— Ближайший спуск в квартале отсюда. Ты что не видишь трость? — неторопливо прощелкал Нуаркх, убирая руку за пазуху. Наемник закатил огромные глаза и разочарованно покачал головой. Пренебрежительность обернулась осторожным интересом, когда в руке Нуаркха блеснула не взятка, но затертая стальная монетка с изображением герба Пяти Копий.

— Эта штука, даже если она подлинная, не убеждает меня доверять тебе, — скептично отреагировал Синит, — как тебя зовут, и кто дал тебе эмблему?

— Зовут — Нуаркх, символ получил от Орека Каламита, — тоннельник протянул монету наемнику, не обращая внимания на вибрирующую холку вновь насторожившегося иглошерста.

— Каламит… Каламит… Это имя ничего мне не говорит. Разве что, судя по нему, он бледный, верно? — выжидающий взгляд Синита замер на лице Нуаркха.

— Для бледного у него чересчур роскошные усы.

— Это верно, — усмехнулся Синит и немного расслабился. Напрягшиеся предплечья обмякли, а мозолистые пальцы отодвинулись от пояса с оружием, — Каламит — настоящая знаменитость, я пока не до конца уверен. Скажи, в каких бастионах Пяти Копий ты бывал?

— Бастионах Галафея, Перекрестка и в том, что свешивается с ветвей Даурги Белого.

— Я родился и вырос в белой кроне, — тихо пропел Наемник и, закатив глаза, оперся о стену, — напомни какого цвета своды бражного зала в моем родном бастионе.

— Их невидно под слоями шкур, — маска вновь подвела Нуаркха, не справившись с явными нотками утомленности, — но я точно помню, что там меня принимали без затянувшихся расспросов.

— Вопросы были для твоего же блага. Если ты пытаешься проникнуть в бастион, не имея на это права, то, поверь, лучше выяснить сейчас. Тогда отделаешься только парой переломов и укусов, — Синит, не моргая, уставился на тоннельника, а затем усмехнулся и добавил более добродушным тоном, — Но! Если ты не лжешь, то добро пожаловать в бастион, союзник. Мое имя — Силмва. Будут вопросы… доставай кого другого. Да, и не обращай внимания на проволочки, у меня не было выбора. Сам видел, что твориться на улицах. К тому же под нашей охраной находиться особый гость. Не буду портить тебе сюрприз.

— Уже сгораю от нетерпения, — отозвался Нуаркх, не утруждая маску какими-либо эмоциями.

— Поверь, даже ты удивишься, — усмехнулся Наемник, — проходи. Только Слезы оставь. Ты же тоннельник, они всегда у вас есть.

— А нож тебе не отдать, вместе с тростью? — Нуаркх неохотно протянул кошельки.

— Зубочистку оставь себе, а лучше обзаведись чем-нибудь поприличнее.

— Как раз намеривался заняться этим, — Нуаркх перешел на приглушенный, осторожный тон, — могу я рассчитывать на вашу помощь?

— На что ты намекаешь?! Торговля артефактами ткачей в Саантире запрещена! — раздраженно отрезал Синит, насупив брови. Через секунду суровая мина пошла трещиной улыбки, — если хочешь узнать, к чему приводят подобные неосторожные расспросы, обратись к Змею Урба Гаору.

— Тот самый Черный Лед осел в Саантире? — Нуаркх мысленно перебрал сумасшедших Лим'нейвен, которых Гаор обезглавил за последние шесть десятилетий. Имя Синагара Галафейского Губителя вспыхнуло особенно ярко, — у него точно завалялась парочка занятных трофеев.

— Не сомневайся в этом, костяшка. Только убедись, что в карманах достаточно Хаков, — Силмва осклабил загнутые клыки, — Наедешь его этажом ниже рядом с кострами бражного зала. Гаора непросто пропустить. За полтора века он отъелся до весьма внушительных размеров, а еще у него слабость к цветастым тряпкам. Хотя, в этом он не выбивается из толпы остальных Змеев.

— Кажется, он был в зеленой попоне, когда приносил завтрак, — Синит опустил глаза и задумчиво поскреб бритый череп, — раздражающее бряцанье золотых монеток на бахроме все еще звенит в ушах.

— Передам Гаору, что ты меня послал.

— Буду благодарен, а теперь перестань отвлекать и проходи, наконец. Обстановка неспокойная, — Синит сдвинулся в сторону, освобождая Нуаркху путь к вратам. Створки открылись без видимой помощи. Не слишком почтительно перешагнув через хвост иглошерста, Нуаркх погрузился в темноту, которая зияла внутри бастиона.

