Вот же глупая.

Отшельник совершенно непредсказуемый мужчина.

И что у него в голове я все еще не знаю. Самое время вспомнить еще и про комнату, в которую я утром ломилась, чем, кажется, рассердила Давыдова. Он был очень недоволен. Сказал мне не ломиться в закрытые двери.

Я медленно прохожу к стене и осторожно нажимаю на ручку. Дверь плавно открывается, свет гостиной попадает в спальню и освещает большую кровать.

— Я могу поспать здесь, — говорю тихо, но уверено.

— Отлично, — безэмоциональный голос мужчины вибрирует в пространстве. — Спокойной ночи.

Глубоко вздыхаю, провожая взглядом Отшельника. Он быстро скрывается во второй комнате и плотно закрывает дверь.

Мне немного не по себе становится, когда остаюсь одна. И страх липкими щупальцами трогает мое тело.

Я боюсь, что у Степы могут быть послеоперационные осложнения.

А еще боюсь, что я что-то сделала не так, поэтому Лев Сергеевич вдруг замкнулся и даже не разговаривает со мной.

Принимаю душ, и спать ложусь вроде на удобную постель, но все равно как на иголках. Долго не могу уснуть, прокручивая в голове подслушанный мной разговор между Отшельником и Тигрицким.

И даже в пот бросает от нервов и недосказанности. Я ведь хотела поговорить, но известие о моем братике помешало. И даже хорошо что я не стала «выяснять отношения».

Мне ведь сразу указали мое место. Мое тело — товар, отношения у нас торгово-рыночные. Не стоит будоражить Льва Сергеевича своими догадками. Это глупо.

Утром нам в номер привозят завтрак. Я чувствую запах жареного бекона еще из своей комнаты. Сонно потянувшись, выхожу в гостиную.

Лев Сергеевич в одних трусах стоит у большого окна и смотрит на город, сложив руки за спиной. Я снова засматриваюсь на его каменные мускулы, как завороженная.

— Доброе утро, — даже не повернувшись в мою сторону, выдает мужчина. — Нам нужно поговорить.

— Хорошо, — я скованно улыбаюсь, проходя к столу. — О чем?

— Это была наша последняя совместная ночь, Дарина, — холодно заявляет Отшельник.

И я даже вздрагиваю. Внутри все напрягается. И в животе как-то неуютно становится. С непониманием смотрю в его широкую спину, распахнув глаза.

— Я что-то сделала не так? — голос позорно дрожит.

— Нет, — обернувшись, строго измеряет меня ледяным взглядом. — Просто я хочу это закончить.

Мне кажется, что внутри меня что-то оборвалось. Я чувствую, как слезы подкатывают. Горло больно обжигает изнутри.

Я молчу.

Только смотрю на Отшельника. Он холодный, строгий и совершенно чужой. Я прожила с ним чуть больше двух недель, но уже успела привязаться. И мне больно. Чертовски больно от его слов.

Я даже и подумать не могла, что все будет именно так.

— Напиши на листке свой адрес, — Лев Сергеевич кивает на ручку и листок в клеточку, явно вырванный из блокнота. — Константин привезет тебе твои вещи и документы.

Я сажусь за стол. Пальцы прошибает токовыми разрядами. Смотрю на этот листок, а у самой перед глазами пелена.

Почему он решил закончить все именно сейчас?

После того, как мы спали вместе в его кровати… после поцелуя… после той нежности, которую он только только начал проявлять.

Я ничего не понимаю.

Кусаю губу и судорожно выдыхаю.

— Лев Сергеевич, я… — фразы застревают в горле опилками.

Не могу найти правильных слов.

Не знаю, что теперь ему сказать.

— Я вам очень благодарна за все, — закрываю глаза, и слезы падают на ровную поверхность стола двумя прозрачными бусинками.

— Я знаю, — тихо, но слишком холодно говорит Лев Сергеевич.

Я не могу на него смотреть сейчас. Состояние просто потерянное и раздавленное.

Я все знала с самого начала! Я была его игрушкой. Он предупреждал, что рано или поздно я уеду из его дома.

Но почему сейчас?

Я не готова с ним попрощаться. Мне нужно было знать об этом заранее. Он должен был меня предупредить, что у нас осталось мало времени вместе!

