Меня в буквальном смысле зашвырнули в камеру, на этот раз в другую, не тот обезьянник, а именно камеру, только от смены названия приятнее в этом жутком месте не стало. Судя по тому, сколько времени я провела в этом, с позволения сказать, отделении правосудия, была дремучая ночь… В клетке, как про себя я назвала то место, куда меня бросили, не было ровным счетом ничего из того, что составляет понимание приличного места обитания- только параша, умывальник и деревянная скамейка, которая и послужила мне местом для сна. Только вот сон, конечно же, не шел… Мой рейс в Дубай давно улетел… Без меня… Я лежу хрен знает где, совершенно одна, на нарах. Зато, сука, свободная… На глазах появились слезы… Не было у меня таких денег… Даже если бы попросила тетку оперативно продать виллы, что тоже крайне проблематично, от силы бы наскребла половину… Счета Арсена арестованы… Да и не обращусь я к нему теперь, он же, тварь, специально такую ситуацию и создал… Думал, приползу к нему на пузе… Так что придется мне идти по суд со своим прекрасным бывшим благоверным… Видимо, судьба так тыкает меня мордой в дерьмо, как нашкодившего котенка- чтобы знала свое место, не питала иллюзий, что от Арсена можно куда-то скрыться…

Шел уже третий день, как я сидела здесь. Никто больше ко мне не подходил, никто со мной не разговаривал… Казалось, это помещение вообще вымерло. И если бы не приходящий пару раз в день все тот же толстый мужик в форме, который приносил мне тошнотворную еду, сложилось бы впечатление, что я в каком-то кошмарном сне, или вообще- в постоянном глюке… Что это какое-то гребанное чистилище… Наказание мне за все грехи…

Единственные две мысли, которые грели меня, лежащую на холодной скамейке в окружении серости бетонных стен, была мысль о сыне, который в безопасности и тепле… И об Алмазе… Мужчине, живущем своей жизнью, где нет места мне, но который стал единственным счастливым лучом в моей мрачной, безрадостной жизни… Я задумалась, была бы у меня сейчас возможность связаться с ним, сделала бы это, попросила бы его о помощи? Нет, категоричное нет… Слишком много грязи было вокруг меня… Слишком сильно Арсен унизил меня в глазах человека, мнение которого единственное мне было важно в этом мире… Та проклятая ночь, когда Капиев насиловал меня у окна под его пристальным взором до сих пор стояла в моей голове, словно это было только вчера… И я даже не знаю, что стало для меня более глубокой травмой- та страшная ночь или день, когда Арсен прикоснулся ко мне впервые…

На четвертый день про меня, казалось, и вовсе забыли… Не было ни толстого мента, ни еды, ни воды… Совершенно ничего… Я даже начала звать кого-нибудь, потому что банально в голове стало мутиться… Сидела, обхватив свое тело холодными руками, прикрываемая только тонкой домашней туникой, и сходила с ума от ужаса, бьющего, словно конвульсиями, озноба и одиночества… Если они хотели меня сломать, то сломали… Молодцы…

Самое ужасное, я не понимала, почему меня бросили? Они ведь дали мне время подумать, типа ждали от меня ответа… Почему же никто не приходил его от меня получить, каким бы он ни был, этот ответ… Когда я услышала, наконец, приближающиеся в темноте ко мне шаги и резко, с надеждой, подняла на них голову, сомнений в том, что это какая-то бесчестная игра, в которой я подопытная, не осталось… Передо мной стоял человек, появление которого послало по моему телу тысячи мурашек… Страшно. Мне было очень страшно… Он пришел за мной…

Глава 39

Камила

— Привет, кукла! Как дела? — раздался низкий голос возле меня, а я мысленно вжалась в стенку еще сильнее. Я умирала от жажды и голода. Казалось, в буквальном смысле, но даже эти мотивированные инстинктом чувства уходили на второй план перед неприязнью и страхом перед Аушеровым…

Он нагнулся ко мне, приложил к моим губам бутылку, положив по-свойски вторую руку мне на плечо, сжимая его, но я, собрав последние силы, резко вывернулась из его захвата, меня тошнило от его близости, даже несмотря на то, что он держал в руках заветную воду.

