В Абри мы поймали грузовик в посёлок Фарек. В кузове, помимо других пассажиров, ехал мужик в очках. Если вы в Судане увидите человека в очках, одетого по-европейски, то он окажается или 1) англоговорящим южанином, или 2) англоговорящим и не патриотически настроенным северянином. Вышло второе. Мужик всю дорогу клеился к Нотке и жевал какую-то траву.

— Жевательная трава — харам (запрещённая), — сказал я ему.

— Нет, не харам. У меня отец великий шейх (4 жены, 25 братьев), весь Коран знает наизусть, и он говорит, что трава — не харам. Сам жуёт и нам даёт!

Мне захотелось попасть в гости к мужику в очках, посмотреть на великого шейха, но нас не позвали: возможно, это были выдумки очкарика, клеющегося к Нотке.

А вот какие грузы ехали в кузове грузовика: макароны, сахар, маленькое искусственное египетское молоко в 150-граммовых пакетиках, вёдра с краской, ящик со стаканами (!) (предмет особых забот сына шейха), манговый сок в бутылочках, матрас, пепси-кола в железных банках, бисквиты и кексы в ящиках (уже деформированные), сыр, шоколад (не скисли ли?), халва. Всё это везлось из Египта через Вади Халфу в один из магазинов в Делго (городок по дороге). У суданцев были этакие накладные — клочки бумаги. Прибыв в Делго, остановились в тени большого дерева и всё это добро разгружали. Борта грузовика очень горячие, хоть яичницу жарь прямо в кузове. Думаю, здесь из того, что доехало по ухабам и жаре, — осталось немногое, и это пойдёт в продажу по тройной цене. Суданцы переговариваются:

— Мыло где?

— Где мыло? Два ящика мыла…

Вечером 18 сентября мы приехали в посёлок Фарек. Нас предупредили, что в Фареке «фундук мафи» (нет гостиницы), и мы очень обрадовались. Здесь мы прожили больше суток: ночевали две ночи у местных жителей, а днём сидели на трассе, пока не выяснили, что дорога наша ведёт в никуда (а асфальт пока сюда всё же не дошёл). Что представляет собою Фарек? Длинный — на пару километров — посёлок посреди пустыни, недалеко от Нила, с песчанными улицами и домами из необожжённой глины, окружёнными глиняными заборами. Пара больших мечетей с высокими минаретами. Ко времени молитвы в мечети включают генератор электричества, чтобы азан (призыв на молитву) можно было испускать через репродукторы, установленные на минарете. Козы, телеги, верблюды. Пальмы вдоль Нила. В домах — керосиновые лампы. Финики сушатся во дворах. Суданцы в белых халатах и чалмах; женшины — разноцветны и общительны; дети — любопытны и пугливы. Вечером местные жители, совершая молитву, освещают помещение керосиновой лампой, и тени от белохалатных фигур шевелятся на глиняной стене, дрожа в неровном свете керосинки, как и сто, и двести лет назад. Рыжая нильская вода в глиняных кушинах, стоящая под соломенным навесом, одинаково годная для омовения, для загрязнения и для питья.

В центре посёлка — магазин, он же автостанция, куда подъезжают время от времени большие пустынные грузовики. Оказалось, правильная дорога, по которой идёт большинство машин на Донголу, проходит мимо магазина и углубляется в пустыню. Проведя в Фареке две ночи и день, только 20-го мы перешли на правильную дорогу. Тут нам повезло: быстро застопили машину, покинули Фарек, переправились на пароме через Нил и приехали в Донголу.

Вода в Ниле совершенно чёрная. Эта густая жидкость, похожая на нефть, перекачивается в земляные каналы, идёт в городские водопроводы, течёт из крана в особняках богачей, наливается в питьевые «потеющие» кувшины. Хотя и грязи там ложка на стакан, кружка на ведро, никто не считает эту воду нечистой. В одном месте мы ждали машину рядом с кувшином чёрной воды; поставили кружку под кувшин: там, просачиваясь сквозь поры кувшина, капля за каплей вытекала прозрачно-родниковая вода! Ждали, когда хотя бы полкружки накапает… Тут прибегает суданский парнишка, хватает кружку: глядь, вода в кружке какая-то белая, бракованная! — резко выливает её, мы и слова не успели сказать, — черпает из кувшина чёрную, нефтеподобную воду и выхлебывает пол-кружки. Потом убегает дальше по своим делам. А мы остаёмся опять без воды и ставим кружку вновь на прокапывание…

— Это деликатесная вода: из Нила, — сообщают нам суданцы.

