«Пора», – подумал отец Адан и приблизил свои глаза к глазам Вилли, всматриваясь в их прозрачную глубину, стараясь разглядеть в них то, что так долго искал. Перед его мысленным взором снова стали возникать воспоминания Вилли. Маг пытался найти последние, но ничего, связанного с короной, там не было. Наёмник, по имени Армандо, сразу забрал трофей с собой, и дальнейший его путь потерялся. Эрнандо не досталось ничего существенного, и он также отсутствовал в свежих воспоминаниях Вилли.

Пришлось возвращаться к самым старым, периода ограбления Скрытого острова. Вот Армандо сразу подхватил меч, любуясь им, даже не тронув взглядом матовый шар, оставшийся лежать на щите. Вилли же сразу бросился к короне. Его воспоминания гласили.

«Убранство царственной головы представляло собой толстый обруч из кости с прикреплёнными к нему акульими зубами, инкрустированными драгоценными камнями и жемчужинами. В центре короны горел кофейного цвета янтарь, размерами с куриное яйцо, внутри которого находилось какое-то существо, разглядеть которое я не смог».

Отец Адан увидел глазами Вилли эту корону, рассмотрев её во всех подробностях, после чего отпустил память Вилли и отстранился с тяжёлым вздохом. Эксперимент пора было прекращать. Во-первых, голова с каждым разом выдавала всё меньше воспоминаний, и они с каждым разом всё больше и больше теряли краски и подробности произошедшего. Мозг, хоть и незаметно, но неумолимо умирал.

Во-вторых, это становилось опасным, в свете известий о съехавшихся на остров конкурентов. Голову надо было уничтожить, чтобы больше никто из вражеских магов не смог вытянуть из неё и йоту информации.

Спрятав обратно ценный артефакт, маг взял голову навечно замолчавшего Вилли и вынес из потайной комнаты в другую. Поднеся её к камину, он произнёс нараспев самую мощную арию огня, провёл пассы, нагнетая воздух, и резко швырнул череп в огонь.

Пламя ярко вспыхнуло и загудело, стремительно пожирая голову окончательно умершего многострадального Вилли, пепел от неё промчался сквозь каминную трубу и вылетел в ночное небо, рассыпавшись быстро гаснущими искрами и невесомым прахом.

Далеко в море, Абу Насир, стоящий на носу стройной шебеки проводил взглядом искры, взметнувшиеся над Чёрным замком, и опустил взгляд, задумавшись о предстоящем дне.

А отец Адан ещё раз посмотрел на опустевший камин, развернулся и направился по внутренней винтовой лестнице вниз, на ходу размышляя, что же это было за инфернальное существо, которое он разглядел в центре костяных зубцов короны.

Утро ярким светом пробилось в комнату сквозь окно, забранное частой решёткой, пощекотав мои глаза теплыми лучами. Свежий ветер бросил внутрь комнаты мелкую чёрную пыль, принесённую из замка, и я чихнул.

Вот приснится же всякая гадость! А снился мне Вилли, тот самый, давно позабытый Вилли, с которым мы славно повеселились, а потом расстались в Ирландии. Этот рыжий бродяга познакомил меня со своей матушкой, ведьмой по имени Аерин. Она поправила мне лицо, сделав пластическую операцию с помощью магии и остро заточенного ножа.

Ведьма она была опытная и я до сих пор помню её изумрудные глаза, в которых скопилось вековое понимание и сила женского начала. Она помогла мне, и я был ей благодарен.

Почему-то мне во сне явился не весь Вилли, а словно бы, одна его голова. И прежде чем исчезнуть из сна, он несколько раз мне прокричал.

– Филин, Филин! Тебя прислало ко мне само Провидение, и я смог до тебя «докричаться». Ты на острове, ты рядом. Меня уже не спасти, я полностью мёртв, осталась одна голова и частичка души в ней. Умоляю тебя, сообщи моей матери, что я погиб и попроси от меня у неё прощение.

Передай ей, чтобы она простила своего непутёвого сына, простила. Передай ей, что я её люблю и умираю, думая о ней. Прощай, Эрнандо!

И образ Вилли медленно растворился в ярком пламени.

Встав с постели, умывшись и спустившись вниз, я, в ожидании жаркого из замученного островной жизнью ягнёнка, размышлял о приснившемся. Прихлёбывая светлое вино, от красного у меня болела голова, я вновь и вновь прокручивал в голове странный сон. Что за фигня? Почему одна голова? И что означает эта красная вспышка?