Тогда эта тварь просто взяла и медленно вылила ее содержимое на мою тонкую шелковую тунику. Специально так, чтобы влага попала куда угодно, только не в мой рот… Намокшая тонкая материя тут же предательски облепила мою грудь, вызвав похотливую усмешку Аушерова.

— Ух, какая, а? Какой размер, третий? Люблю буферастых телок… Но только, чтобы так, как у тебя- не перезрелые арбузы, а плотные дыньки. Натуральные… Сочные…

Нагло сжал мои груди, припечатывая прямо сидящей на полу к стене. А потом так же грубо, не церемонясь, сильно тиская полушария, заставил подняться, протащив по стене наверх.

— Ну вот и попалась, птичка… — припечатал свое тело ко мне, поелозил бедрами, чтобы я почувствовала его эрекцию, — как же, сука, яйца сводит от твоего присутствия, Камила… Ты мне скажи, почему я так долго ждал… Почему давно не порешал все вопросы, почему не забрал тебя у него давно?

Нагло накрывает своими губами мои, выдыхая мне в рот, кусая.

Что такое творит и говорит этот больной ублюдок?

Я воспользовалась моментом и со всей силы заехала ему по роже. Все-таки отвращение пересилило страх…

И эта мразь ответила. Сильно, наотмашь. Так, что искры посыпались из глаз. Даже Арсен так не бил… Даже когда был очень зол… Его наказания были более изощренными… Они были болезненными скорее морально… А это… Он не церемонился. Плевать-мужик перед ним или баба. Просто ударил меня по лицу так, что скула загорелась огнем, а бровь начала кровить. На его руке была печатка. Видимо, ею меня и порезал…

Я скукожилась и схватилась за щеку, изо всех сил борясь с желанием разрыдаться… Не может быть такого… Как… Почему… После всего того, что я пережила, я опять на полу, на коленях, перед ненавистным мужиком… Что же за карма у меня такая…

Он увидел свою работу, недовольно поцокал языком, вытащил небрежно платок из кармана приложил его к моей брови.

— Зачем провоцируешь, кукла? Я не твой подкаблук Капиев. Из меня веревки вить не получится. Придется тебе переучиваться… Ну ничего, воспитаем… Будешь идеальной для меня, сладкая… Не бойся… Хорошо вести себя будешь, не обижу… Не дрефь… Бабам обычно все нравится, пока выебываться не начинают и много на себя брать… — оскалился хищно, продолжая лапать меня, даже не касаясь, одним своим сальным взглядом, — но тебе я даже разрешу взять на себя больше, чем обычно разрешаю… Ты особенная, Камила… Тебя я давно дожидался со стояком наперевес…

— Почему я должна переучиваться? Что ты вообще несешь? Что делаешь здесь?!

— Ты, Камила, кажется забыла, а я ведь тебя предупреждал… — подошел, навис теперь сверху, водит большим пальцем по подбородку, остальными четырьмя приподнимая мою голову, — нельзя меня наебывать… А ты решила, что самая умная, да, глупышка? Ну, ничего… Умной тебе быть не надо… Умные редко бывают красивыми… Оставайся лучше просто красивой…

— Я не обманывала тебя, ты прекрасно знаешь… Все твои претензии- это блеф, Аушеров… Ты мне воздух пытаешься задорого продать…К стенке припер в буквальном смысле, не по-мужски это…

Хрипло смеется. Недобро…

— И второе, что тебе говорил, тоже забыла, кукла… Я ведь всегда вам всем даю выбор… И тебе дал… По-честноку ко мне прийти с бумажками или побежать у меня под носом свои аферы плести глупые… Ты второе выбрала… Пришла бы по-хорошему, не сидела бы сейчас полуголая на полу в тюряге…

— Ты ведь знал, что эти бумажки Арсену не навредят… ты знал, что они мой приговор, не его… зачем тогда…

Цокает языком. Как же меня бесила и пугала эта его черта…

— Камила, Камила… Совсем ты заблудилась в трех соснах, девочка… И все никак не поймешь, кто тебе друг, а кто-враг… Вот именно… Правильно мыслишь… Бумажки-приговор тебе… Думаешь, их почему Капиев припрятал? Чтобы тебя шантажировать, как оказия выпадет… Думаешь, он не понимал, что попытаешься от него сбежать, как только его за решетку упекут?