Ближе к Донголе — при внимательном рассмотрении — мне удалось заметить разные изменения. Судан стал богаче, началось строительство асфальтовых дорог, и вот уже под Донголой виден кое-где асфальт. Помимо кузовных машин самой распространённой здесь марки «Toyota-Hilux» появились более нежные, комфортабельные и дорогие джипы, пока в небольшом количестве. На грузовиках, помимо мешков с финиками, того и гляди, опять везут спутниковую тарелку. В Донголе — да, уже в Донголе! — появилась мобильная связь, и можно увидеть бородатого суданца в чалме и белом халате, общающегося с кем-то посредством трубки, ранее здесь неизвестной. Скорость машин возросла, а процент останавливающихся снизился — со 100 % до 70 %, пожалуй. В городах появились, о чудо из чудес, «кола» и «фанта» в пластиковых бутылках по полтора и два литра. Через десять лет (неужели?) они заменят суданскую нильскую воду. Или выпустят минеральную чёрную воду в бутылках: «Чистая природная нильская вода (100 % очищенная и обеззараженная)»?

Или, ещё хуже, появится подделка под нильскую воду, вода из концентрата: «Лечебно-профилактическая вода «НИЛЬСКАЯ-СУДАНСКАЯ». Состав: 1. Очищенная и обеззараженная вода. 2. Концентрат С790 «Нильская грязь», идентичный натуральному, одобренный Африканским сообществом»? Ведь в цивильных, пресыщенных странах уже выпускается целебная грязь и морская соль, а в супермаркетах угли для шашлыка… Это же будет и здесь?

В Донголе на базаре мы обнаружили военного в берете и с бородой, как у Фиделя Кастро. Сфотографировали его. Смешной такой мужик!

Рядом с Донголой на трассе мы простояли пол-дня, правильных машин не было видно; вечером поднялся густой ветер с песком, так что не стало видно вообще ничего. К счастью, рядом была вписка: мы заночевали в миниатюрном оазисе, где жила всего одна семья и был один здоровенный колодец, больше похожий на яму. Вот приколько: жить среди пустыни, но недалеко от города, ездить туда на ослике, продавать свои финики, и никто тебе не мешает.

Ветер с песком продолжался и наутро. Песок хрустел на зубах.

Мы ехали втроём по Судану пять суток. Наконец, 22 сентября 2003 года мы прибыли в суданскую столицу, Хартум. Поскольку приехали поздно, поставили палатку рядом с большой современной мечетью, и никто не обеспокоил нас до раннего утра.

Суданская столица, двухмиллионный Хартум, за последние три года изменилась необычайно. В стране появились деньги, в столице появились богатые люди, больше дорогих машин и меньше машин с кузовом. Соответственно, труднее стало передвигаться по городу автостопом — раньше мы на перекрёстках запрыгивали в любую машину, сейчас не все они имели ёмкость для нашего запрыгивания. Зато стало больше Интернет-кафе, интернет в них оказался довольно-таки быстр и дёшев.

Появились необычайные, неведомые ранее в Судане товары. Не только бутылочная кола (рядом с Хартумом открылся, как говорят, крупнейший в Африке завод по её разливу). Соки в пластиковых литровых упаковках успешно конкурируют с натуральными соками из природных фруктов, выжимаемых прямо на ваших глазах. А также и мороженое: в предыдущие годы нигде в Судане мы не видели мороженого, а сейчас оно начало продаваться в супермаркетах, которых раньше тоже в Судане совсем не было. Йогурты, молоко пастеризованное и прочие товары в пластиковых упаковках хотя и не вытеснили фуль и бананы с улиц, — но уже составили им изрядную конкуренцию. Мы сами немало потребляли цивильные лакомства и тем самым подрывали производство традиционных суданских кушаний, способствуя превращению Судана в ещё один придаток кока-кольного Запада.

Интересно, когда выпустят суданские консервы «Фуль. Срок хранения 1 год»? Каркаде-то уже есть в пакетиках!

Я купил огромные белые суданские штаны (рассчитанные на очень толстого человека) и суданский халат, и в таком виде разгуливал по улице. Интересно, что швейные изделия, судя по этикеткам, оказались китайскими! Нотка нацепила платье и платок, но её мусульманский наряд не обрадовал.