Атенаиса покачнулась, и крик ужаса вырвался из ее груди.
— Останься, Мария! — простонала она, — я все сделаю, я освобожу Сэн-Круа.
Но было поздно: Марии де Бренвилье уже не было в комнате; выскочив в коридор, Атенаиса увидела лишь, как темная фигура маркизы исчезла за поворотом.
Монтеспан вернулась в комнату и в изнеможении опустилась в кресло; так провела она довольно долгое время, против воли погружаясь в воспоминания прошлого.
Из этого состояния ее вывел голос камер-юнгферы:
— Уже половина одиннадцатого, маркиза!
Атенаиса вскочила.
— Экипаж уже подан, репетиция начнется через полчаса.
— Твоя правда, — ответила маркиза, — я немного рассеяна сегодня.
После этого она принялась поспешно доканчивать свой туалет.
Выйдя из дворца, маркиза де Бренвилье дошла до улицы Сэн-Поль, где села в наемный экипаж и поехала в дом Обрэ. У ворот последнего ее встретил растерянный швейцар.
— Сударыня, — воскликнул он, — не входите лучше!.. У нас беда.
— Что случилось? — взволнованно спросила маркиза, — я вижу свет в окнах.
— Несколько времени тому назад пришел господин маркиз де Бренвилье и велел запереть все двери, а потом явилась целая масса людей и среди них много тех, которые все приходили сюда с долговыми расписками, но которых я не принимал. Все кричали и требовали Вас, барыня, но господин маркиз был очень спокоен и приказал наложить везде печати.
— Мой дом заперт, ограблен ростовщиками, благодаря дерзости моего супруга! Я, маркиза де Бренвилье, выгнана из собственного дома! — с отчаянием воскликнула Мария, опускаясь на скамью.
Однако через несколько времени, немного оправившись, она приказала привести экипаж, а когда последний был подан, она шепнула несколько слов кучеру и уехала.
Полчаса спустя, экипаж остановился у красивого дома; маркиза поспешно вышла, позвонила у дверей и сказала отворившему дверь слуге:
— Я хочу немедленно видеть господина де Пенотье. Доложите: маркиза де Бренвилье.
Через несколько минут слуга вернулся и попросил маркизу следовать за ним.
Пенотье встретил ее в приемной и вежливо поклонился.
— Не будем терять время, — сказала Мария, — вот прочитайте! — и с этими словами она протянула Пенотье записку; последняя была от Сэн-Круа.
“Скажи господину де Пенотье, — написал он, — что я многому научился. Я нахожусь в одной комнате со знаменитым Экзили и знаю средства, которые доставят генерал-контролеру блестящую победу. Но для всего этого я должен выйти отсюда на свободу. У Пенотье огромные связи; ему удастся освободить меня, если твои попытки окажутся безуспешными”.
Прочитав записку, Пенотье задумался, а затем спросил:
— Имеете ли Вы какое-нибудь понятие о тех средствах, которые мне обещает поручик?
— Конечно, господин де Пенотье, — ответила Мария, — подумайте о том человеке, с которым он познакомился в Бастилии. Ведь это — Экзили…
— Что общего может быть между моими планами и этим отравителем?
— Я знаю только, что Годэн назвал мне одно имя: Сэн-Лорен.
Пенотье вздрогнул, а затем прошептал:
— Ради Бога, говорите тише!..
— Вот видите, это имя приводит Вас в содрогание.
— Но как мог Сэн-Круа…
— Представьте себе, что Годэн узнал от Экзили об известных средствах, которые могут вычеркнуть человека из числа живых, не оставляя ни малейших следов. Подумайте только, какую власть Вы приобретете, когда Сэн-Круа, в благодарность за освобождение, сделается послушным орудием в Ваших руках!..
— Ну, хорошо, — ответил Пенотье, — я постараюсь освободить Годэна. Сообщите ему, что он может рассчитывать на меня. Теперь Вы спокойно можете вернуться домой.
— Это невозможно, — ответила Мария с горькой улыбкой. — Мой дом опечатан.
— Вы шутите! — воскликнул Пенотье.
— Нисколько! Я совершенно бесприютна.
— Я слышал, если не ошибаюсь, что маркиз вернулся из Германии?
— Да, и натравил на меня ростовщиков и кредиторов. Не будете ли Вы так добры одолжить мне денег?
Пенотье смутился.