Но со временем сон не терял своих мрачных красок, и я ясно помнил каждое беззвучное слово, услышанное от Вилли. Странно всё это. Да и весь этот мир был очень странным и необычным. А потому, отмахиваться от загадочных снов как-то было не с руки. Здесь ничего не происходило просто так, и просто так не заканчивалось.

Отхлебнув ещё вина, и дождавшись жаркого из козлёнка с овощами, я жадно принялся за еду. Но мысль о Аерин не выходила у меня из головы. Всё же, мои родители были далеко, можно считать, что их больше не было, как и меня для них, и поэтому хотелось что-то сделать для своего товарища. Просто в память о них.

В голове внезапно всплыл один из ритуалов призыва духа человека, которого ты когда-то мог знать. Спиритический ритуал был не очень мощным, а ингредиенты требовались достаточно простые. Делать было всё равно нечего, и я отправился бродить по окрестностям, чтобы добыть для этого всё необходимое.

Прежде всего, требовалась шкурка и кровь ящерицы и, недолго походив между камнями, я подстерёг неосторожное животное. Ловко выбросив вперёд палку, пришиб её почти у самой норки, не дав туда спрятаться.

Трофей был немедленно повешен на пояс в верёвочную петлю, и я отправился на дальнейшие поиски. Ящерка символизировала камень, нужна была ещё стихия воздуха, и мне пришлось полезть на скалы, где и возвышался Чёрный замок.

– Эй, сумасшедший, ты что там делаешь? – окликнул меня стражник с его стены.

– Пух ищу, – буркнул я.

– Что?

– Иди на хрен! – по-русски крикнул я ему.

– Что?

Вот же, блин, глухая тетеря, по-русски он не слышит.

– Пух птичий я ищу.

– Аргх! – и сверху послышался громкий смех, а потом оживлённые переговоры с другим стражником. Я молча пожал плечами.

Шпагу я с собой не взял, посчитал, что будет создавать неудобства, цепляясь за камни. А значит, спокойно мог сойти за моряка или портового рабочего. На плечах же у меня был морской плащ, называвшийся альмосела, больше напоминающий лёгкую штормовку с капюшоном. Он удачно скрывал перевязь с пистолетами и короткий тесак, висевший на поясе, как непременный атрибут любого моряка. Голова моя была ничем не прикрыта.

Поэтому догадаться о том, кто я, было очень затруднительно. Мне ничего не стоило прострелить снизу наглую рожу стражника, но зачем? Чем меньше о тебе знают, тем лучше будут спать ночью. Сумасшедший, и ладно, хорошо, что не обычный смерд.

– Так тебе любой пух и перья нужны?

– Да, – пожал я плечами.

– Держи! – и один из стражников со смехом прицелился из арбалета в голубя, кружившегося на парапете стены перед голубкой. Арбалетный болт прервал его полный сладострастия танец, сбил наземь, заставив беспомощно трепыхаться, и через минуту он замер окровавленной тушкой. Арбалетный болт, словно стрела купидона, поразил его точно в цель.

– Благодарю, – ответил я под приветственный смех стражников. Добравшись по острым камням, изломанным временем и ветром, до мёртвой тушки, подцепил его и подвесил за пояс рядом с ящеркой, а сам болт зашвырнул обратно на стену. И ушёл, провожаемый искренними обвинениями в ненормальности.

Впрочем, чтобы стражники не сильно скалились, высоко в небе собралась маленькая тучка и, спикировав на замок, разразилась коротким ливнем, прямо над незадачливыми шутниками.

Я же, сорвав между камнями несколько нужных мне трав, направился к морю. Спустившись к воде, присел на берег, вглядываясь в морскую даль. Красиво! Очень красиво! Поймав краба, подошёл к укромной скале, где разжёг огонь из собранного на берегу плавника и поставил на него котелок, прихваченный из таверны.

Огонь медленно разгорался, вылизывая днище котелка жадными огненными лепестками. Морская вода в нём медленно закипала. Уже в кипящую воду была брошена шкурка ящерицы, туда же сцежена её кровь, отправлены перья голубя, краб, несколько растений, несколько зёрен порошка и уголёк. Капнув туда же несколько капель своей крови, я нараспев, как и положено, стал читать арии вызова.