— Старайся не делать резких движений, — прошептал Синит, заглядывая в сужающуюся расщелину двери.

Глаза Нуаркха не сразу привыкли к прохладному, сырому мраку и зацепились за островок мерцающего зеленоватого света. Рой светлячков копошился в хрустальной бутыли и проливал свечение на клочок пола, выстланный голубым Синским мхом. Свет мягко касался и пожилого, но крепкого, бледного. Густые тени подчеркивали выступающие позвонки, глубокие морщины на лице и безобразный шрам, бегущий от уголка тонких губ до жидких зарослей седой щетины. Хинаринец стоял на одном колене и возился со стальной конструкцией, которая была вдвое выше его самого. Только через пару секунд Нуаркх узнал в груде начищенной стали шлем, который повторял хищные черты Хоакса.

— Фалариин'Aф'виурам'Аф'Ортисс, — властная команда Хинаринца перекрыла шуршание, царившее в комнате. Эхо начало блуждать под сводами просторного зала, а в конус света протянулась массивная лапа, покрытая пышным буро-золотым опереньем. Четыре кожистых пальца, каждый толщиной с ногу Нуаркха, осторожно подцепили шлем за пластинчатый шлейф и постарались аккуратно перевернуть доспех. Лапа Хоакса оказалась слишком неуклюжей, шлем со скрежетом рухнул и разогнал ударную волну, которая подстегнула боль в ногах Нуаркха. Когтистые пальцы спазмически согнулись и отпрянули обратно во мрак, но Хинаринец настиг их увесистой затрещиной и грязно выругался. Исполинская туша Хоакса вздрогнула, и сама тень, заполнявшая зал, пришла в движение. Следом проснулись еще несколько гигантов. Один из них приподнялся на задние лапы и почесался холкой о покатые своды, находившиеся на высоте трех этажей. Опускаясь, Хоакс расправил крылья и разогнал тугую волну сжатого воздуха, которая толкнула Нуаркха в грудь. Хинаринец отвлекся от починки шлема, снова выругался и, наконец, обратил внимание на приближающегося тоннельника.

— Ты у нас надолго? — старик развернулся к Нуаркху. С его акцентом даже грубый Хинар'аурат отдалено напоминал ветер, воющий в узких переулках Фенкриса.

— А тебе зачем? — недоверчиво вернул вопрос Нуаркх, отмахиваясь от дружелюбной стаи подрастающих иглошерстов. Животные пихали тоннельника в колени и заинтересованно обнюхивали ладонь, которая недавно держала кровяную колбаску. Обонятельные ворсинки на острых кожистых мордочках распознали манящий аромат, и разветвленные языки облепили руку. Щенки быстро отступили, стоило самому крупному из них, захватившему роль вожака, получить размашистый шлепок по морде.

— Вижу, ты умеешь обращаться с животными, — низким раскатистым голосом заметил Хинаринец, медленно разгибая пощелкивающие подагрические колени, — один из нас притащил беременную самку Урбской долгоножки. Она понесет яйца недели через три. Возьми одно из них, и оно не окажется на серебряной тарелке Саантирской знати.

Нуаркху доводилось иметь дело с долгоножками. Был он свидетелем их стойкости, неприхотливость, а также сцен, в которых они перегрызали позвоночники Змеям. Спустя минуту задумчивого молчания, он изъявил желание осмотреть самку.

— Не переживай, будущая мать успела зарекомендовать себя надежной опорой. Впрочем, животным в любом случае пора просыпаться.

Подойдя к стене, старик навалился на железный рубильник, который привел в движение паутину тросов, бегущую вдоль стен. Смазанные механизмы зашелестели, канаты зашуршали по проворачивающимся блокам, и занавески на окнах синхронно разъехались в стороны. Лучи света, очерченные пыльцой и водяным паром, пронзили густой полумрак. Солнечные блики заплясали на гладких контурах начищенной брони Хоаксов, растянутой под потолком. Изящные латы из легкой Нар'дринской стали включали монолитную кирасу, увенчанную парой кожаных седел, и крупные пластины, бегущие вниз по спине. Места, где гибкость и подвижность были важнее непробиваемой брони, защищали треугольные чешуйки. Покачивающиеся рукава, отмеченные острыми налокотниками, заканчивались латными рукавицами с серпами стальных когтей.