдовство, если не колдунья? Вот комедия! Другим расскажешь, так они сразу либо со смеху упадут, либо сожгут.

— Скажи, ты бы приняла ребенка, оказавшегося магом? — Розалинда отступила назад. — Или сожгла бы?

— Ни к чему мне это отродье! Еще не хватало, чтобы маги разгромили мне дом, так еще и убили. Не выдумывай, Розалинда. Все это шуточки прескверные, несмешные и абсурдные! Лучше почитай один рассказ юморной… — Дарья задумалась, припоминая. — Таинственный… хм, загадочный! Вот! Загадочный улов. Там и юмору научишься и меня порадуешь.

— Тебе наплевать на то, что твориться за стенами, пока ты жива, — твердо сказала она, проскрежетав зубами. — Не отрицай. Мы не про юмор всякий говорим и даже не забавляемся. Я хочу, чтобы ты наконец-то открыла глаза и осмотрелась вокруг. Даже Авиана бежит из Улэртона, а тебе все равно.

— Как бежит? — будто бы проснувшись, вдруг сказала Дарья, осознавая. — Бежит в Блоквел?

— Да! В тот самый.

— Не пущу! — начала она решительно, но с довольно сильной раздражительностью. — Побоится она за границы высовываться. Я ее знаю. Знаю, как она может поступить. Но чтобы решиться на такое…! — не договорив, как часто это случается, Дарья продолжила с новым порывом. — Я поднимусь и вломлюсь в ее дверь. В дверь бесстыдницы. Все эти дни она рыдала мне в плечо, а теперь нагло уворачивается! Ну-у… поревет она у меня. А ты чего у порога стоишь, будто боишься? Ты садись, да не уходи. Я пойду схожу к ней, пусть только попробует не отпереть.