Видя это, Мария продолжала:
— Ну, да, конечно, Вам не хочется исполнить мою просьбу: ведь я отверженная, перед которой закрываются все двери…
— О, нет!..
— О, да, скажу я. Все те, которые раньше добивались моего знакомства, закрывают теперь свои двери передо мной. Если Вы не хотите одолжить мне денег, — голос маркизы задрожал от стыда и гнева, — то подарите мне небольшую сумму, как милостыню; ведь я прошу немного! — проговорила она задыхаясь.
— Маркиза, — воскликнул Пенотье, которому эта сцена становилась неприятной, — Вы уничтожаете меня. Вот мой кошелек; все, что в нем есть, — в Вашем распоряжении; если хотите больше, то я готов…
Маркиза дрожащими руками взяла кошелек и, высыпав лежавшие в нем золотые на стол, отсчитала пять из них, после чего проговорила:
— Я беру эти пять пистолей от Вас, как милостыню. Больше мне не надо.
— Ваш голос звучит как-то страшно, маркиза, — сказал Пенотье. — Что Вы затеваете?
— Не бойтесь, — ответила Мария со странной улыбкой, — сегодня же ночью я уеду к своему отцу. До свидания, господин Пенотье!.. Вы скоро услышите обо мне; не забывайте Годэна!
С этими словами маркиза покинула Пенотье и вышла на улицу.
Сев в экипаж, она отправилась на почтовую станцию и, приехав туда, спросила у сонного чиновника:
— Могу ли я получить лошадей и экипаж в Офмоне?
— В Офмоне? Через полчаса, сударыня; туда девятнадцать лье, будет стоить пятьдесят шесть ливров.
В полночь Мария де Бренвилье покинула Париж.
II
Друг Пенотье
На другое утро Пенотье встал очень рано и в сопровождении двух слуг отправился в Тюильери к графу Лозену, который во время пребывания короля в Версале занимался вместо него различными государственными делами.
— А, с добрым утром, — проговорил Лозен входившему Пенотье, протягивая ему руку и не отрываясь от бумаг, которыми был покрыт весь стол. — Ну, с чем Вы пришли?
— Прежде всего с хорошей новостью, — ответил Пенотье, пожимая руку Лозена и без стеснения располагаясь в кресле. — Я почти сговорился с Куртнэй относительно покупки, которую Вы хотите сделать.
— Быть не может?! Прекрасно, Пенотье! Ведь это — очень выгодное дело.
— Без сомнения. Они только требуют довольно большую сумму наличными; но ведь Ваша касса достаточно полна, граф, и Вы можете исполнить желание продавца, — сказал Пенотье, искоса посматривая на Лозена.
— Я совершенно не при деньгах, — проговорил граф, наморщив лоб. — Сколько они хотят?
— Триста тысяч франков.
— Фу, — сказал Лозен, надув щеки, — довольно приличная сумма! Нет, этого я не могу; придется отказаться от покупки. Наличными у меня не найдется и ста тысяч.
— Гм… — проговорил Пенотье, — я мог бы ссудить Вам эти деньги, граф.
— О, как это хорошо! — ответил Лозен. — Вы дадите мне эти деньги под залог имения, и я верну их, когда буду в состоянии. Назначьте срок.
— Ну, полно, дорогой граф! Мне не нужно никаких залогов… я и так Вам верю.
— Вы чрезвычайно обязываете меня, Пенотье.
— Пустяки!.. Я только попрошу Вас сделать мне небольшое одолжение… Как видите, я вовсе не так бескорыстен, как Вы думаете, граф.
— Говорите! Вы очень заинтересовали меня.
— Граф, я попрошу Вас оказать свое содействие и возвратить свободу человеку, который благодаря семейным интригам уже несколько месяцев томится в тюрьме.
— Какая странная сделка!.. — засмеялся Лозен. — Но я согласен. Кого же я должен освободить?
— Ни больше, ни меньше, как Годэна де Сэн-Круа.
Лозен откинулся на спинку кресла и после некоторого молчания проговорил:
— Черт возьми! Это не легко; на нем лежат тяжелые обвинения, тут замешан старик Обрэ с сыновьями… Однако я все же попытаюсь.
Пенотье встал и спросил:
— Когда же состоится покупка имения?
— Когда Вам угодно. Приказ об освобождении Сэн-Круа не заставит себя долго ждать. Сегодня у нас среда; в субботу он будет выпущен из тюрьмы.