Я бы подготовилась морально. Мне бы не было сейчас так больно. Под кожей такой холод, что до костей пронимает.

— Пиши адрес и завтракай. Я подожду тебя в комнате.

Я слышу его шаги. Он просто берет и уходит. Он обрывает все нити между нами. Возвращает меня в мою обычную серую жизнь.

Да, я должна радоваться.

Смогу с сентября пойти в институт и сдать все хвосты. Буду учиться дальше и общаться с Тиной, как ни в чем не бывало продолжу работать посудомойщицей в ресторанчике.

Но сейчас сердце на части рвется. И горький осадок стоит во рту.

Так не должно быть. Все не может закончиться сейчас.

Я не готова.

Можно было бы подождать хотя бы до конца лета…

Я поднимаю рассеянный взгляд на закрытую дверь в комнату Льва Сергеевича. Он ведь специально снял такой номер, чтобы мы не спали вместе. Он уже вчера знал, что сегодня решит вычеркнуть меня из своей жизни.

Я ему надоела.

Просто надоела…

У него может быть тысяча других девушек.

А я очередная в коллекции Отшельника. Просто не верится.

«Ну и дура же ты, Дарина!» — усмехается внутренний голос. — «Ты действительно поверила, что Отшельник сможет влюбиться в тебя?»

Я сильно зажмуриваюсь и изо всех сил стараюсь сдержать стон, вырывающихся из груди. Мне слишком больно. Неожиданно больно.

Сжимаю пальцы в кулаки и глубоко дышу, приводя себя в чувства.

Жизнь не закончилась.

И я должна благодарить Льва Сергеевича за все, что он для меня сделал. Но от обиды я просто сейчас убить его готова.

Я его ненавижу!

Он подсадил меня на этот наркотик — секс с ним, жизнь в его доме, прогулки по его лесу.

.

Это выше моих сил. И как бы я не старалась убедить себя в том, что Лев Сергеевич не был в ответе за мои возникшие чувства, болезненный спазм все равно сжимает мне горло.

Я беру ручку дрожащей рукой, в кончиках пальцев вибрирует ток. Часто моргаю, разгоняя позорные слезы. Я такая жалкая сейчас… наверно, даже слишком.

Вывожу адрес и откладываю листок. Громко всхлипываю.

Мне бы позавтракать, да от таких новостей кусок в горло не лезет. Не верится. Мне просто не верится.

Умываюсь в ванной, рассматриваю свое лицо с красными влажными глазами. У меня даже взгляд потух. Я всегда была сильной и жизнерадостной. Старалась такой быть изо всех сил. И как бы жизнь не давила, я всегда находила в себе силы и продолжала оптимистично смотреть на мир.

Сейчас даже не знаю, смогу ли.

— Дарина, — голос Отшельника и короткий стук в дверь заставляют меня вздрогнуть и схватить полотенце.

— Секунду, — отзываюсь сипло.

Быстро вытираю лицо насухо и открываю дверь.

— Нам нужно поторопиться, — Лев Сергеевич окидывает меня безразличным взглядом.

— Ладно, — киваю. — Я уже готова.

— Отвезу тебя в больницу к маме и брату.

— Хорошо.

Я заглядываю в его глаза — голубо-серые ледышки. Все еще надеюсь, что сейчас он скажет, что передумал.

Скажет, что пошутил!

И я останусь рядом с ним еще хотя бы на немного, потому что мне это чертовски нужно.

Но Лев Сергеевич равнодушно улыбается и бросает совершенно отстраненное:

— Пойдем.

На улице пасмурно. Дождь противной изморосью ложится на мое опухшее от слез лицо. Я складываю руки под грудью, а потом и вовсе обнимаю свои ребра в поисках тепла.

Ветер такой, что до костей пробивает. И в лицо продолжают и продолжают лететь мелкие капли дождя.

Я сажусь в большую машину на пассажирское сидение и пристегиваю ремень безопасности. Мужчина быстро занимает место за рулем.

Тачка ревет мотором.

И мне реветь хочется.

Неужели все это в последний раз?

Смотрю на Отшельника не отводя взгляда. Рассматриваю его длинные пальцы, которыми он слегка сжимает кожаный гладкий руль. На его идеальный черный пиджак, обнимающий плотной тканью сильные натренированные руки. На красиво постриженную бороду и четкие скулы.